Главная страница


Абу Рейхан Бируни

"Индия"

Во имя Аллаха, милостивого, милосердного!

Книга Абу-р-Райхана Мухаммада ибн Ахмада Ал-Бируни,

содержащая разъяснение принадлежащих индийцам учений, приемлемых разумом или отвергаемых




Поистине правдивы слова того, кто говорил: "Сообщение не то, что видение воочию"; так как при видении воочию смотрящий своими глазами воспринимает сущность наблюдаемого [явления] в тот момент, когда оно происходит, и на том месте, где оно протекает. Но если бы сообщению не сопутствовали свои недостатки, его преимущество перед видением воочию и наблюдением было бы явным, поскольку они ограничены бытием, не выходящим за пределы известных отрезков времени, а сообщение может брать эти отрезки времени совокупно с предшествующим им и непосредственно следующим за ними моментами. Таким образом, вследствие этого сообщение объемлет и то, что есть налицо, и то, чего нет. Письменное сообщение есть один из видов сообщения и, пожалуй,, более предпочтительный, чем какой-либо другой, ибо откуда мы знали бы предания народов, если бы не вечные памятники пера?
Далее, сообщение о каком-либо факте, существование которого допускается естественным порядком вещей, одинаково может принять правдивый или ложный вид. Правдивость или ложность ему придают передатчики вследствие противоречивости интересов и из-за того, что взаимные раздоры и распри одолевают [все] народы.
Один сообщает ложное, следуя своим наклонностям, и вследствие этого он или превозносит той ложью свою породу, так как сам происходит из нее, или - [опять-таки] следуя своим наклонностям - поносит враждебную породу, чтобы в этой лжи достичь успеха согласно своему желанию. Но ведь известно, что и то и другое вызывается достойными порицания побуждениями страсти и гнева.
Другой сообщает ложь об определенной группе [людей], которую он любит из благодарности или ненавидит вследствие неприятности, [случившейся между ними]. Такой передатчик стоит близко к первому, так как причина его действия кроется в побуждениях приязни или неприязни.
Третий лжет, либо стараясь достичь блага, - по низости натуры, либо опасаясь зла, - вследствие малодушия и страха.
Есть такие, которые лгут по врожденной склонности, словно они ; вынуждены лгать, будучи не в силах поступить иначе, а это [также вызывается] побуждениями порочности и глубоко укоренившейся испорченностью натуры.
[Наконец,] бывают такие, которые сообщают ложное по невежеству, слепо повторяя [сообщения] передатчиков. Если число передатчиков велико или их группы следуют одна за другой, [образуя непрерывную цепь], то он и эти передатчики являются посредниками между слушателем и первым выдумщиком лжи. Если убрать их, то останется тот первый - один из [типов] перечисленных нами преднамеренных лжецов.
Только тот, кто сторонится лжи и придерживается правды, достоин одобрения и похвалы, даже по мнению лжецов, не говоря уже о других. Ведь сказано: "Говорите истину, даже если она против вас самих". Мессия - мир ему - говорил в Евангелии в таком смысле: "Не страшитесь силы царей, говоря перед ними правду, ведь они властны только над вашим телом, а над душами вашими нет у них власти". Этими словами он повелевает проявлять истинное мужество. То [моральное] качество, которое толпа принимает за мужество, видя стремление идти в бой и дерзкую готовность броситься навстречу гибели, есть только одна из его разновидностей; самое же мужество, возвышающееся над всеми другими его разновидностями, заключается в презрении к смерти, все равно - выражается ли оно в речи или в действии.
Как справедливость по своей природе вызывает одобрение, своей сущностью снискивает любовь, привлекает присущей ей красотой, точно так же обстоит и с правдой; иначе, относится к ней тот, кто не изведал ее сладости, или тот, кто познал ее, но остерегается ее, подобно тому знаменитому лжецу, который, будучи спрошен, говорил ли он когда-нибудь правду, отвечал: "Если бы я не боялся быть правдивым, я бы сказал - нет". Лжец отклоняется от пути справедливости и предпочитает склониться к насилию, лжесвидетельству, нарушению верности, захвату чужого имущества обманом, воровству и прочим порокам, от которых происходит порча мира и рода человеческого.
Когда я однажды зашел к учителю Абу Сахлу 'Абд ал-Мун'иму ибн 'Али ибн Нуху ат-Тифлиси, - да поддержит его Аллах! - я застал его бранящим автора книги о му'тазилитах за его стремление исказить слова му'тазилитов: "Подлинно Аллах всевышний - знающий по своей сущности"; это положение их учения автор в своем изложении выразил так, как будто они говорят: "Подлинно у Аллаха нет никакого знания", - чтобы внушить темному люду представление, что му'тазилиты, приписывают невежество Аллаху, - преславен он и свят!- он выше такого и иных неподобающих свойств! Тогда я ему указал на то, что мало кто не следует этим путем из тех, кто берется изложить учение своих [идейных] соперников или противников, и что когда речь идет о толках и сектантских расхождениях в пределах одной религии вследствие их взаимной близости и переплетения друг с другом, подобная недобросовестность выступает явно; но такой метод изложения бывает скрыт, когда речь идет о различных религиозных системах, в особенности, если они не имеют ничего общего ни в основных догмах, ни в частностях. Происходит это вследствие их взаимной отдаленности и сокровенности пути взаимного ознакомления. Все имеющиеся у нас книги по различным учениям и трактовке [всяких] воззрений и верований содержат лишь такого рода изложение. Тот, кто не знает истинного положения вещей в излагаемых им учениях, черпает из них лишь то, из-за чего ему остается или только устыдиться перед последователями тех учений и знатоками их, если им движет благородство, или же - упрямиться и упорствовать, если в нем преобладает низость. Тот, кто познал истинное состояние [тех учений], должен приложить все свои силы, чтобы вывести их из области сказаний и легенд, которые можно слушать для забавы и удовольствия, но никак нельзя принимать за правдивое и достоверное.
Как к примеру, иллюстрирующему содержание нашей беседы, мы обратились к религиям и верованиям индийцев. Тогда я указал, что большая часть написанного в книгах об этих религиях и верованиях ложно им приписана, из одной книги в другую переносится, подобрана там и сям, перемешана, не исправлена в соответствии с мнениями индийцев и не отшлифована. Я не нашел среди авторов книг о различных учениях ни одного, кто бы преследовал цель излагать объективно, без всяких пристрастий и примесей, за исключением Абу-л-'Аббаса ал-Ираншахри, который не был приверженцем ни одной из религий и один придерживался изобретенной им самим [религии], к которой призывал [и других]. Он хорошо изложил вероучения иудеев и христиан, а также содержание Пятикнижия и Евангелия и превосходно рассказал о последователях Мани и о содержащихся в их книгах известиях об исчезнувших религиях. Но когда он дошел до вероучения индуистов и буддистов, его стрела прошла мимо цели и в конце ошибочно попала в книгу Зуркана, и он переписал из нее все в свою книгу. А то, что им не заимствовано из нее, по-видимому, услышано им среди простонародья из индуистов и буддистов.
Когда учитель [Абу Сахл ат-Тифлиси] - да поддержит его Аллах! - перечитал впоследствии те книги и нашел, что дело в них обстоит, как описано выше, он стал побуждать меня написать книгу о том, что я узнал от самих индийцев, чтобы она стала помощью для тех, кто хочет оспаривать их [учения], и сокровищницей для тех, кто стремится общаться с ними. Согласно его просьбе я выполнил это дело. При этом я не делал необоснованных нападок на противника и не считал предосудительным приводить его собственные слова, - хотя бы они и противоречили истинной вере и ее приверженцу было бы неприятно слушать речи противника, - ибо такова вера индийца и ему она лучше видна и понятна.
В этой книге нет места полемике и спорам, и я не занимаюсь в ней тем, чтобы приводить аргументы противников и оспаривать тех из них, кто отклоняется от истины. Она содержит только изложение: я привожу теории индийцев как они есть и параллельно с ними касаюсь теорий греков, чтобы показать их взаимную близость. Ведь греческие философы, хотя и усердно искали истину, в действительности во всем, что связано с воззрениями народных масс, не выходили за пределы аллегорий их религии и установлений их закона.
Наряду с теориями греков я не стану упоминать теории других, разве что упомяну теории суфиев или одной из христианских сект, поскольку все они имеют много общего между собой в представлении о переселении душ и о слиянии с божеством,
Я уже раньше перевел на арабский язык две книги: одну о началах и описании всех созданий, называемую "Санкхья", а другую об освобождении души от телесных уз, известную под названием "Патанджала". Эти две книги содержат большинство основных положений, на которых зиждется вера индийцев, но не частные религиозные правила. Я надеюсь, что эта книга заменит обе названные и все прочие книги подобного содержания и позволит охватить предмет со всех сторон, если на то будет воля Аллаха. Вот перечень глав книги. Порядковые номера и названия глав

Глава I, в которой излагаются и устанавливаются общие сведения об индийцах до начала нашего рассказа о них.

Глава II, в которой излагается вера индийцев в бога, - хвала ему!

Глава III, где рассказывается о вере индийцев относительно разумных и чувственных созданий.

Глава IV - о причине действия и связи души с материей.

Глава V - о состоянии душ и их странствии в мире посредством переселения из одного тела в другое.

Глава VI, рассказывающая об иных мирах и местах воздаяния в раю и аду.

Глава VII - о том, как происходит избавление от бренного мира, и описание пути, ведущего к этому.

Глава VIII - о различных видах созданий и их названиях.

Глава IX, рассказывающая о кастах, которые индийцы называют "цветами", и более низких кастах.

Глава X - об источнике религиозных и светских законов индийцев, о пророках и о возможности отмены отдельных законов.

Глава XI - о начале поклонения идолам и о том, каковы эти идолы.

Глава XII, где рассказывается о Ведах, пуранах и религиозной литературе индийцев.

Глава XIII, где рассказывается о книгах индийцев по грамматике и поэзии.

Глава XIV, где рассказывается об индийских книгах по другим отраслям знаний.

Глава XV, в которой излагаются сведения об индийской системе мер, чтобы облегчить понимание встречающихся в этой книге мер.

Глава XVI, в которой излагаются сведения об индийском письме, арифметике и тому подобных предметах и некоторых индийских обычаях, которые могут показаться диковинными.

Глава XVII, где рассказывается об их науках, которые простирают крылья над горизонтом невежества.

Глава XVIII, содержащая различные сведения об их стране, реках, море и некоторых расстояниях между их областями и границами.

Глава XIX - о названиях планет, знаков зодиака, лунных станций и тому подобном.

Глава XX, в которой рассказывается о Брахманде.

Глава XXI - о форме земли и неба согласно религиозным представлениям, которые восходят к устным известиям и преданиям.

Глава XXII, где рассказывается о полюсе и преданиях о нем.

Глава XXIII, где рассказывается о горе Меру согласно представлениям, коих придерживаются авторы пуран и другие.

Глава XXIV, в которой подробно рассказывается о семи двипах по пуранам.

Глава XXV, где рассказывается о реках Индии, их истоках и их течении через различные области.

Глава XXVI - о форме неба и земли по учению индийских астрономов.

Глава ХХVII - о первоначальных двух движениях по учению индийских астрологов и авторов пуран.

Глава XXVIII - об определении десяти стран света.

Глава XXIX - об определении населенной части земли согласно представлению индийцев.

Глава XXX, в которой рассказывается о Ланке, известной под названием "Купол Земли".

Глава XXXI - о разнице расстояний между областями, которую мы называем "разностью двух долгот".

Глава XXXII, где рассказывается о длительности и о времени вообще, о сотворении мира и его гибели.

Глава XXXIII - о различных видах суток и о дне и ночи.

Глава XXXIV - о делении суток на меньшие части.

Глава XXXV - о различных видах месяцев и годов.

Глава XXXVI - о четырех мерах времени, которые называются мана.

Глава XXXVII - о частях месяца и года.

Глава XXXVIII - о том, что составляется из суток, включая длительность жизни Брахмы.

Глава XXXIX - о том, что превосходит длительность жизни Брахмы.

Глава ХL, в которой рассказывается о сандхи, то есть промежутке, соединяющем два отрезка времени.

Глава ХLI - о разъяснении терминов кальпа и чатур-юга и об определении одного из них посредством другого.

Глава ХLIІ - о делении чатур-юги на юга и о противоречивых мнениях по этому вопросу.

Глава ХLIII - об особых чертах, присущих четырем югам, и рассказ обо всем, что ожидается в конце четвертой из них.

Глава ХLIV, в которой рассказывается о манвантарах.

Глава ХLV, рассказывающая о созвездии Большой Медведицы.

Глава ХLVІ - о Нараяне, его появлении в разные времена и о его именах.

Глава ХLVІІ, рассказывающая о Васудеве и войнах Бхаратов.

Глава ХLVІІІ - о разъяснении меры акшаухини.

Глава ХLIХ - общие сведения об эрах [индийцев].

Глава L - о том, сколько звездных циклов входит в каждую кальпу и каждую чатур-югу.

Глава LI - об объяснении терминов адхимаса, унаратра и ахаргана, выражающих различные периоды, составленные из дней.

Глава LII - об общем объяснении вычисления ахарган, то есть обращении годов и месяцев в дни и обратном действии по переводу дней в годы.

Глава LIII - об обращении годов [в месяцы] частными действиями, применяемыми для некоторых подразделений времени [в эрах].

Глава LІV - о вычислении среднего положения планет.

Глава LV - о порядке, расстояниях и размерах планет.

Глава LVІ - о лунных станциях.

Глава LVІІ - о солнечных восхождениях звезд и рассказ о жертвоприношениях и обрядах индийцев в это время.

Глава LVІІІ - о последовательной смене прилива и отлива в водах океана.

Глава LIХ, рассказывающая о солнечном и лунном затмениях.

Глава LХ, где рассказывается о парване.

Глава LХI - о хозяевах времени с точки зрения религиозного закона и астрономии и о других примыкающих к этому вопросах.

Глава LХII - о шестидесятилетней самватсаре, называемой также шаштьябда.

Глава LХІІІ - о том, что особо касается брахманов, и о том, что они должны делать в течение своей жизни.

Глава LХІV - об обычаях, которым следуют на протяжении своей жизни представители других, кроме брахманов, каст.

Глава LХV, рассказывающая о жертвоприношениях.

Глава LХVІ - о паломничестве и посещении почитаемых мест.

Глава LХVІІ -о милостыне и о том, что следует с имущества.

Глава LХVІІІ- о том, что дозволено и запрещено для употребления в пищу и питье.

Глава LХІХ - о браках, месячных, о состоянии зародышей и о родах.

Глава LХХ - о судебных тяжбах.

Глава LХХІ - о наказаниях и искуплениях.

Глава LХХII - о наследствах и правах умершего на наследство.

Глава LХХІІІ - о выполнении долга по отношению к телу умершего и правах живых на свои тела.

Глава LХХІV - о посте и его разновидностях.

Глава LХХV - об определении дней поста.

Глава LХХVІ - о праздниках и увеселениях.

Глава LХХVІІ - об особо почитаемых днях, о счастливых и несчастливых моментах для достижения [небесной] награды.

Глава LХХVІІІ, где рассказывается о каранах.

Глава LХХІХ, рассказывающая о йогах.

Глава LХХХ, в которой рассказывается об основах юдициарной астрологии индийцев и дается краткое изложение их вычислений.

Итого восемьдесят глав.

ГЛАВА I, В КОТОРОЙ ИЗЛАГАЮТСЯ И УСТАНАВЛИВАЮТСЯ ОБЩИЕ СВЕДЕНИЯ ОБ ИНДИЙЦАХ ДО НАЧАЛА НАШЕГО РАССКАЗА О НИХ

Прежде чем приступить к осуществлению поставленной нами цели, мы должны составить представление о тех обстоятельствах, которые сильно затрудняют ближайшее рассмотрение всего, что касается индийцев. Знание этих обстоятельств или облегчит нам дело или послужит нам извинением. Дело в том, что при разобщенности остается скрытым то, что при общении ясно обнаруживается; а разобщенность между нами и индийцами существует по ряду причин.
Одна из них заключается в том, что этот народ отличается от нас во всем, что народы могут иметь общего, и прежде всего в языке, хотя такое различие существует и между другими народами. Когда кто-нибудь стремится овладеть языком, чтобы устранить это препятствие, оказывается, что это не легко, так как он в сущности своей необычайно богат и обширен; он напоминает арабский язык тем, что одна и та же вещь имеет в нем несколько названий, как коренных, так и производных, и что для обозначения разнообразных предметов употребляется одно и то же слово. При употреблении такие слова требуют добавочных определений, так как иначе лишь тот может различить их значения, кто способен постичь расположение слов и уловить смысловую связь с предшествующим и последующим. Индийцы, подобно другим народам, гордятся такими качествами своего языка, тогда как в действительности это является недостатком в языке.
Далее, язык подразделяется на обиходный язык, употребительный только среди простонародья, и на оберегаемый чистый язык, к которому обращаются только достойные и искусные люди и который подчиняется разнообразным правилам словоизменения и этимологии и всем тонкостям синтаксиса и риторики.
Кроме того, некоторые согласные звуки, входящие в состав этого языка, не соответствуют звукам арабского или персидского языка и никак на них не походят. Самый наш язык и язычок с трудом повинуются нам, чтобы образование звуков происходило в надлежащем месте, наше ухо едва способно воспринимать их, отличая от сходных и близких звуков, а наши руки не могут записать их согласно их произношению.
И потому бывает трудно фиксировать что-либо из языка индийцев посредством нашего письма, так как мы, чтобы быть точными, вынуждены ухищряться, изменяя наши [диакритические] точки и значки и передавая его [т. е. язык индийцев] согласно общеизвестным или [специально] выработанным правилам арабской транскрипции.
При всем этом [индийские] переписчики невнимательны к языку и мало заботятся о точности при переписывании и сличении копии с подлинником. Вследствие этого гибнет вдохновенный труд автора, его книга искажается уже при первом или повторном переписывании и текст ее предстает чем-то совершенно новым, в котором не могут разобраться ни знаток, ни посторонний, будь он индиец или мусульманин. Достаточно сказать для пояснения, что мы иногда записывали какое-либо слово непосредственно из уст индийцев, тщательно устанавливая его произношение, а потом, когда мы повторяли его им, они почти не узнавали его, разве что с трудом.
В языке индийцев, как и в языках других иноземцев, возможно сочетание двух или трех согласных без гласных; наши ученые называют их согласными, имеющими скрытую гласную. Поскольку большинство слов и имен в этом языке начинается такими согласными без гласных, произносить их нам бывает очень трудно.
Вместе с тем научные книги индийцев составлены в стихотворной форме, разнообразными размерами в их вкусе. Этим они стремятся сохранить книги в первоначальном состоянии, - предполагая, что они скоро будут испорчены добавлениями и пропусками, - чтобы облегчить их заучивание наизусть, так как они больше полагаются на заученное наизусть, чем на написанное. Известно также, что метрические сочинения не обходятся без элементов искусственности, которые нужны для выравнивания размера, выправления отклонений и восстановления неполноты, что приводит к вынужденному многословию. Это также одна из причин колебания значения слов при употреблении. Таким образом, стихотворная форма сочинений является одной из причин, затрудняющих изучение индийской литературы.
Другая из того же ряда причин заключается в том, что индийцы совершенно отличаются от нас по религии: мы ничего не признаем из того, во что веруют они, и они не признают ничего из того, во что веруем мы. Среди самих индийцев религиозные разногласия редко заходят дальше споров и словопрений, при этом они не станут упорст- вовать, рискуя душой, телом или имуществом. В то же время они совершенно иначе относятся к тем, кто не принадлежит к их числу. Индийцы называют их млеччха, то есть "нечистые", и считают недозволенным ни вступать с ними в брачные или родственные отношения; ни сидеть, есть или пить в их обществе, полагая, что этим они оскверняют себя. Они считают нечистым все, что коснулось воды или огня иноземца, то есть тех двух вещей, вокруг которых вращается вся жизнь. К тому же нельзя и надеяться исправить это каким-нибудь способом, как все загрязнившееся очищается, переходя в состояние чистоты. Им не разрешается принимать никого, кто к ним не принадлежит, даже если он стремится в их среду или склоняется к их религии. Это также делает невозможной всякую связь и создает сильнейшую отчужденность.
Третья [причина нашей взаимной отчужденности состоит в том], что они настолько отличаются от нас по нравам и обычаям, что нашим именем, нашим одеянием и внешним видом они едва ли не пугают своих детей; все, что у нас есть, они считают идущим от дьявола, то есть противоположным тому, что должно быть. Впрочем, подобные предубеждения преобладают не только в наших взаимоотношениях с индийцами, но и между всеми народами в их отношениях друг к другу.
Я знал одного индийца, который мстил нам по такой причине: какой-то индийский царь погиб от руки своего врага, который двинулся против него из наших краев. От него остался младенец в утробе матери, который был затем объявлен царем под именем Сагара. Когда он достиг зрелого возраста, он спросил свою мать об отце; она ему рассказала его историю, от которой он возгорелся яростью. Он выступил из своей земли в страну врага и удовлетворял свою жажду мести к ее народам до тех пор, пока не устал от истребления и уничтожения. Затем он заставил оставшихся в живых носить наши одежды, чтобы этим унизить и опозорить их. Когда я услышал о его деянии, я был благодарен ему за то, что он не принудил нас уподобиться индийцам и принять их обычаи.
Еще одним обстоятельством, которое увеличило существующую отдаленность и отчужденность [между индийцами и другими народами], является то, что религиозная община, известная под названием аш-шаманийа, несмотря на свою сильную ненависть к брахманам, стоит ближе к индийцам, чем к кому бы то ни было. В древние времена в Хорасане, Фарсе, Ираке и Мосуле вплоть до границ Сирии придерживались буддийской религии до той поры, пока Заратуштра не выступил из Азербайджана и не стал проповедовать в Балхе маздеизм. Его учение понравилось Гуштаспу, и его сын Исфандийад стал распространять это учение в странах Востока и Запада силой и мирным путем. Он воздвиг храмы огня от Китая до границ ар-Рума.
Последующие цари отдали этой религии исключительное господство в Иране и Ираке, а буддисты были вынуждены переселиться из них в страны восточнее Балха. В Индии до настоящего времени остается некоторое количество маздеистов, которых там называют мага. Вот откуда начинается отвращение индийцев к хорасанским краям.
Но затем пришел ислам, погибло государство персов и отчужденность индийцев еще больше увеличилась вследствие завоевательных походов мусульман в их страну, когда Мухаммад ибн ал-Касим ибн ал-Мунаббих вступил в землю Синда со стороны Сиджистана и, завоевав города Бахманва и Муластхана, назвал первый Мансура, а второй - Ма'мура, проник в глубь Индии до города Канауджа, попрал землю ал-Кандахара и на обратном пути - пределы Кашмира, то сражаясь, то заключая мирные договоры, оставляя народ при его старой вере, за исключением тех, кто добровольно соглашался обратиться [в новую религию]. Все это посеяло ненависть в их сердцах, хотя после Мухаммада ибн ал-Касима ибн ал-Мунаббиха ни один мусульманский завоеватель не прошел далее пределов Кабула и реки ас-Синда вплоть до дней владычества тюрков, когда они овладели Разной в эпоху Саманидов и власть перешла в руки Насир ад-дина Себуктегина. Последний избрал [своим деянием] войну [против неверных], и отсюда его прозвище. С целью ослабить пределы Индии он проложил для своих преемников те дороги, по которым более тридцати лет совершал походы Йамин ад-даула Махмуд, - да помилует Аллах их обоих [т. е. Себуктегина и Махмуда]! Пользуясь этими дорогами, Махмуд уничтожил процветание индийцев и совершил в их стране такие чудеса, из-за которых они [словно] превратились в развеянный прах и разнесшуюся молву. В результате их разлетевшиеся остатки продолжают очень сильно чуждаться и сторониться мусульман; более того, по причине всего этого их науки прекратили свое существование в завоеванной части страны и удалились туда, где их еще не может настигнуть чужая рука, - в Кашмир, Бенарес и другие подобные места. Вместе с тем разрыв между индийцами и всеми иноземцами в этих частях страны еще более упрочивается благодаря политическим и религиозным побуждениям.
Сверх того, есть еще причины, упоминание которых похоже на поношение индийцев. Эти причины глубоко коренятся в природе их нравов, но совершенно очевидны. Глупость есть такая болезнь, от которой нет лекарства: дело в том, что индийцы убеждены, что земля - это их земля, люди - это представители только их народа, цари - только их правители, религия - только их вера, наука - только та, что у них имеется. Они кичливы, тщеславны и самодовольны, но невежественны. Им от природы свойственно скупиться своими знаниями и исключительно ревниво оберегать их от непричастных к наукам индийцев, а что уж и говорить о прочих, когда они даже не допускают существования других стран на земле, кроме их страны, других людей, кроме ее жителей, какого-либо знания или науки у какого-либо другого народа. Все это в такой степени, что если им сообщают о какой-нибудь науке или ученом в Хорасане и Фарсе, то сообщившего эту весть они считают за невежду и не верят ему по вышеуказанной слабости. Если бы они путешествовали и общались с другими народами, они непременно изменили бы свое мнение, так как их предки не пребывали в такой ограниченности. Варахамихира, один из их достойных ученых, писал, наставляя о необходимости почитать брахманов: "Греки, хотя и нечистые, должны быть почитаемы, так как они стали искусны в науках и превзошли в них других. Что же мы можем сказать о брахмане, который вдобавок к своей чистоте присоединил еще и высоту знания?" Индийцы всегда признавали, что достижения греков в науках превосходят то, что самим им удалось достигнуть в них. Достаточным доказательством может служить пример Варахамихиры, который так восхваляет самого себя и все же приветствует и других.
Вначале среди индийских астрономов я занимал положение ученика по отношению к учителю, так как в их среде я был иноземцем и был недостаточно знаком с их достижениями и методами. Когда я немного продвинулся в ознакомлении с ними, я стал объяснять им причинную связь, демонстрировать им некоторые логические доказательства и показывать им истинные методы математических наук, они стали стекаться ко мне во множестве, выражая удивление и стремясь получить от меня полезные знания. Они расспрашивали меня, у кого из индийских ученых я учился и перенял эти знания, а я им показывал, чего они по-настоящему стоят, и высокомерно ставил себя выше их. Они мне чуть ли не приписывали колдовство и, когда говорили обо мне высокопоставленным лицам на своем языке, называли меня не иначе как морем или водой, несравненно более кислой, чем уксус.
Итак, мы обрисовали общую обстановку [в Индии]. Пути подхода к изучаемой теме оказались очень трудными для меня, несмотря на мою сильную привязанность к ней, в чем я был совершенно одинок в мое время. Я не скупясь тратил по возможности все свои силы и средства на собирание индийских книг повсюду, где можно было предположить их нахождение, и на разыскание тех лиц, которые знали места, где они были укрыты. Кто еще, кроме меня, имел то, что досталось в удел мне? Разве что тот, кому Аллах даровал свою помощь в виде полной свободы действия, которой я был лишен; я же не имел возможности и права приказывать и запрещать: это мне было недоступно, но я благодарю Аллаха за то, что он даровал в достаточной степени.
Я добавлю еще, что греки в эпоху язычества, до появления христианства, придерживались верований, подобных которым придерживаются индийцы: мировоззрение греческой знати было близко к мировоззрению индийской знати, а идолопоклонство простонародья в Греции схоже с идолопоклонством простонародья в Индии. Я сопоставляю воззрения обоих народов по причине их совпадения и взаимной близости, а не ради исправления [их], ибо все, что не является истиной, есть отступление от нее, и неверие [в любой форме] составляет одну религию, так как оно есть отклонение от истины. Однако у греков были в их стране философы, которые выработали для них высшие особые принципы, а не низкие и обыденные, так как знать способна следовать по пути исследования и умозрения, а чернь способна лишь на безрассудство и упорство, если ее избавить от страха и боязни. Это доказывает пример Сократа, который, в противоположность черни своего народа, не поклонялся идолам и отказался своими устами называть звезды божествами, и то, как одиннадцать из двенадцати судей Афин вынесли ему смертный приговор, и он умер, не отказавшись от истины. У индийцев не было подобных ему людей, которые смогли бы придать наукам совершенный порядок. У них едва ли найдется для этого специальная [философская] спекуляция, разве что чрезвычайно неустойчивая и нестройная и в конечном виде перемешанная с выдумками толпы, то есть с преувеличениями в цифрах, с невероятно растянутыми периодами времени и разнообразными религиозными верованиями, находить противоречия в которых чернь считает кощунством. Поэтому среди индийцев безраздельно господствует традиция. По этой причине я скажу, насколько я знаю индийцев: я могу сравнить то, что содержится в их книгах по арифметике и другим математическим наукам, только с перламутром, смешанным с битыми черепками, или с жемчужинами вперемешку с навозом, или с кристаллами, перемешанными с камешками. Обе части для них имеют равную ценность, поскольку у них нет примера восхождения к вершинам логического познания.
В большей части своего изложения со слов индийцев я буду рассказчиком, но не критиком, разве что для этого будет явная необходимость. Названия и термины на их языке, упоминание которых неизбежно, я упомяну один раз там, где необходимо дать определение. Если это слово является исконным, которое можно передать соответствующим арабским понятием, я не склонялся ни к чему другому.
Там, где индийское слово удобнее для употребления, мы употребляли его, дав предварительно его точное написание. Если же слово является заимствованным, но широко распространенным, то оставляли его, предварительно разъяснив его значение, если даже в арабском языке есть известный термин для него. Таким образом, с терминологией дело обстоит довольно легко Гораздо труднее придерживаться геометрического метода, как мы старались это делать: ссылаться только на предшествующее, но не на последующее; однако часто получается так, что в некоторых главах встречается неизвестное [понятие или термин], объяснение которого появляется лишь в следующей главе. А Аллах - тот, кто помогает.

ГЛАВА II, В КОТОРОЙ ИЗЛАГАЕТСЯ ВЕРА ИНДИЙЦЕВ В БОГА,-ХВАЛА ЕМУ!

У всякого народа вера избранных и толпы различается по той причине, что избранным от природы присуща способность бороться за рациональное постижение и стремиться к точному познанию [общих] начал, тогда как толпе естественно ограничиваться чувственным [восприятием] и довольствоваться частными положениями, не добиваясь уточнений, в особенности в вопросах, где обнаруживается расхождение мнений и несоответствие интересов.
Индийцы веруют в то, что бог - хвала ему! - един, предвечен, без начала и без конца, свободен в своих деяниях, всемогущ, премудр, живой и дающий жизнь; он всем распоряжается и все сохраняет; он один в царстве своем, нет ему подобного или равного; он не походит ни на что и ничто не походит на него. Приведем относительно этого кое-что из их книг, дабы наше изложение не походило на что-то, основанное лишь на слухах.
В книге "Патанджала" ученик спрашивает: "Кто он, кому поклоняются, поклонением которому получают помощь?"
Наставник отвечает: "Он тот, кто в своей предвечности и единственности обходится без людской деятельности, за которую воздается либо покой и блаженство, на которые надеются и уповают, либо тяготы, которых боятся и страшатся. Он недосягаем для мыслей, так как он превыше всякого злого или доброго начала, которое могло бы сравниться с ним или уподобиться ему. Он изначально всезнающ по своей сущности; ведь бренное знание направлено на то, что неизвестно, а неведение никогда и никоим образом не может быть приложимо к нему".
После этого ученик спрашивает: "Есть ли у него другие свойства, помимо перечисленных тобой?"
Наставник отвечает: "Ему принадлежит совершенная высота в идее, но не в месте, так как он выше пространственного бытия. Он есть чистое совершенное добро, по которому страждет все существующее. Он - знание, лишенное скверны неполноты и неведения".
Ученик спрашивает: "Отнесешь ли ты к его свойствам речь или нет?"
Наставник отвечает: "Поскольку он знает, он неизбежно владеет речью".
Ученик спрашивает: "Если он говорит благодаря своему знанию, то в чем разница между ним и знающими мудрецами, которые говорили по причине их знания?"
Наставник отвечает: "Различие между ними составляет время; ибо они приобрели знание во времени и стали говорить после того, как они не знали и не говорили; и посредством речи они передавали свои знания другим. Таким образом, их речь и передача знания происходили в некоем времени, тогда как божественные деяния не имеют никакой связи с временем. Бог-хвала ему!- извечно обладает знанием и речью. Он тот, кто говорил с Брахмой и другими первенцами [творения] разными способами: одному даровал писание, другому открыл врата для доступа к нему, третьему ниспослал внушение и тот размышлением постиг то, что он излил на него".
Ученик спрашивает: "Откуда у него это знание?"
Наставник отвечает: "Его знание неизменно из века, и, поскольку неведение никогда ему не было присуще, его сущность всезнающа, она не приобретала какого-либо знания, какого у нее не было, как он говорит в Ведах, которые он ниспослал Брахме: Восхвалите и восславьте того, кто говорил в Ведах и был прежде Вед".
Ученик спрашивает: "Как же ты поклоняешься тому, кого не могут постигнуть чувства?"
Наставник отвечает: "Называние его доказывает подлинность его бытия, так как сообщение может быть лишь о чем-то [существующем], а имя может относиться лишь к чему-то называемому. Хотя он остается непостижимым для чувств и недоступным для них, душа разумеет его и мысль познает его свойства; именно это и есть истинное поклонение ему, постоянно предаваясь которому достигают блаженства". Таковы речи индийцев в этой знаменитой книге.
Вот отрывок из книги "Гита", которая является частью книги "Бхарата", из диалога между Васудевой и Арджуной: "Поистине я есмь все без начала через рождение и без конца через смерть. Я не ищу воздаяния за свои деяния. Я не принадлежу исключительно одной касте в преимущество перед другой из-за дружбы или неприязни. Я Даю каждому из моих созданий [все] необходимое для его деятельности. И у того, кто знает меня с этим моим свойством и стремится уподобиться мне в беспристрастности действия, развяжутся узы и будет легко его избавление и освобождение".
Это подобно тому, как сказано в определении философии: она есть стремление как можно больше походить на бога.
И еще говорит Васудева в этой книге: "Сильное желание [удовлетворить] нужды побуждает большинство людей искать прибежища у бога, а если ты внимательно исследуешь их состояние, ты найдешь их далекими от познания бога, так как бог не открыт для всякого, чтобы он мог познать его посредством чувств. Вследствие этого они его не знают. Некоторые из них не идут далее чувственно воспринимаемых вещей, другие, если и идут далее их, останавливаются на [познании] природных сил. Однако они не знают, что над ними есть тот, кто не родился и не был рожден, сущность бытия которого неспособно объять ничье знание, но кто сам своим знанием объемлет все".
Суждения индийцев расходятся между собой в определении действия. Одни считают действие исходящим от бога, следовательно, они рассматривают действие с точки зрения первопричины вообще; поскольку деятели существуют благодаря богу, то он является причиной их действия, он осуществляет свое действие через их посредство. Другие считают действие исходящим не от бога, [а из других источников]. Следовательно, они подходят с точки зрения непосредственного проявления [действия].
В книге "Санкхья" благочестивый спрашивает: "Имеется ли расхождение [в мнениях] относительно действия и деятеля, или нет?"
Мудрец отвечает: "Некоторые люди говорят, что душа не производит действия, а материя мертва, и что бог, ни в ком не нуждающийся, соединяет их и отделяет [друг от друга], следовательно, он совершает действие. Действие происходит благодаря ему посредством приведения в движение души и материи, подобно тому как он, вечно живой и всемогущий, приводит в движение бессильное, неживое.
Другие говорят, что соединение действия и деятеля возникает естественно и что так обычно происходит со всем появляющимся и исчезающим.
Еще некоторые говорят, что субъектом действия является душа, так как в Ведах сказано: "Все существующее [исходит] из пуруши".
Еще другие говорят, что деятель - это время, потому что мир привязан к нему, как овца привязана к прочной веревке, так что ее движения зависят от натянутости или расслабленности веревки. Наконец, некоторые утверждают, что действие является не чем иным, как воздаянием за [некий] труд в прошлом.
Все эти мнения отклоняются от правды. Истина же относительно этого заключается в том, что действие полностью принадлежит мате- рии, так как именно она связывает [душу], заставляет [ее] странствовать в различных формах и дает [ей] свободу. Следовательно, материя является деятелем, и все, что ей подчинено, лишь помогает ей в совершении действия. Поскольку душа лишена разнообразных сил, она не есть деятель".
Таковы утверждения избранных среди индийцев относительно бога всевышнего. Они называют его Ишвара, то есть не нуждающийся [ни в ком], щедрый, который дает, но не берет, потому что они считают единство бога чистым единством, а единство всего прочего помимо бога - в том или ином отношении множеством. Они полагают бытие бога истинным бытием, так как все существа обретают бытие благодаря ему. Ведь возможно представить небытие существ при его бытии, как невозможно вообразить его небытие одновременно с их бытием.
Затем если мы перейдем от высших слоев индийцев к их народным массам, то мы найдем у них разнообразие в представлениях. Часто эти представления безобразны, как это можно встретить и в других религиях, ведь даже в исламе есть сравнение [человека с богом, т. е. антропоморфизм], учение джабарийа, запрещение умозрительного рассмотрения чего бы то ни было, и тому подобное. Поэтому требуется... тщательная отделка выражений [в изложении вероучений]. Приведем такой пример. Один выдающийся [ученый] из индийцев называет бога всевышнего точкой, чтобы представить его этим свободным от телесных свойств. Затем это читает какой-нибудь простой человек и воображает, что он этим преуменьшением определил его величину, и, будучи не в состоянии понять истинный смысл "точки", идет далее этого нелепого сравнения и определения утверждением о больших размерах бога, говоря, что длина его - двенадцать пальцев, а ширина - десять пальцев. Бог превыше определения границами и исчисления числом!
Подобно этому, когда темный человек из индийцев слышит изложенное нами,- что бог объемлет все и что ничто от него не скроется,- он воображает, что его понимание осуществляется посредством зрения, а зрение - посредством глаза, а два глаза предпочтительнее одноглазия, и он изображает бога тысячеглазым, чтобы выразить его всезнание.
Среди них распространены еще подобные этим безобразные нелепости, в особенности среди каст, которым не позволяют заниматься науками, как о них будет речь в своем месте.

ГЛАВА III, ГДЕ РАССКАЗЫВАЕТСЯ О ВЕРЕ ИНДИЙЦЕВ ОТНОСИТЕЛЬНО РАЗУМНЫХ И ЧУВСТВЕННЫХ СОЗДАНИЙ

До появления философии у древних греков благодаря семи так называемым столпам мудрости, а именно Солону Афинскому, Биасу Приенскому, Периандру Коринфскому, Фалесу Милетскому, Хилону Лакедемонскому, Питтаку Лесбосскому, Клеобулу Линдосскому, и до расцвета ее благодаря более поздним [мыслителям] они придерживались примерно тех же воззрений, что и индийцы. Некоторые из них высказывали мысль, что все вещи сводятся к одной вещи, которую одни считали чем-то скрытым, другие - силой. Например, полагали, что человек имеет перед камнем и неживой природой лишь то преимущество, что он стоит на более близкой к первопричине ступени, а иначе между ними не было бы различия.
Другие думали, что реальное бытие присуще только первопричине, поскольку она самодовлеюща в своем существовании, а все прочее зависит от нее; и что все то, чье бытие нуждается в чем-то другом, существует лишь призрачно и не реально, а истинное бытие - это только единое, изначальное. Таково мнение суфиев, то есть мудрецов, ибо суф по-гречески значит "мудрость". На этом языке философа называют пайласупа, то есть "любитель мудрости". Когда некоторые мусульманские мыслители близко подошли к мнениям суфиев, их стали называть тем же именем; но поскольку некоторые из них не понимали этого прозвания, то они наугад связали его с [арабским словом] ас-суффа и полагали, что суфии - это асхаб ас-суффа времен пророка- да благословит его Аллах и да приветствует! Впоследствии его произносили неправильно и стали принимать за производное от слова суф, то есть "козья шерсть". Абу-л-Фатх ал-Бусти удачно отступил от этого [ошибочного представления] в своих словах:
"Издавна люди спорили и расходились в мнениях о значении слова ас-суфи, полагая, что оно образовано [от слова] ас-суф.
Я же отношу это название к юноше, который проявляет искренность и к которому [соответственно] относятся чистосердечно, так что он получил прозвание ас-суфи.
А также, согласно воззрению греков, все существующее есть нечто единое и в нем первопричина является в различных формах, а ее сила действует в его частях при различных обстоятельствах, которые неизбежно создают разнообразие [вещей], несмотря на их единство.
Среди них были такие, которые утверждали, что тот, кто стремится всем своим существом к первопричине, стараясь до предела возможности уподобиться ей, соединяется с нею после того, как пройдет посредствующие стадии и освободится от всех придатков и помех. К таким же точно воззрениям склоняются суфии из-за сходства их точек зрения.
Относительно душ и духов греки думали, что они, прежде чем водвориться в тела, существуют сами по себе, определенными числами и группами, зная или не зная друг друга; что они, пребывая в телах, приуготовляют себе по свободному выбору тот удел, благодаря которому они, после того как отделятся от тел, смогут вершить делами мира на разные лады. Потому они их назвали богами, построили храмы, названные их именами, и приносили им жертвы, как говорит Гален в своей книге "Побуждение к изучению искусств":
"Выдающиеся люди, удостоившиеся такого почета, что стали наравне с обожествляемыми существами, заслужили его только вследствие усердных стараний в искусствах, а не благодаря воздержанности или борьбе и метанию диска. Например, Асклепий и Дионис либо когда-то в прошлом были людьми и впоследствии были обожествлены, либо с самого начала были божественными существами, но только оба они заслужили величайший почет по той причине, что один из них обучил людей врачеванию, а другой обучил их искусству возделывания винограда".
Гален говорит в своем комментарии к заповедям Гиппократа: "Что касается жертвоприношений Асклепию, то мы никогда не слышали, чтобы кто-нибудь приносил ему в жертву козу, так как прясть ее шерсть нелегко, а обильное употребление ее мяса вызывает эпилепсию вследствие дурного химоса козы; но обычно ему приносят в жертву петуха, как это делал Гиппократ, потому что этот божественный человек овладел ради людей искусством врачевания, которое более ценно, чем то, что добыл Дионис, я имею в виду вино, и [чем то, что добыла] Деметра, то есть злаки, из которых приготовляется хлеб. Поэтому злаки называются по имени Деметры и виноградная лоза называется по имени Диониса".
Платон говорит в своем "Тимее": "Теой, которых ханифы называют богами по причине их бессмертия, - это ангелы, а бога они называют первым богом".
Далее он говорит: "Бог сказал богам: "Вы не сами по себе совершенно избавлены от разрушения. Вы только не подвергнетесь разрушению смертью. Когда я вас создавал, по моему соизволению вы получили мой крепчайший договор"".
В другом месте той же книги он говорит: "Бог числом один, нет многих богов числом".
Как явствует из высказываний греков, они в общем называют богом всякое великое и высокое; и подобный обычай встречается также у многих народов, так что они называют божествами даже горы, моря и тому подобное. По преимуществу же они применяют имя бога к первопричине, к ангелам и их душам и еще к одному роду существ, которых Платон называет сакинат. Однако выражения толкователей об этих существах не достигают полной ясности, и поэтому мы добрались только до их названия, а не до смысла. Иоанн Грамматик говорил в своем опровержении Прокла: "Греки прилагали название богов к чувственно воспринимаемым телам на небе, подобно многим варварам. Впоследствии, когда они стали размышлять над отвлеченно мыслимыми субстанциями, то начали прилагать это название к ним". Отсюда с необходимостью следует, что обожествление значит нечто подобное представлению об ангелах. Это отчетливо выражено в словах Галена в той же его книге: "Если правда, что Асклепий был когда-то в прошлом человеком, а затем бог счел его достойным сделать одним из ангелов, то все прочее - бессмыслица". Еще в одном месте той же книги он говорит: "Бог говорил Ликургу: В отношении тебя я колеблюсь между двумя возможностями, называть ли тебя человеком или же называть тебя ангелом, но я склоняюсь к последнему".
Однако имеются такие слова, которые допускаются одной религией и отвратительны в другой, или которые можно употребить в одном языке и отвергаются в другом. К таким относится в вере ислама слово "обожествление" [та'аллух]. Если мы обратимся к употреблению подобных слов в арабском языке, то мы обнаружим, что все имена, которыми называют чистую истину [то есть Аллаха], могут быть так или иначе применены к другим существам помимо него; исключение составляет слово Аллах, которое присвоено исключительно богу и которое называется его величайшим именем.
Если мы присмотримся к именам бога в еврейском и сирийском языках, на которых ниспосылались [священные] книги до Корана, то найдем, что в Пятикнижии и более поздних книгах пророков, считаю- щихся за одно целое с Пятикнижием, слово ар-рабб ["господь"] соответствует слову Аллах в арабском языке и не применяется в сопряженном состоянии к кому-либо [помимо бога] подобно [арабским выражениям] рабб ал-байт ["хозяин дома"] и рабб ал-мал ["владелец имущества"]; а также найдем, что слово элоах в еврейском языке соответствует арабскому ар-рабб. В этих книгах говорится: "Сыновья Элохима спускались к человеческим дочерям" до всемирного потопа и вступали с ними в сожительство. В книге Иова Праведного говорится: "Сатана вступил вместе с сыновьями Элохима в их собрание". В Пятикнижии Моисея бог говорит ему: "Я сделал тебя богом для фараона". В восемьдесят втором псалме Псалтиря Давида встречается: "Бог стал в сонме богов", он имел в виду ангелов.
В Пятикнижии идолы называются "чужими богами". Если бы Пятикнижие не запрещало поклоняться кому бы то ни было, помимо бога, и простираться ниц перед идолами, и даже вообще упоминать их или помышлять о них, из этого выражения могло бы возникнуть представление, будто Пятикнижие повелевает отвергать только чужих богов, то есть тех, которые не являются еврейскими. Народы, окружавшие землю Палестины, поклонялись идолам, наподобие религии греков, и израильтяне непрестанно восставали против Бога, поклоняясь идолу Ваалу и идолу Аштароте, то есть Венере.
Следовательно, евреи слово та'аллух ["становление богом"], по форме схожее со словом тамаллук ["становление царем"], применяли к ангелам и к душам, действующим по свободной воле, а также иносказательно применяли к изображениям, по имени представлявшим тела этих существ, и, наконец, метафорически применяли к царям и великим людям.
Аналогично обстоит дело со словами "отец" и "сын". Ислам их не допускает, так как в арабском языке слово "ребенок" и "сын" близки по смыслу, а то, что понимается под словом "ребенок" [валад] в связи с понятиями "родители" [валидани] и "рождение" [вилада], вовсе не связано с представлением о господе, тогда как за пределами арабского языка оно вполне возможно: там обращение "отец" почти равняется обращению "господин". Известно, что христиане придерживаются этого настолько, что тот, кто не применяет в обращении слова "отец" и "сын", исключается из их религии. "Сын" у них в особенности и преимущественно применяется к Иисусу, но это слово не ограничивается тем и может употребляться и по отношению к другим. Он сам приказывает своим ученикам говорить в молитве: "О отец наш, который в небе!" Он же говорит, возвещая им о приближении своей смерти, что он отправляется к своему отцу и к их отцу. В большинстве слу- чаев он разъясняет именование себя "сыном" в том смысле, что он - "сын человеческий".
Христиане в этом не одиноки, также иудеи сходятся с ними [в подобном словоупотреблении]. Например, в "Книге II царей" говорится, что бог всевышний утешал Давида в утрате его сына, рожденного им от жены Урии, и обещал ему другого сына от нее, которого он будет считать за своего сына. Если в еврейском языке допускается, что посредством усыновления Соломон становится "сыном" [бога], значит допустимо, чтобы усыновляющий был "отцом".
Манихеи, из людей, обладающих священным писанием, сходны с христианами. Их пророк Мани высказывается в этом смысле в книге "Сокровище оживления": "Блистающие воинства называются девушками, девственницами, отцами, матерями, сыновьями, братьями и сестрами, как повелось обычно в книгах пророков. В стране радости нет мужчин и женщин и нет половых органов. Все они обладают [вечно] живыми телами и божественными организмами; они не различаются в отношении слабости и силы, длины и краткости, образа и внешности; они подобны одинаковым светильникам, которые зажигаются от одного светильника и питаются одинаковыми веществами. Причина таких наименований заключается во враждебности двух царств: когда нижнее темное царство поднялось из своей бездны и его увидело светлое высокое царство состоящим из пар мужских и женских существ, оно придало своим детям, отправляющимся на борьбу, такую же внешнюю оболочку, так что противопоставило один род существ другому подобному роду существ".
Просвещенные индийцы отвергают подобные [антропоморфические] описания, однако простой народ и последователи отдельных сект практикуют их чрезмерно. Они даже идут далее всего рассказанного выше в употреблении [применительно к богу] слов: жена, сын, дочь, беременность, рождение и других [обозначений] естественных [для человека] состояний. При этом они не воздерживаются от необдуманных и бессмысленных речей. Правда, ни эти люди, ни их учения не пользуются вниманием, хотя они и многочисленны. Высшая форма индийской религии та, которой придерживаются брахманы, так как они [специально] подготовлены к ее хранению и соблюдению. И именно об этой форме мы будем рассказывать и ее излагать.
Все существующее они считают чем-то единым, как об этом уже было сказано выше. Действительно, Васудева говорит в книге, известной под названием "Гита": "Если вникнуть в суть дела, то все вещи божественны, так как Вишну сделал себя землей, чтобы на ней могли пребывать живые существа; он сделал себя водой, чтобы питать их; он сделал себя огнем и ветром, чтобы поднять и вырастить их; он сделал себя сердцем каждого из этих существ. Он даровал им память и знание, а также и оба противоположных качества, как об этом упоминается в Ведах".
Как сильно это похоже на высказывание автора книги Аполлония "О причинах вещей", словно один взял у другого! Вот оно: "Во всех людях - божественная сила, [при помощи] которой познаются [все] вещи, материальные и нематериальные". Подобным образом в персидском языке нематериальный [бог] называется худа, и с изменением значения это слово применяется к человеку.
Что касается тех индийцев, которые отклоняются от аллегорий и предпочитают точное определение, они называют душу пуруша, что значит "человек", так как она есть истинно живое в существующем мире. Они видят в ней только [одно качество-] жизнь и описывают ее то обладающей знанием, то лишенной его: она лишена знания в действии и потенциально способна к разумению, а знание она получает путем приобретения. Незнание пуруиш - это причина возникновения действия, а ее знание - прекращение действия.
За ней следует абсолютная материя, я имею в виду абстрактную материю [хайула]. Они называют ее авьякта, то есть вещь без формы. Она мертва, но потенциально, вне действия, обладает тремя силами, называемыми саттва, раджас и тамас. Я слышал, что Буддходана называл их своим приверженцам буддистам буддха, дхарма, сангха и как будто они означают разум, вера и невежество. Первая сила - это покой и добро, благодаря которым происходит существование и рост. Вторая - утомление и напряжение, от которых происходит твердость и постоянство. Третья - вялость и нерешительность, отчего происходит расстройство и гибель. Поэтому первую относят к ангелам, вторую - к людям и третью - к животным. Понятия до, после и затем могут употребляться по отношению ко всем этим вещам только в смысле некоей последовательности или вследствие неточности выражения, но не в смысле обозначения времени.
Что касается материи, которая переходит [из потенции] в действие в различных формах и с тремя первичными силами, то индийцы называют ее вьякта, то есть "принявшая форму", а соединение абстрактной материи [хайула] и материи, принявшей форму, они называют пракрита. Однако этот термин бесполезен для нас, поскольку мы не собираемся говорить об абсолютной материи и нам в объяснении вполне достаточно термина материя, потому что одна из них не может существовать без другой.
Затем следует природа, которую они называют аханкара. Этимология этого слова восходит к понятиям "преодоление", "увеличение" и "превознесение", потому что когда материя облекается в форму, она заставляет вещи вырастать из прежних форм, а рост - это только изменение постороннего элемента и уподобление его растущему элементу. И в этом процессе изменения природа словно преодолевает изменяемое и превозносится над ним.
Вполне очевидно, что всякое сложное предполагает простые элементы, из которых оно состоит и на которые снова может быть разложено. То, чему присуще всеобщее бытие в мире, - это пять элементов; по представлению индийцев, они следующие: небо, ветер, огонь, вода и земля. Называются они махабхута, то есть "имеющие большую природу". Индийцы, в отличие от других народов, не представляют себе огонь как горячее сухое тело возле дна эфира, а понимают под ним обычный огонь на поверхности земли, возникающий от разгорания дыма [так!]. В "Ваю-пуране" сказано: "В давние времена были земля, вода, ветер и небо. Брахма увидел искры под землей, извлек их и разделил на три части. Первая - партхива, это обычный огонь, который нуждается в дровах и который тушит вода; второй - дивъя, это солнце; третий - видьют, а это молния. Солнце притягивает воду; молния блистает через воду. В живых существах огонь имеется среди влажных веществ, которые питают огонь и не тушат его".
Все эти элементы - сложные, и потому у каждого из них есть существовавшие до них простые элементы, которые называются панча матарах, то есть "пять матерей". Их описывают как пять чувственно воспринимаемых вещей. Простой элемент неба - это шабда, то есть "воспринимаемое слухом"; простой элемент ветра - спарша, то есть "осязаемое"; простой элемент огня - рупа, то есть "воспринимаемое зрением"; простой элемент воды - раса, то есть "воспринимаемое на вкус"; простой элемент земли - гандха, то есть "воспринимаемое обонянием". Каждый из этих простых элементов обладает одним постоянно связанным с ним свойством, а также всеми теми свойствами, которые относятся к элементам, стоящим выше его.
Таким образом, земля обладает всеми пятью качествами, воде недостает из них обоняния, огню недостает обоняния и вкуса, ветру недостает их обоих и зрения, небу недостает еще и осязания. Я не знаю, что именно они разумеют, ставя в связь звук с небом. Я думаю, что это похоже на то, что сказал Гомер, поэт греков: "Обладательницы семи мелодий говорят и отвечают друг другу красивым голосом". Он разумел семь планет, как сказал другой поэт: "Сфер с разными мелодиями - семь, вечно движущихся, прославляющих творца, ибо он держит и объемлет до отдаленнейшего предела сферы беззвездной" Порфирий говорит в своей книге о воззрениях самых выдающихся философов на природу небесной сферы: "Небесные тела, когда движутся в своих совершенно и прочно устроенных формах и видах, изда- вая удивительные звуки, как об этом говорили Пифагор и Диоген, указывают на их создателя, у которого нет подобия и формы. Говорят, будто Диоген обладал такой ему одному присущей утонченностью чувств, что мог слышать шум движения небесной сферы".
Все эти высказывания представляют только аллегории, которые путем истолкования можно привести к правильному закону. Некий последователь этих [философов], не сумевших достичь полноты истины, говорит: "Зрение связано с водой, слух связан с воздухом, обоняние связано с огнем, вкус - с землей, а осязание - способность, которую душа сообщает каждому телу при соединении с ним". Я полагаю, что он ставит зрение в связь с водой только потому, что он слышал о влажных субстанциях глаза и об их различных разрядах...; обоняние он связал с огнем по связи с воскурением благовоний и дымом; вкус он отнес к земле, поскольку она доставляет ему пищу. Когда четыре элемента были исчерпаны, он обратился за объяснением осязания к душе.
Продолжим изложение далее. То, что получается в результате соединения всех перечисленных выше элементов, есть животный мир. Дело в том, что, по представлению индийцев, растения составляют один из видов животного мира, подобно тому как Платон полагает, что растениям присуще чувство, поскольку растения обнаруживают способность различать между тем, что им подходит, и тем, что им вредно. Животное делает животным его способность чувствовать. Чувств всего пять; называются они индрияни. Вот их перечень: слуховое восприятие через ухо, зрение с помощью глаз, обоняние носом, вкусовое ощущение языком и осязание кожей.
Затем следует воля, которая управляет чувствами в их различных проявлениях; помещается она в сердце, и называют они ее манас.
Животная природа делается совершенной благодаря пяти необходимым действиям [функциям], которые они называют кармендрияни, то есть "действующие чувства". Первые чувства дают в результате познавание и знание, а последние - деятельность и работу. Мы назовем их необходимостями, которые суть: издавание звуков в соответствии с разнообразными потребностями и желаниями; хватание руками с целью притянуть или оттолкнуть; ходьба на ногах в поисках чего-нибудь или чтобы убежать; извержение остатков пищи через два предназначенных для этого отверстия.
Итого двадцать пять элементов, а именно: -
[1] Всеобщая душа.
[2] Абстрактная материя.
[3] Материя, которая обрела форму.
[4] Побеждающая природа.
[5-9] Простые матери.
[10-14] Начальные элементы.
[15-19] Чувства восприятия.
[20] Повелевающая воля.
[21-25] Необходимости, служащие орудием.
Сумма этих элементов называется таттва, и все знание ограничивается ими. Поэтому Вьяса, сын Парашары, говорит: "Познай двадцать пять с их отличиями, определениями и подразделениями, как ты познаешь доказательства и несомненности, и не только на словах. Затем ты можешь исповедовать любую религию - воздаянием тебе будет спасение".

ГЛАВА IV-О ПРИЧИНЕ ДЕЙСТВИЯ И О СВЯЗИ ДУШИ С МАТЕРИЕЙ

Волевые действия, исходящие из тела животного, не могут возникнуть прежде, чем в нем появится жизнь и вечно живая душа не вступит в тесную связь с ним. Индийцы утверждают, что активная душа не знает своей сущности и своей материальной основы, жаждет познать то, чего она не знает, и полагает, что она не может существовать без материи. Поэтому она томится желанием добра, которое есть вечность, и хочет познать то, что от нее сокрыто, и стремится к единению с материей. Однако плотная и тонкая субстанции, если в них эти свойства представлены в предельно высокой степени, оказывают сопротивление и могут сблизиться и смешаться только при помощи посредствующих элементов, которые как-то соответствуют первым двум. Например, воздух служит посредником между огнем и водой, которые [полярно] противоположны друг другу обоими указанными свойствами, так как воздух своей тонкостью соответствует огню, а своей плотностью - воде и потому делает возможным их смешение. Но нет более сильного несоответствия, чем между телом и не-телом, и поэтому душа как она есть может достичь исполнения своего желания лишь при помощи подобных посредников, а именно духов, происходящих от простых матерей в мирах Бхурлока, Бхуварлока и Сварлока.
Индийцы назвали их в отличие от плотных тел, образующихся из обычных тел, "тонкими телами", над которыми душа сияет подобно солнцу. Эти посредники, вследствие их соединения с душой, становятся ее носителями, подобно тому как солнце, хотя оно и одно, отражается во множестве зеркал, установленных напротив него, и в водах, налитых во множество сосудов, выставленных на солнце. Его равно можно увидеть в каждом зеркале или сосуде, и в каждом из них обнаруживается действие его тепла и света.
Когда образуются различные тела, состоящие из смеси,- а они составляются из мужских элементов, то есть из костей, жил и спермы, и из женских элементов, то есть из мяса, крови и волос,- и полностью готовы принять жизнь, те духи соединяются с ними; и тела становятся для этих духов тем же, чем являются для царей дворцы, уготованные им для разнообразных добрых их деяний. Затем в тела входят пять ветров, два из коих служат для вдоха и выдоха, третий для смешивания пищи в желудке, четвертый для передвижения тела с места на место и пятый для передачи чувственных восприятий от одного тела к другому.
Духи, согласно представлениям индийцев, не отличаются друг от друга по составу и одинаковы по природе. Однако нравы их и поступки отличаются, поскольку тела, с которыми они соединяются, отличаются вследствие взаимодействия трех сил, которые оспаривают друг у друга превосходство и нарушают равновесие в телах взаимной завистью и ненавистью.
Такова, следовательно, высшая причина, по которой душа начинает действовать. Что касается низшей причины, исходящей от материи, то она состоит в том, что материя ищет совершенства и всегда предпочитает наилучшее, а именно - стремится выйти из потенциального состояния и приступить к действию. Вследствие тщеславной гордыни и жажды превосходства, глубоко коренящихся в материи, она показывает душе, стремящейся к приобретению знания, все заключенные в ней возможности и заставляет душу странствовать через различные виды растений и животных. Индийцы сравнивают материю с танцовщицей, мастерски владеющей своим искусством и хорошо знающей воздействие каждого ее изгиба и движения во время танца в присутствии богатого ценителя, алчущего посмотреть все, что она умеет. Тогда она начинает раскрывать перед восхищенным взором главы собравшегося общества один за другим разные виды своего искусства, пока не истощится ее умение и не удовлетворится желание зрителя. Она вдруг останавливается, так как теперь она может только повторять все снова; поскольку же повторение нежеланно, он отпускает ее и действо прекращается. [Это прекращение действа находит свое] подобие в такой притче: на караван в пустыне совершают нападение, и все люди разбегаются, кроме слепого и паралитика, которые остаются на равнине, отчаявшись в спасении. Затем они встречаются и знакомятся друг с другом и тогда паралитик говорит слепому: "Я не в состоянии двигаться, но могу указать верную дорогу, а ты же, наоборот, можешь двигаться, но не можешь найти дороги. Так посади меня к себе на шею и неси меня, а я буду показывать дорогу и мы вместе избежим гибели". Слепой так и поступил. Благодаря взаимной помощи они достигли желаемого и расстались после того, как выбрались из пустыни.
Далее индийцы, как мы уже упоминали, по-разному говорят о деятеле. В "Вишну-пуране" говорится: "Материя есть первооснова мира. Ее действие в мире возникает из естественного побуждения, подобно тому как дерево сеет свои семена по естественному побуждению, а не намеренно и по свободному выбору, и подобно тому как ветер охлаждает воду, хоть он стремится только дуть. Волевое действие принадлежит только Вишну". Этим выражением автор указывает на [вечно] живого [бога], который возвышается над материей. Благодаря богу материя становится действующей силой, которая трудится для него, как друг бескорыстно трудится для своего друга.
На этой мысли Мани строит свое изречение: "Апостолы спросили Иисуса - мир ему! - о жизни неодушевленной природы, и тогда он ответил: "Если неодушевленное отделяется от смешанного с ним живого элемента и выступает одиноко, оно снова становится неодушевленным и не может жить, а живой элемент, который отделился от него, будучи способным жить, [никогда] не умирает"".
Что касается книги "Санкхья", то она относит действие к материи по той причине, что разнообразие форм, являемых материей, происходит вследствие различия трех первичных сил, одна или две из которых достигают преобладающего положения. [Под этими тремя силами] я имею в виду ангельскую, человеческую и животную [силы]. Эти три силы принадлежат материи, а не душе. Душа должна познавать деятельность материи в роли наблюдателя, подобно путнику, который садится отдохнуть в какой-нибудь деревне, тогда как каждый ее обитатель занят своим [особым] делом, отличным от дел других. Путник наблюдает за ними, принимает во внимание различные их состояния, осуждая или одобряя последние и усматривая в них поучения для себя. Таким образом, он бывает занят, не принимая участия в этих делах и не будучи сам вызвавшей их причиной.
"Санкхья" ставит действие в связь с душой, хотя она совершенно непричастна к нему, как, например, человек непричастен к группе незнакомых людей, случайным спутником которых он оказался. Это были разбойники, возвращавшиеся из деревни, которую они разграбили и опустошили, а он прошел вместе с ними лишь немного и их настигли преследователи. Вся группа была взята в плен, а в их числе был уведен в качестве пленника также и тот безвинный человек. Его постигло то же [наказание], что постигло и других, хотя он и не принимал участия в их действиях.
Говорят, что душа напоминает дождевую воду, падающую с неба [всегда] в одном и том же состоянии и одинакового качества. Но если собрать ее в специально поставленные для этого сосуды из различного материала: золота, серебра, стекла, керамики, глины, солончаковой земли, из-за этого меняется ее вид, вкус и запах.
Таким же образом и душа не оказывает на материю иною воздействия кроме того, что дает ей жизнь посредством тесной с ней связи. Когда материя начинает действовать, результат ее действия бывает различным в зависимости от одной из трех сил, которая станет преобладать, и в соответствии с оказываемой ей помощью двух других скрытых сил. Эта помощь может быть оказана различными способами, подобно тому как свежее масло, сухой фитиль и дымящийся огонь помогают друг другу, чтобы произвести свет. Душа в материи подобна седоку повозки, обслуживаемой чувствами, которые погоняют ее согласно его желанию. А на верный путь душу направляет разум, изливаемый на нее богом,- да славится он! Этот разум они изображают таким, что при его посредстве постигают истину вещей и что он ведет к познанию всевышнего бога и таких деяний, которые всеми любимы и всеми хвалимы.

ГЛАВА V - О СОСТОЯНИИ ДУШ И ИХ СТРАНСТВИЯХ В МИРЕ ПОСРЕДСТВОМ ПЕРЕСЕЛЕНИЯ ИЗ ОДНОГО ТЕЛА В ДРУГОЕ

Подобно тому, как искреннее признание единства бога есть символ веры, по которому узнают мусульман, как учение о Троице есть признак христианства и празднование субботы есть признак иудейской религии, точно так же переселение душ есть отличительная примета индийской веры. Поэтому тот, кто не признает этого, не является представителем индийской веры и не причисляется к ней. Индийцы утверждают:
Душа, поскольку она не совершенна разумом, не охватывает всего, что ей надлежит познать, полностью и сразу, без затраты времени, и вынуждена исследовать отдельные создания и испытать [все] возможности бытия; хотя их количество не безгранично, но и ограниченное число их громадно, и душе, чтобы обозреть это многообразие, требуется весьма значительное время. Поэтому душа накапливает знание только путем непосредственного созерцания индивидуумов и видов и их последовательно сменяющихся действий и состояний, пока не приобретет опыта относительно каждого из них и не обретет через это новое знание. Однако эти действия различны вследствие различия [первичных] сил. К тому же мир не оставлен свободно без управления, он - на поводу и ведом к определенной цели. И поэтому нетленные души странствуют в бренных телах в соответствии с разнообразием их деяний, будь они хорошие или дурные, с тем чтобы при странствовании в [мире] воздаяния они обращали внимание на добро и жаждали получить его как можно больше, а при странствии в мире наказания обращали бы внимание на дурное и отвратительное и стремились отдалиться от них как можно дальше.
Странствие совершается от низшей ступени к высшей, а не наоборот, хотя оба пути могут показаться возможными. Различие низших и высших ступеней зависит от различия деяний, которое объясняется разнообразием темпераментов и их количественным и качественным соотношением при смешении.
Это переселение продолжается до тех пор, пока душа и материя полностью не достигнут цели; низшая ступень состоит в исчезновении имеющейся у материи формы или возвращении вновь той формы, которая окажется [особо] желанной. Высшая цель заключается в том, чтобы душа перестала стремиться к познанию того, что неведомо ей; чтобы она убедилась в благородстве своей сущности и независимости ее существования от чего бы то ни было; [чтобы она убедилась] в своей способности обходиться без материи. [Она достигает этого,] после того как узнает о низкой сущности материи и непостоянстве ее форм, о том, что она дает чувственному восприятию, и узнает все, что рассказывают о доставляемых ею удовольствиях. Тогда душа отворачивается от материи; порываются связующие узы, и союз разрушается. Наступает разрыв и отделение, душа возвращается в свое лоно, достигнув блаженства от знания столько, сколько кунжут производит зерен и цветов, при этом не расставаясь впоследствии со своим маслом. Разумное существо, разум и познаваемый разумом предмет соединяются и превращаются в одно.
Теперь нам следует привести ясные высказывания из их книг по этому вопросу и параллельно с ними - сходные высказывания прочих народов по нему.
Васудева говорит Арджуне, подстрекая его к сражению в то время, когда они стоят между двумя [враждующими] войсками: "Если ты веришь в предопределение, то знай, что ни они, ни мы не смертны, мы не исчезнем безвозвратно, так как души бессмертны и неизменны. Они странствуют в телах, пока человек переходит от детства к юности и возмужалости, затем к старости, за которой наступает смерть тела. Затем душа снова возвращается".
Далее он говорит ему: "Как может вспоминать о смерти и убийстве тот, кто знает, что душа вечна в своем существовании, не была ни рождена и не придет к гибели и исчезновению; что, напротив, она стойка и неизменна, ни меч не может ее рассечь, ни огонь сжечь, ни вода поглотить, ни ветер иссушить? Она переселяется из своего тела, когда оно стареет, в другое, подобно тому как тело, когда изнашивается платье, меняет его на другое. Так что же ты печалишься о душе, которая никогда не погибнет? Если бы она была смертна, тебе бы лучше не печалиться о том, что будет утрачено, не будет существовать и не вернется [вновь]. Если же ты на тело обращаешь больше внимания, чем на душу, и сожалеешь о его смертности, то все рожденное умрет и все мертвое вернется [к другой жизни]. Тебе же нет дела ни до жизни, ни до смерти. Обе они во власти бога, от кого все деяния исходят и к кому они возвращаются".
В ходе разговора Арджуна сказал ему: "Как осмелился ты сражаться таким образом против Брахмы, который предшествовал миру и явился раньше рода человеческого, тогда как ты теперь находишься среди нас, будучи одним из людей, чье время рождения и возраст известны?"
Васудева отвечал ему: "Что касается продолжительности бытия во времени, то и я и ты обладаем ею в равной с ним степени. Сколько раз жили мы вместе так, что я знал сроки тех жизней и скрывал их от тебя! Всякий раз, когда я хотел принести добро, я одевал на себя тело, так как невозможно находиться среди людей, не приняв облика человеческого".
Рассказывают об одном царе, имя которого я позабыл, будто завещал он своему народу, чтобы после его смерти останки его сожгли в таком месте, где никогда ни один умерший не был сожжен. Люди искали такое место, но это оказалось для них очень трудным, пока не нашли они одну скалу, которая выдавалась из вод морских. Они думали, что достигли желаемого. Тогда Васудева сказал им: "Этот царь был сожжен на той самой скале много-много раз. Но вы делайте, что вам угодно, ведь этот царь хотел только преподать вам урок и теперь его желание исполнилось".
Васудева говорит: "Тот, кто надеется на спасение и старается избавиться от бренного мира, но чье сердце не подчиняется этому его желанию, получит за свои старания воздаяние в тех мирах, где получают воздаяние. Однако он не может достичь желаемого [полностью] вследствие своего недостатка, а потому вернется в мир [снова] и будет удостоен того, чтобы принять облик существа, которому предназначено предаваться благочестию. Божественное внушение помогает ему постепенно подняться в этом облике к тому, что он желал еще в первой своей оболочке. Его сердце начинает повиноваться ему и постепенно очищается в различных оболочках, пока оно не достигает спасения путем все новых и новых рождений, следующих одно за другим".
Васудева говорит далее: "Если душа освобождается от материи, она бывает знающей. Но когда она одета в материю, она бывает незнающей из-за мутности материи. Она думает, что является деятельным началом и что [все] деяния в мире уготованы ей. Поэтому [крепко] держится за эти деяния и приобретает благодаря им отпечаток чувственного. Когда же душа расстается с телом, следы чувственных элементов остаются в ней, полностью не отделяются от нее, так как она томится желанием мира чувств и возвращается к нему. Поскольку душа в этих состояниях претерпевает прямо противоположные изменения она подчиняется необходимым требованиям трех первичных сил. Что же остается душе делать, если она еще не подготовлена, а крылья ее отрезаны".
Васудева говорит также: "Самый достойный человек тот, кто обладает знанием и совершенством, ибо он любит бога и бог любит его. Сколько раз умирал он и рождался, тогда как в течение сроков своей жизни он неустанно трудится, стремясь к совершенству, пока не достигает его".
Маркандея говорит в "Вишну-дхарме", рассказывая о духовных существах: "Брахма, Карттикея - сын Махадевы, Лакшми, которая извлекла приятную пищу из моря, и Дакша, которого бил Махадева, Умадеви, жена Махадевы,- все они [находятся] в середине этой кальпы и были такими же многократно".
Варахамихира говорит о влияниях комет и о бедствиях, которые постигают людей при появлении комет, вынуждают [их] покидать свои жилища худыми от истощения, стонущими от горя, ведя своих детей, взяв их за руки, и украдкой разговаривая друг с другом: "Мы наказаны за грехи наших царей"; на что другие отвечают: "Нет, это возмездие за то, что мы заслужили в первом существовании, до того как мы вошли в эти тела".
Мани был изгнан из Ираншахра и вступил тогда в землю индийцев и, взяв от них учение о переселении душ, перенес в свою веру. Он говорит в "Книге тайн": "Когда апостолы узнали, что души не умирают и что при своих странствиях они принимают подобие любой оболочки, которую они надевают, и любого животного, в которое они воплощаются, и подобие любой формы, внутри которой они бывают помещены,- спросили они Мессию об уделе тех душ, которые не приняли истины и не узнали корня своего бытия. На это он ответил: "Любая слабая душа, которая не приняла надлежащей ей истины, погибнет и не будет ей блаженства"". Под "гибелью" души Мани разумел ее наказание, а не полное исчезновение, так как он говорил также: "Приверженцы Бардесаны думают, что жизнедеятельная душа возвышается и очищается в человеческом теле; но они не ведают, что тело враждебно [относится к] душе и препятствует ей возвышаться и что пребывание в теле для души равносильно заключению и болезненному мучению. Если бы этот человеческий облик был истинным бытием, создатель не дозволил бы, чтобы он изнашивался и чтобы в нем зарождалась порча, и не вынудил бы его продолжать род посредством введения спермы в матку".
А в книге "Патанджала" сказано: "Душа, опутанная нитями невежества, которые свидетельствуют о ее скованном состоянии, напоминает рис в шелухе. Пока он находится в шелухе, он сохраняет готовность произрастать и созревать, переходя от одного состояния к другому, рождаясь и порождая. Но когда с него снимают шелуху, его превращения прекращаются и он остается в одном и том же состоянии. Что касается вознаграждения [души], то оно зависит от различных видов созданий, через которые душа проходит в своем странствии, от длительности или краткости [их] жизненного срока и от размеров [их] счастья, его недостаточности или обилия".
Ученик спрашивает: "Каково состояние духа, когда он оказывается перед выбором достижения воздаяния или совершения преступлений, а затем запутывается среди нового вида рожденных существ ради получения блага или возмездия?"
Учитель отвечает: "Он странствует сообразно тому, что он до этого совершил и (заслужил, пребывая то в благополучии, то в несчастье, переходя от страдания к наслаждению".
Ученик спрашивает: "А если человек совершил такие деяния, что за них ему следует вознаграждение в другой оболочке, чем та, в которой он их совершал, и если между этими двумя его состояниями прошел большой промежуток времени и дело его забыто?"
Учитель отвечает: "Действие нераздельно присуще духу, так как оно исходит от него, а тело есть его орудие. В связанных с духом вещах ничто не может быть забыто, так как они выходят за пределы времени, с которым необходимо связаны представления о близости или отдаленности в смысле длительности. Действие, будучи нераздельно связанным с духом, приспосабливает нрав и природу последнего к со стоянию, схожему с тем, к которому ему предстоит перейти. Душа в своей чистоте знает это, помнит его и не забывает, но только свет души, пока она соединена с телом, обволакивается его мутностью, подобно тому как человек помнит о чем-нибудь, что он знает, но затем забывает либо из-за постигшего его сумасшествия, либо из-за одолевшего его недуга, либо из-за овладевшего им опьянения. Разве ты не видишь, как дети и подростки радуются, когда им желают долгой жизни, и печалятся, когда им желают скорой смерти? Какой бы могло иметь для них смысл то или другое, если бы они раньше не отведали сладости жизни и не познали горечи смерти в прежних круговращениях, в которых очи странствовали ради достижения вознаграждения?".
Греки были согласны с индийцами в этой вере. Сократ говорит в книге "Федон": "В сказаниях древних нам напоминают, что души уходят отсюда в Аид, затем опять возвращаются сюда, что живые происходят от мертвых и [все] вещи происходят от своих противоположностей. Поэтому умершие находятся среди живых, а наши души пребывают в Аиде. Душа каждого человека радуется или печалится из-за какой-нибудь вещи и считает эту вещь своей. Подобное реагирование [крепко] связывает ее с телом, пригвождает ее к нему и придает ей телесную форму. Душа, которая не была чистой, не может отправиться в Аид; напротив, она выходит из тела, полная телесных свойств, и быстро перемещается в другое тело, в котором она как будто сохраняется и укрепляется. Поэтому нет ей доли в бытии вместе с единой, чистой, божественной сущностью".
Он говорит также: "Если душа существует самостоятельно, то все наше знание есть не что иное, как воспоминание о приобретенном в прошлом знании, так как наши души находились в каком-то месте, прежде чем принять этот человеческий облик. Когда люди видят какую-нибудь вещь, которую они привыкли употреблять с детства, их впечатления [снова] овладевают ими; кимвал, например, напоминает им мальчика, который ударял по нему, которого они уже забыли. Забывание - это исчезновение знания, а знание - это воспоминание о том, что душа знала до ее прихода в тело".
Прокл говорит: "Способность вспоминать и забывать присуща разумной душе. Вполне очевидно, что она не переставала существовать. Отсюда с необходимостью следует, что она всегда познавала и забывала; она была знающей, когда покидала тело, и забывала, когда соединялась с телом. Действительно, когда она существует отдельно от тела, она относится к области разума и потому знающа, а когда она соединена с телом, она спускается из области разума, и к ней приходит забвение, так как над ней берет верх какая-нибудь сила".
В этом же направлении следуют те суфии, которые утверждают, что "этот мир есть спящая душа, а иной мир - бодрствующая душа", и в то же время полагают возможным пребывание бога в некоторых местах, как например на небе, в эмпиреях или на троне. Другие суфии допускают возможность его нахождения во всем мире, в животных, деревьях и неживой природе и называют это "всеобщим проявлением [бога]". Когда они допускают такое представление о боге, учение о пребывании души [в различных существах] при переселении для них не покажется опасным.

ГЛАВА VI, РАССКАЗЫВАЮЩАЯ ОБ ИНЫХ МИРАХ И МЕСТАХ ВОЗДАЯНИЯ В РАЮ И АДУ

Мир [у индийцев] называется лока. По первичному делению весь мир делится на верхний, нижний и средний. Верхний мир называется Сварлока, а это рай. Нижний мир - Нагалока, то есть "мир змей", а это ад; называется он также Наралока, а иногда они называют его Патала, то есть "нижайший мир". Средний мир, в котором мы живем, называется Мадхьялока и Манушьялока, то есть "мир людей"; в нем [человек] снискивает, а в верхнем получает награду и в нижнем - наказание. Тот, кто заслужил последние два мира, сполна получает в них воздаяние за свои деяния в течение какого-то периода времени, назначаемого в соответствии с продолжительностью его деяния; в каждом из этих двух миров может пребывать только душа, отделенная от тела.
Для тех же, кто не заслужил того, чтобы улететь в рай или низвергнуться в ад, существует еще другая лока, называемая Тирьяглока, а это - мир растений и животных, не наделенных разумом, среди обитателей которого странствует дух, переселяясь от одного к другому, пока не переходит в человеческое существо, постепенно поднимаясь от низших ступеней растительного [мира] к высшим ступеням чувственного мира. Пребывание души в этом мире возможно по двум причинам: или из-за недостаточности количества [заслуженного душою] воздаяния, для того чтобы быть отправленной в место награды или наказания; или при возвращении из ада, так как, согласно представлениям индийцев, душа, возвращаясь в земную обитель, с самого начала принимает человеческий облик, а душа, возвращающаяся из ада, сначала странствует в растениях и животных, прежде чем достигнет человеческой ступени.
Индийцы в своих преданиях говорят о многочисленных адах, разнообразно их описывают и называют и для каждого греха отводят особое место. В "Вишну-пуране" говорится, что адов восемьдесят восемь тысяч, и мы приведем то, что рассказывается в ней по этому поводу:
"Тот, кто ложно присягает или лжесвидетельствует, и тот, кто помогает этим двум, а также и тот, кто насмехается над людьми, отправятся в ад Раурава".
"Тот, кто проливает невинную кровь, насильно отторгает чужие права и грабит людей или убивает корову, отправляется в ад Родха. Туда же отправится и тот, кто ненавидит людей".
"Тот, кто убивает брахмана или крадет золото, и его соучастники, правители, которые не блюдут интересов своих подданных, и тот, кто прелюбодействует с женой своего учителя или разделяет ложе с родственницей по женской линии, отправятся в Таптакумбху".
"Тот, кто потворствует прелюбодеянию своей жены из жадности, вступает в [кровосмесительную] связь со своей дочерью или женой сына, продает своего ребенка или из скаредности не тратит свое имущество на себя, отправится в Махаджвалу".
"Тот, кто непочтителен к учителю и недоволен им, пренебрегает людьми, и тот, кто занимается скотоложеством, и тот, кто с пренебрежением относится к Ведам и пуранам или извлекает с их помощью выгоду на базарах, отправится в Шавалу".
"Тот, кто крадет, строит козни, сбивает людей с правильного пути, и тот, кто ненавидит отца своего и не любит бога и людей, и тот, кто не почитает драгоценные камни, которые возвеличил бог, и рассматривает их наравне с прочими камнями, отправится в Кримишу".
"Тот, кто не уважает прав отцов и дедов, не выполняет обязанностей по отношению к ангелам, и тот, кто делает стрелы и наконечники, отправится в Лалабхакшу".
"Мастер, выделывающий мечи и ножи, отправится в Вишасану".
"Тот, кто скрывает свое имущество, жаждая получить подарки от правителей, брахман, если он продает мясо, жир, масло, приправы или вино, отправится в Адомукху".
"Тот, кто откармливает кур, кошек, овец, свиней и птиц, отправится в Рудхирандху".
"Актеры и декламаторы стихов на базарах, те, кто роет колодцы для снабжения водой, тот, кто вступает в сношения со своей женой в почитаемые [как праздник] дни, тот, кто поджигает дома людей, и тот, кто изменяет другу, а затем принимает его, домогаясь его имущества, отправятся в Рудхиру".
"Тот, кто добывает мед из пчелиного улья, отправится в Вайтарани".
"Тот, кто в опьянении своей молодостью насильно захватывает чужое имущество и женщин, отправится в Кришну".
"Тот, кто рубит деревья, отправится в Асипатравану".
"Охотник и тот, кто делает капканы и силки, отправятся в Вахниджвалу".
"Тот, кто пренебрегает обычаями и установлениями и попирает законы, а это самый худший из всех, отправится в Сандамшаку".
Мы перечислили все это только для того, чтобы осведомить о тех деяниях, которые индийцы осуждают как греховные.
Некоторые индийцы думают, что средний мир, предназначенный для снискания [награды или наказания], есть человеческий мир, в котором [душа] странствует, поскольку заслуженного ею воздаяния недостаточно ни для награды, ни для наказания. Далее они считают, что рай, возвышающийся над средним миром, [уготован] для блаженства, которое непременно длится сообразно добрым делам [души]. А странствие в растениях и животных они считают более низшей ступенью, [уготованной] для мучения и наказания, где пребывание [души] длится в соответствии с [ее] дурными делами. И они не ведают другого ада, помимо подобного опускания ниже человеческой ступени.
Эти все [различные воздаяния] нужны потому, что стремление к избавлению от оков [материи] часто происходит не прямым путем, ведущим к достоверному знанию, а идет по пути, избранному предположительно или в подражание другим. Ни одно деяние [души], вплоть до самого последнего, не пропадает зря: все они будут зачтены при взвешивании [и сопоставлении] содеянного [ею] добра и зла. Однако воздаяние будет в соответствии с намерением при совершении действия и получит она его на различных ступенях: или в том облике, в котором она находится [на земле], или в той оболочке, которую душа примет [при дальнейшем странствии], или после ее расставания с данной оболочкой и до достижения ею другого облика.
Вот здесь индийцы отклоняются от умозрительного рассмотрения и обращаются к религиозным преданиям про истоки вознаграждения и возмездия, о пребывании [души] там без телесного облика, о возвращении ее после получения награды за свои деяния сполна к телесному облику и образу человеческому, чтобы приготовиться к тому, что ей суждено в дальнейшем. Поэтому автор книги "Санкхья" не считает вознаграждение в раю благом, поскольку оно имеет предел и не вечно, ибо жизнь в раю напоминает жизнь в этом мире: и там остается взаимное соперничество и зависть вследствие разнообразия степеней и положений [для обитателей]; ведь поистине алчные страсти и скорбь прекращаются только там, где есть [полное] равенство.
Суфии также не считают пребывание в раю благом, но по иной причине, а именно потому, что душа там отвлекается утехами другими вещами помимо истины [т. е. бога] и ее внимание отвлекается от чистого добра [т. е. бога] тем, что не есть чистое добро.
Мы уже говорили, что, согласно мнению индийцев, в этих двух местах дух лишен телесности. Однако это воззрение принадлежит только избранным среди них, которые представляют себе душу самостоятельной сущностью. Что касается тех, кто стоит на более низких ступенях и почти не может представить себе ее существования без тела, то они придерживаются разнообразных мнений. Одно из них состоит в том, что будто причина предсмертной агонии лежит в ожидании духом приготовленной ему [новой] оболочки, так как дух не покидает тела до той поры, пока не обретет бытия близкое ему существо со сходными поступками и деяниями, то есть одно из тех, кого природа приготовила в виде зародыша в чреве [матери] или в виде зерна, произрастающего в лоне земли. Только тогда душа покидает тело, в котором она находилась.
Другие, основываясь на преданиях, утверждают, что душа не ожидает такого момента, а отделяется от своей оболочки по причине тонкости последней, тогда как ей уже приготовлено другое тело из элементов [материи]. Это тело называется ативахика, что значит "быстро зарождающийся", так как оно появляется не через рождение. Душа пребывает в нем целый год в жесточайшей агонии независимо от того, следует ли ей вознаграждение или наказание. Это похоже на барзах [промежуточное положение] между временем совершения деяния и временем получения вознаграждения. По этой причине наследник умершего, согласно индийским обычаям, должен исполнить годовые обряды над покойным, которые завершаются только по истечении года, так как затем дух отправляется в уготованное ему место. Здесь мы приведем некоторые выдержки из их книг, которые помогут уяснить эти [изложенные выше] идеи. В "Вишну-пуране" [говорится]:
Майтрея спросил Парашару, для чего предназначены ад и наказания в нем, на что тот ответил: "Это для того, чтобы отличить добро от зла и знание от невежества, и для проявления справедливости. Но не всякий грешник входит в ад. Некоторые спасаются от него, если они заблаговременно свершили дела покаяния и искупления. Самое великое из них - постоянно помнить о Вишну при каждом действии. Другие странствуют в растениях, отвратительных и грязных птицах и гадах ползучих, например во вшах и червях, столько времени, сколько они заслужили".
В книге "Санкхья" [говорится]: "Что касается того, кто заслужил возвышения и вознаграждения, он станет подобен одному из ангелов, смешавшись с толпами духовных существ; ему не будут препятствовать перемещаться на небесах и находиться среди их обитателей; или уподобится он одному из восьми видов духовных существ. Что касается того, кто заслужил унижения своими поступками и грехами, он станет животным или растением и будет странствовать до тех пор, пока не заслужит вознаграждения - с тем, чтобы он избавился от [тяжкого] наказания, или изменил свою сущность и покинул свое обиталище, в котором он перемещается, и обрел избавление".
Один из богословов, благосклонно относящихся к учению о переселении душ, говорит: "Переселение душ бывает четырех ступеней:
[1] Перемещение, то есть продолжение потомства среди человеческого рода, так как этим жизнь передается от одного индивидуума другому. Противоположно этому -
[2] превращение, которое исключительно присуще людям, поскольку они превращаются в обезьян, свиней и слонов.
[3] Устойчивое пребывание, подобное состоянию растений. Оно хуже перемещения [1], так как оно постоянно остается неизменным в течение [долгого] времени и становится долговечным, как горы. Противоположно ему -
[4] прекращение, свойственное срываемым растениям и приносимым в жертву животным, так как они исчезают, не оставляя после себя ничего".
Абу Йа'куб ас-Сиджизи, прозываемый..., придерживается в своей книге, названной им "Раскрывание сокровенного", того мнения, что виды сохраняются [неизменными] и что переселение душ совершается в одних и тех же видах, не переходя от них к другим видам.
Таково же было и воззрение греков. Действительно, Иоанн Грамматик рассказывает со слов Платона, что, по мнению последнего, разумные души одеваются в оболочку [различных] животных и что Платон следовал в этом пункте небылицам Пифагора.
Сократ говорит в своем "Федоне": "Тело землистое, тяжелое, громоздкое, а душа, которая любит его, перемещается и притягивается к месту, на которое оно смотрит с желанием из-за страха перед бесформенностью и перед Аидом - местом, где собираются души. Тела пачкаются в грязи и кружатся возле могил и мест погребения, где какие-нибудь души показываются, преобразившись в тени. В призраки превращаются только такие души, которые отделились [от тела] не начисто, а в них осталось еще частично то, на что можно смотреть".
Затем он говорит: "Представляется вероятным, что это не души хороших [людей], а души людей дурных, которые колеблются, [странствуя] в этих предметах вследствие наказания, постигшего их за то, что раньше они были дурно вскормлены, Они не перестают находиться в таком состоянии до тех пор, пока они снова не укрепятся в. теле по причине томления их по телесной форме, которая последовала за ними Они будут связаны с телами, природа которых сходна с природой, принадлежавшей им на этом свете. Например, те, кто только и знал еду да питье, воплотятся в разные виды ослов и диких животных, а те, кто несправедливость и притеснения предпочитали, воплотятся в разные виды волков, соколов и хищных птиц".
Далее он говорит о местах, где соберутся души; "Если бы я не думал, что я отправлюсь сначала к богам, мудрым, властным и добрым, а затем к умершим людям, лучшем, чем здешние, я был бы несправедлив, прекратив печалиться о [предстоящей] смерти".
Еще он говорит о местах вознаграждения и наказания: "Когда человек умирает, демон, то есть один из стражей ада, ведет его на место судилища и специально назначенный проводник ведет его вместе с другими, собравшимися там, в Аид, где остается он положенное количество периодов времени, которые многочисленны и длительны. Телеф говорит: "Дорога в Аид ровная". Но я говорю: "Если бы дорога была ровной или единственной, то не было бы надобности в проводнике"... Что же касается души, которая томится желанием тела или дела которой были дурными, не справедливыми, подобной душам, совершившим убийство, то она бежит оттуда и соединяется с различными видами существ, пока не пройдет известное время. Поэтому будет она приведена на место обитания, которое ей соответствует. Что касается чистой души, то она встречается со спутниками и проводниками, с богами и обитает в том месте, которое ей отведено".
Он же говорит еще: "Те из умерших, которые вели посредственный образ жизни, плывут на приготовленных для них судах по Ахерону. А когда они испытают [на себе] возмездие и очистятся от несправедливых деяний, они омываются и получают щедрые вознаграждения за добрые деяния в соответствии с их заслугами. Что же касается тех, кто совершил тяжкие проступки, такие как кража из жертвоприношений богам, насильный захват большого имущества, несправедливое убийство или преднамеренное и многократное нарушение законов, то они будут брошены в Тартар, откуда они никогда не выйдут.
Что же касается тех, которые раскаялись в грехах своих еще при жизни и чьи преступления не были столь тяжкими, например, если они совершили проступок по отношению к родителям или причинили им обиду в гневе, или если они совершили убийство по ошибке, они будут брошены в Тартар, где они будут мучимы целый год; затем волна выбрасывает их на место, откуда они взывают к своим [бывшим] противникам и просят их прекратить дальнейшее им мщение, чтобы они избавились от тягот [наказания]. Если же смилостивятся над ними, [они спасаются], если же нет, то их снова бросают в Тартар и наказание их продолжается до тех пор, пока их противники не будут удовлетворены в отношении их. А те, кто вел превосходный образ жизни, спасаются от этих мест на этой земле, они будут [словно] отдыхать от мест заключения и будут обитать на чистой земле".
Тартар - это глубокая расселина и пропасть, в которую текут реки. Каждый человек описывает наказание на том свете в самых устрашающих выражениях, которые [только] известны его народу. Западные страны подвержены таким бедствиям, как исчезновение воды в провале и потоп, хотя Платон описывает Тартар как место, где пылают огни, и как будто понимает под ним море или океан, в котором есть дурдур. Однако несомненно, что все это представляет собой описание людьми того времени их верований.

ГЛАВА VII - О ТОМ, КАК ПРОИСХОДИТ ИЗБАВЛЕНИЕ ОТ БРЕННОГО МИРА, И ОПИСАНИЕ ПУТИ, ВЕДУЩЕГО К ЭТОМУ

Если душа пребывает в мире скованной и у ее скованности есть определенная причина, то ее избавление от этих оков свершается по иной причине, противоположной первой. Однако мы уже изложили учение индийцев о том, что причиной скованности души является невежество; следовательно, избавляется она благодаря знанию, когда она охватит вещи своим знанием так, что сможет определить их и в целом, и в отдельности, сделав излишним [дальнейшее их] изучение и устранив [все] сомнения; потому что душа, расчленяя все существующие вещи посредством определения, познает собственную сущность и данный ей высокий удел - вечное существование, а также и презренную участь материи - претерпевать изменения и исчезать в [различных] формах. Тогда душа признает материю ненужной и убеждается в том, что все, принимаемое ею раньше за благо и наслаждение, [в действительности] есть зло и страдание. Таким образом она получает истинное знание и отвращается от воплощения в материальную форму. Тем самым действие прекращается, и душа и материя обретают избавление, отделившись друг от друга.
Автор книги "Патанджала" говорит: "Сосредоточение мысли на единстве бога побуждает человека узнать нечто помимо того, чем он занят. Тот, кто желает бога, желает добра [всей] совокупности тварей без единого исключения по какой бы то ни было причине. А тот, кто занимается [исключительно] своей душой, [отвлекаясь] от всего прочего, не может сделать для нее ни вдоха, ни выдоха. Кто достигнет этой ступени, у того душевная сила станет преобладать над его телесной силой. Тогда ему даруется способность свершить восемь дел, по осуществлении коих достигается [полная] независимость. Ведь невозможно, чтобы кто-нибудь был независим от того, что он не в состоянии сделать.
Первое из этих восьми дел - способность сделать [свое] тело столь тонким, чтобы оно сокрылось от глаз.
Второе - способность сделать [свое] тело таким легким, чтобы ему стало безразлично, ступать ли по шипам, по комочкам грязи или по земле.
Третье - способность сделать [свое] тело столь большим, чтобы оно выглядело в ужасающе удивительном виде.
Четвертое - способность осуществлять желания.
Пятое - способность познать все, что захочет.
Шестое - способность стать главою любой религиозной общины по-своему желанию.
Седьмое - чтобы подвластные изъявляли смирение и покорность.
Восьмое - чтобы свертывались расстояния между человеком и отдаленными местами его устремлений".
На нечто подобное, этому указывают выражения суфиев о познающем [человеке], когда он достигнет ступени знания. Ведь они утверждают, что у познающего бывает две души - душа вечная, не подверженная изменению и превращению, с помощью которой он познает сокровенное и совершает чудо; и другая душа, человеческая, подверженная изменениям и рождению. Недалеки, от подобных [воззрений] и учения, христиан.
Индийцы, говорят: "Если [человек] в состоянии сделать эти [восемь дел], тогда он может обходиться без них и постепенно достичь, цели, пройдя различные ступени:
Первая из них - познание названий и свойств вещей в их различениях но еще без знания определений.
Вторая - переход от этого к знанию определений, которые подводят отдельные вещи под общие понятия, но в них еще сохраняется различие.
Третья - исчезновение этого различения и постижение вещей [человеком] как нечто единое, но еще во времени.
Четвертая - когда человек познает вещи лишенными времени и может обходиться без имен и прозвищ, этих неизбежных орудий необходимости. На этой ступени разум познающий и познаваемое [разумом] соединяются и становятся одной вещью".
Это то, что говорит "Патанджала" о познании, которое дает душе спасение. На языке, индийцев спасение души называют мокша, то есть "конец".
Этим же словом они обозначают полное прояснение заслоненного светила при солнечном или лунном затмении, так как это - конец затмения и начало расхождения двух [как бы] сцепившихся [светил].
Согласно воззрению индийцев, чувства и ощущения созданы для познания, а [получаемое] от них удовольствие предназначено для побуждения к добыванию знаний, подобно тому как вкусовое ощущение, доставляемое едой и питьем, создано для сохранения организма посредством пищи, а удовольствие от совокупления - для сохранения рода через порождение. Если бы не сильное желание [удовольствия], то ни животное, ни человек не совершали бы эти действия ради тех целей.
А в книге "Гита" [сказано]: "Человек создан, чтобы познавать; поскольку знание [всегда и везде] одинаково, ему даны одинаковые органы. Если бы человек был создан, чтобы действовать, то орудия были бы так же разнообразны, как различны деяния, в соответствии с различием трех первичных сил. Однако телесная природа поспешно стремится к деятельности вследствие заложенного в ней противодействия знанию и хочет прикрыть эту деятельность удовольствиями, которые в действительности являются мучениями. Но именно знание оставляет эту природу поверженной на землю и освобождает душу от тьмы, как солнце освобождается от затмения и туч".
Это напоминает слова Сократа: "Душа, когда она находится вместе с телом и хочет исследовать что-нибудь, тотчас бывает обманута им. Но путем размышления она уясняет себе некоторые свои желания. Поэтому ее размышление [происходит] в такое время, когда ей ничто не мешает, ни слух, ни зрение, ни боль, ни удовольствие, когда она оказывается сама по себе и пренебрегает телом и общением с ним, насколько это в ее силах. В частности, душа философа презирает тело и стремится отделиться от него. Если бы мы в этой нашей жизни употребляли тело в действие и имели с ним что-то общее только по необходимости, если бы мы не подвергались влиянию его природы, а стремились от него избавиться, то мы приблизились бы к знанию, отдохнув от невежества тела, и стали бы чистыми, познав самих себя настолько, насколько позволяет бог. И именно это наиболее достойно быть истиной".
Затем мы вернемся к ходу нашего изложения и продолжим [цитату из книги "Гита"]:
"Точно так же прочие чувства [созданы] для [приобретения] знаний. Познающий наслаждается, разнообразно применяя их для [приобретения] различных знаний, так что они [как бы] становятся его разведчиками. Чувственные восприятия бывают различны в зависимости от времени. Чувства, которые служат сердцу, воспринимают только настоящее, а сердце размышляет о настоящем и [также] вспоминает о прошлом. Природа овладевает настоящим, притязает на то, что оно принадлежит ей в прошлом, и подготовляется к тому, чтобы взять над ним верх в будущем. Разум же познает сущность вещей, не будучи связан с временем, так как минувшее и грядущее равны перед ним. Ближайшими его помощниками являются размышление и природа, а далее всех от него [отстоят] пять чувств. Когда пять чувств доставляют размышлению какое-либо частичное знание, оно очищает его от ошибок, привносимых чувствами, и передает разуму. А разум превращает его во всеобщее и сообщает его душе. Тогда душа становится знающей это".
Согласно воззрениям индийцев, знание достается познающему одним из трех способов. Первый способ - через внушение, не во времени, а от рождения и колыбели, подобно мудрецу Капиле, который был рожден обладающим знанием и мудростью. Второй [способ - также] через внушение, но по истечении некоторого времени, подобно детям Брахмы, которым [знание] было внушено, когда они достигли зрелости. Третий [способ] - через учение и по истечении некоторого времени, подобно всем прочим людям, которые учатся, когда достигают зрелости.
Достижение спасения через знание возможно только при воздержании от зла. Ветви зла, несмотря на их многочисленность, сводятся к алчности, гневу и невежеству, и если подрезать корни, то увянут и ветви.
Суть воздержания от зла состоит, [во-первых,] в том, чтобы властвовать над двумя силами, алчным желанием и гневом, этими двумя самыми сильными и пагубными врагами человека, которые соблазняют его наслаждением пищей и удовлетворением местью, тогда как они скорее всего ввергают его в страдания и грехи; из-за них человек становится похож на дикого зверя и скотину, и даже на дьявола и сатану.
[Во-вторых,] в том, чтобы предпочесть [алчности и гневу] силы разума и мысли, благодаря которым человек уподобляется ангелам, приближенным [к богу]. [В третьих,] в том, чтобы отвратиться от [суетных] деяний этого мира. Однако человек не может отбросить их иначе, как отвергнув их причины - страсть и стремление к превосходству, а благодаря этому будет подрезана [в корне] вторая из трех первичных сил. Воздержание от деяния происходит двумя путями:
Во-первых, посредством лени, откладывания [деяния] и неведения, согласно требованиям третьей силы. Этот путь нежелателен, так как он приведет к концу, достойному порицания.
Во-вторых, посредством [свободного] выбора и изучения и предпочтения лучшего хорошему. Этот путь приведет к похвальному концу.
Воздержание от действий бывает совершенным только тогда, когда человек отстраняется и уединяется от всего, что его занимает. Тогда он обретает способность удерживать свои чувства от внешних чувственно воспринимаемых [вещей] настолько, что он не знает о существовании чего-либо вне его; [а также обретает способность] подавлять все движения и [даже] дыхание. Ведь известно, что алчный старается, старающийся устает, усталый задыхается. Таким образом, затрудненное дыхание есть следствие алчного желания. А с прекращением алчного желания дыхание становится таким же, как дыхание [существа], не нуждающегося в воздухе на дне морском. Тогда сердце твердо останавливается на одной вещи, а именно на стремлении к спасению и достижению полного одиночества.
В книге "Гита" [говорится]: "Как может достигнуть спасения тот, кто рассеивает свое сердце и не сосредоточивает его только на боге, и не посвящает свои деяния исключительно лику Его? А у того, кто отвращает мысль свою от [всех] вещей и [обращает] ее к Нему одному, свет сердца становится устойчивым, как устойчив свет светильника, наполненного чистым маслом и помещенного в укрытии, где не колеблет его никакой ветер; и это его занимает [так, что] он не ощущает ничего, причиняющего боль, будь то жара или холод, ибо знает он, что всё, кроме Единого, Истины, есть лишь пустой призрак".
В ней также [сказано]: "Страдание и наслаждение не оказывают никакого воздействия на действительный мир, подобно тому, как непрерывное течение рек в океан никак не отражается на его воде. Разве может подняться на эту вершину кто-нибудь помимо того, кто укротил свою алчную страсть и гнев и сделал их бессильными?".
Вследствие того, что было сказано выше, необходимо, чтобы размышление было непрерывным, исключающим число в определении его длительности, так как число употребляется для [обозначения] многократности; а многократность может быть только при [допущении] оплошности, которая вклинивается в размышление и прерывает его течение, препятствуя соединению размышления с объектом наблюдения. Однако не в этом состоит желанная цель, наоборот, она заключена в непрерывности размышления. Цель эта достигается постепенно либо в одной оболочке, либо в нескольких оболочках посредством постоянного ведения совершенного образа жизни и приучения к нему души так, что совершенный образ жизни становится ее природой и неотъемлемым свойством.
Совершенный образ жизни - это тот, который предписывается религией. Основные заповеди религии, Несмотря на многообразие ответвлений, можно свести к нескольким общим правилам, а именно: [Человек] не должен [1] убивать, [2] лгать, [3] красть, [4] прелюбодействовать, [5] копить сокровища; он должен [6] постоянно соблюдать святость м чистоту, [7] подолгу поститься и вести аскетический образ жизни, [8] крепко держаться поклонения богу, восхваляя и прославляя его [9] всегда припоминать мысленно, не произнося вслух ом - слово создания и творения.
Дело в том, что [предписание] воздерживаться от умерщвления животных [1] - это только частное положение общего правила воздерживаться от причинения боли и вреда. В него [также] входит [воздержание] от захвата чужого имущества [3] и от лжи [2]- помимо того, что ложь омерзительна и низка.
В воздержание от накопления сокровищ [входит] отказ от утомительного труда, уверенность ищущего щедрот [бога в их получении] и достижение блаженства, [отвращаясь] от унижения рабства, через величие свободы. В [предписание] о постоянном соблюдении чистоты [входит] знание скверны тела и побуждение ненавидеть ее и любить чистоту души. В [предписание] об истязании себя аскетическим образом жизни [входит] укрощение тела, успокоение его раздражительности и обострение чувств. Нечто подобное сказал Пифагор человеку, который много заботился о цветущем состоянии своего тела и удовлетворении его желаний: "Ты не делаешь [никаких] упущений при возведении своей тюрьмы и укреплении и упрочении своих оков".
В [предписании] о постоянном прибегании к поминанию бога всевышнего и ангелов [проявляется] дружба с ними. В книге "Санкхья" [говорится]: "Человек не может преступить за пределы той вещи, которую он полагает себе целью". В книге "Гита" [сказано]: "Всякая вещь, о которой человек продолжительное время думает и помнит, запечатлевается в нем так, что он оказывается ведомым ею без [всякого] намерения с его стороны. А так как в момент смерти человек вспоминает то, что он любит, то душа, когда она покинет тело, соединится с этой вещью и превратится в нее".
Однако соединение [души] со всякой [формой жизни], которая уходит и возвращается [к новой жизни], еще не есть чистое спасение, ибо в той же книге сказано: "Тот, кто знаете при своей смерти, что бог есть все и что все вещи от него, обретет спасение, хотя бы степень его была ниже степени праведников".
В ней же (сказано]: "Ищи спасения от этого мира в отказе от привязанности к его глупостям, в искренности намерения в деяниях и в приношении огня в жертву Богу без жажды получить в награду воздаяние. [Ищи спасения] в сторонении от людей, истинный смысл чего состоит в том, чтобы не отдавать предпочтения одному перед другим из-за дружбы [к первому] и вражды [ко второму]; в том, чтобы противиться [допущению] оплошности, засыпая, когда люди бодрствуют, и бодрствуя, когда люди спят, так как это [своего рода] удаление от людей, несмотря на [фактическое] нахождение с ними. [Ищи спасения] охранением, души от [самой] души, потому что она - враг, если она предается страстям, и лучший друг, если она целомудренна".
Сократ, который мало беспокоился о [неизбежной] смерти и радовался тому, что предстанет перед господом своим, говорил: "Не следует, чтобы кто-нибудь из вас считал мою ступень ниже ступени лебедя", о котором говорят, что он птица Аполлона, [то есть] Солнца, и потому знает сокровенное, и что он, когда почувствует [приближение] своей смерти, поет много песен, радуясь и веселясь тому, что отправится к господу своему. "По меньшей мере моя радость [предстоящему] приходу к тому, кому я поклоняюсь, должна быть равной радости этой птицы".
По этой же причине суфии говорят, определяя любовь, что она есть поглощенность тварью в ущерб Истине [т. е. богу].
В книге "Патанджала" [говорится]: "Мы делим путь к спасению на три части:
Первая часть связана с действием и [состоит] в постепенном приучении и расположении чувств к разрыву с внешним [миром] и привязанности к внутреннему [миру], чтобы они не были заняты ничем иным, кроме тебя. Путь этот общий для всех, кто стремится к достаточному [для жизни] пропитанию".
В книге "Вишну-дхарма" [сказано]: "Царь Парикша, [происходивший] из рода Бхригу, спросил Шатанику, главу собрания мудрецов, которые присутствовали у него, о смысле одного из понятий божества. Тот отвечал ему, что скажет по этому поводу только то, что слышал он от Шаунаки, Шаунака - от Ушанаса, а он - от Брахмы: "Бог это тот, у кого нет ни начала, ни конца; Он не родился ни от чего и не породил ничего, кроме того, о чем невозможно сказать: "Это Он" и невозможно сказать: "Это не Он". Как же буду я в состоянии помнить [всегда] о Том, Кто есть чистое добро, когда Он благоволит, и - чистое зло, когда Он гневается, и разве возможно достичь такого знания Его, чтобы поклоняться Ему, как должно Ему поклоняться, иначе как отврашаясь от мира и предаваясь Ему полностью и постоянно размышляя о Нем?"".
Ему возразили: "Человек слаб, и жизнь его коротка и незначительна; душа его едва подчиняется ему, чтобы он отказался от [удовлетворения] необходимых жизненных потребностей, а это препятствует ему [вступить] на путь спасения. Если бы человек жил в начальную эпоху, когда жизненные сроки длились тысячи лет и мир был прекрасен благодаря небытию зла, то можно было бы надеяться, что он сделает все как должно. Что же касается последней эпохи, то что, по твоему мнению, должен делать человек в этом изменчивом мире, чтобы смог он переправиться через море, не утонув?".
Брахма сказал: "Человеку необходимы пища, жилище и одежда, и нет ему в них никакой беды. Однако счастье - только в отказе от всего прочего, от излишних и утомительных деяний. Так поклоняйтесь же Богу, только Ему одному, и преклоняйтесь перед Ним, ищите близости к Нему на местах поклонения [подношением] подарков из благовоний и цветов; прославляйте Его и постоянно обращайте к Нему свои сердца, чтобы не разлучались они с Ним. Подавайте милостыню брахманам и другим [людям] и давайте Ему обеты, обеты частного порядка, вроде воздержания от [употребления] мяса, и общие, вроде [обета] поститься. Животные принадлежат Ему, и не считайте, что животные отличны от вас самих, так что можете вы их убивать. Знайте, что Он является всем, и что бы вы ни делали, делайте ради Него. А если вы наслаждаетесь ложными прикрасами [суетного] мира, то не забывайте Его в ваших намерениях. Если вы будете стремиться к страху перед Ним и достижению способности поклоняться Ему, то именно благодаря тому, а не чему-либо иному обретете вы спасение".
В книге "Гита" [сказано]: "Тот, кто подавляет свои страсти, не выходит за пределы необходимых потребностей, и тот, кто довольствуется достаточным [для жизни] пропитанием, не будет посрамлен, и не будут считать его презренным".
В ней же говорится еще: "Если человек не избавлен от естественных потребностей, [например] в пище - для утоления сжигающего его голода, во сне - для устранения последствий утомительных движений или в ложе - для отдыха на нем, то в последнем случае ложе обязательно должно быть чистым и удобным, одинаково ровно возвышаться над поверхностью земли и быть достаточно просторным, чтобы тело [свободно] распростерлось на нем; место должно быть с умеренной температурой, где не беспокоили бы ни холод, ни жара, безопасным от приближения ползучих гадов: все это способствует обострению [способностей] сердца и сосредоточению мысли на единстве [бога]. Ибо все, что выходит за пределы необходимых потребностей в еде и одежде, это [также] источники удовольствия, которые [в действительности] являются скрытыми [источниками] страдания. Успокаиваться на них нельзя, ибо это приводит к самым тяжелым мучениям. Наслаждение достанется в удел тому, кто одолеет двух нетерпимых врагов, я имею в виду страсть и гнев, еще в период своей жизни, но не перед [самой] смертью; тому, кто достигнет внутреннего успокоения, а не внешнего, и сможет отделаться от своих чувств".
Васудева говорил Арджуне: "Если ты желаешь чистого добра, то охраняй девять врат тела своего и знай, что в них входит и выходит; береги сердце свое от рассредоточения его мыслей и успокой душу свою, помня об оболочке темени ребенка, которая сначала бывает мягкой, а затем затягивается и становится крепкой, так что кажется ненужной. Ты не смотри на чувственные восприятия иначе как на природные свойства органов чувства, с тем чтобы не подчиниться им".
Вторая часть [пути к спасению] связана с отказом от действия, [вызванным] пониманием того, как дурны все изменчивые создания и исчезающие формы, так что сердце отвращается от них, сильное желание их прекращается и образуется возвышение [человека] над тремя первичными силами, которые являются причиной деяний и их разнообразия. Дело в том, что тот, кто охватил [в своем знании] состояние вещей на этом свете, знает, что его добро суть зло, а его блаженство при вознаграждении оборачивается несчастьем. Поэтому он отвращается от того, что усугубляет его запутывание в сетях [этого света] и порождает [более длительное] пребывание [в нем].
В книге "Гита" [говорится]: "Люди заблуждаются в отношении того, что им велено или запрещено, и не идут верным путем к различению хороших деяний от дурных. Поэтому настоящее деяние - это отказ от деяний и избавление от них".
В ней также [сказано]: "Чистота знания превосходит чистоту всех прочих вещей, так как знанием искореняется невежество и достигается достоверность взамен сомнения, которое есть источник мучения, ибо нет блаженства сомневающемуся".
Отсюда видно, что первая часть [пути к спасению] есть орудие для второй части.
Затем третья часть [пути к спасению], которая скорее всего должна быть орудием первых двух. Она состоит в поклонении с тем, чтобы бог помог обрести спасение и удостоил [воплощения в] такой оболочке, в которой постепенно можно было бы достичь счастья.
Автор книги "Гита" распределяет поклонение на [обязанности] тела, голоса и сердца.
Телу надлежит поститься, молиться, выполнять требования [религиозного] закона, служить ангелам и ученым брахманам, соблюдать чистоту тела, полностью воздерживаться от убиения и не смотреть на жен других людей и на иную их собственность.
Голосу надлежит читать [священные тексты], восхвалять [бога], всегда говорить правду, быть кротким с людьми, направлять их на верный путь и повелевать им делать добро.
Сердцу надлежит иметь прямое намерение, избегать кичливости, постоянно проявлять терпение, сдерживать свои чувства, сохраняя вместе с тем веселое расположение духа.
Затем он [автор книги "Патанджала"] прибавляет к этим [трем частям пути к спасению] четвертую часть, связанную с нелепостями и называемую расаяна. Она состоит в различных алхимических проделках с лекарствами в целях осуществить неподдающиеся осуществлению вещи. Рассказ об этих вещах последует ниже. Но они не имеют ничего общего с этим самым учением [о спасении], кроме того, что в них также требуются решимость и истинность намерения, подкрепляемые признанием их правильности и усердием при их осуществлении.
По учению индийцев, спасение есть соединение с богом, так как Ему не нужно надеяться на вознаграждение или опасность противодейетвия; Он недоступен мыслям, поскольку Он возвышен как над ненавистными противоположностями, так и над возлюбленными подобиями Его; Он знает свою сущность, но не таким знанием, которое приходит внезапно, после того как Он не знал ее прежде в каком-либо состоянии. Точно так же индийцы описывают того, кто обрел спасение; он отличается от бога лишь в своем начале, поскольку он не существовал в предвечности, а также потому, что до спасения он находился в мире спутанности [сетями], где он познавал познаваемое, но знание его было как бы призрачным, [хотя и] достигаемым большими усилиями, тогда как предмет его знания оставался скрытым [от него] завесой. Что же касается мира спасения, то там завесы сняты, покровы убраны и препятствия устранены; там [человеческое} существо обладает знанием, не жаждет познать что-либо неизвестное, отделено от быстро стирающихся чувственных восприятий, соединено с вечным понятиями разума. Поэтому в конце книги "Патанджала" ученик спрашивает о том, как происходит спасение, а наставник ему отвечает: "Если ты хочешь, можешь сказать, что спасение - это прекращение [действия] трех [первичных] сил и их возвращение в тот источник, откуда они появились. Если хочешь, можешь сказать, что это - возвращение души, овладевшей знанием, к своей природе".
Эти два человека разошлись в мнениях относительно того, кто достигает стадии избавления.
Отшельник спрашивает в книге "Санкхья": "Почему смерть не наступает в момент прекращения действия?" Мудрец отвечает: "Потому что отделение вызывается неким душевным состоянием в то время, когда дух еще в теле. Душу и тело разъединяет не что иное, как природное состояние, которое разрывает их связь. Ведь часто действие продолжает сохраняться некоторое время после устранения вызвавшей его [причины]; оно ослабевает в течение этого времени и постепенно затихает, пока не исчезнет полностью. Например, прядильщик шелка вращает свою прялку при помощи деревяшки до тех пор, пока ее вращение не станет очень быстрым, а затем бросает деревяшку, но прялка не останавливается [сразу], когда уберут вращающуюся деревяшку, а движение ее ослабевает мало-помалу, пока не прекратится совсем. Точно так же обстоит и с телом: после прекращения [жизнедеятельности в нем остается след до тех пор, пока тело, [пройдя] через состояние движения и покоя, не придет к исчезновению природной силы и стиранию следа предшествовавшей [жизне]деятельности. Таким образом, спасение бывает полным, когда тело приходит в изнеможение".
Что же касается книги "Патанджала", то в том месте ее, где есть свидетельство в пользу вышеизложенного, говорится о том, кто сдерживает свои чувства и ощущения, подобно тому как черепаха подбирает свои члены при опасности: "он не связан, так как узы развязаны, и не спасен, так как тело его находится с ним".
Вышеизложенному [учению о спасении] противоречат такие слова [в книге "Патанджала"]: "Тела - это сети душ, [препятствующие] получению вознаграждения. Тот, кто достиг стадии спасения, получил в своей оболочке [еще при жизни] вознаграждение за прошлые деяния. Затем он прекращает снискивать [вознаграждение] для будущего. Тогда он освобождается от сети, перестает нуждаться в оболочке и [свободно] перемещается в ней, не будучи запутанным в сети. Он [даже] в состоянии передвигаться куда только захочет, и когда он пожелает, он может подняться выше лица смерти. Поистине плотные, крепко сцепленные тела не могут стать препятствием для его оболочки. Так как же тело может [препятствовать] его духу?".
Близко к этим представлениям подходят суфии. В одной из их книг, со слов некоего суфия, рассказывается: "К нам пришла группа суфиев и села поодаль от нас. Один из них встал для молитвы и, когда кончил, обратился ко мне со словами: "О шейх! Знаешь ли ты здесь место, подходящее для того, чтобы нам умереть в нем?". Я подумал, что он имеет в виду сон, и указал ему знаком одно место. Он отправился туда, опрокинулся затылком [на то место] и стал недвижим. Тогда я поднялся, подошел к нему и потряс его - оказывается он уже похолодел".
Суфии толкуют слова бога всевышнего "Мы дали ему могущество на земле" так: "Если он захочет, то земля будет свита для него; а если он захочет, то сможет шагать по воде и по воздуху, которые окажут ему сопротивление, [достаточное для ходьбы по ним], а горы не будут служить ему препятствием на [его] пути следования".
Что касается тех, кто, несмотря на все старания, не достиг стадии спасения, то они различаются по степеням, до которых они добрались. В книге "Санкхья" сказано: "Тот, кто вступил в мир с превосходным поведением, был щедр в отношении того, чем он владел из [богатств] мира, будет вознагражден в этом мире тем" что он достигнет исполнения своих надежд и желаний, будет передвигаться в нем в счастии и благополучии тела и души при всех обстоятельствах [своей жизни]. Поистине настоящий смысл счастливого поворота судьбы [заключается] в том, что он есть вознаграждение за прошлые деяния, [совершенные] в той же оболочке или другой, чем она. Тот, кто в этом мире занимается делами благочестия, не обладая знанием, достигнет возвышения и награды, но не спасется вследствие недостатка средств. Тот, кто будет доволен и ни в чем не нуждающимся, когда достигнет способности осуществлять вышеупомянутые восемь предписаний, и будет гордиться этим, воображать себя преуспевшим и полагать, что в них есть спасение, останется на той же ступени".
О тех, кто стремится превзойти друг друга в достижении ступеней знания, рассказывают такую притчу: "Некий человек со своими учениками отправился в путешествие по какому-то нужному делу в конце ночи. По дороге им встретилось нечто, стоявшее прямо; распознать его в точности не давал ночной мрак. Тогда этот человек обратился к своим ученикам и спросил их одного за другим об этом предмете. Первый ответил: "Я не знаю, что это такое". Второй сказал: "Я его не знаю, и нет у меня возможности узнать его". Третий сказал: "Нет пользы в том, чтобы узнавать его, так как восход дня обнаружит его; если же это что-то страшное, оно исчезнет на рассвете, а если нечто иное, то нам станет ясно, что это такое". Они все трое не смогли достичь знания, первый - поскольку остался в неведении; второй - потому что был бессилен и беда его была в отсутствии способа [познания]; третий - поскольку проявил слабость и довольствовался неведением. Что же касается четвертого, то он никак не ответил, прежде чем не удостоверился. Он подошел к этому предмету и, приблизившись, увидел тыкву, на которой было что-то слоями нагромождено. Он знал, что живой человек со свободной волей не будет стоять на одном месте, пока на нем нагромоздится что-то слоями, и убедился в том, что это стоит неживой предмет. Но он не был уверен, что это не была какая-то скрытая навозная куча. Он подошел [еще] ближе и толкнул этот предмет ногой, так что тот упал. Тогда рассеялись все сомнения относительно того, что это такое. Он вернулся к учителю с точными сведениями, и последний получил от него знание".
Что касается сходных высказываний греков по этим вопросам, то Аммоний рассказывал со слов Пифагора: "Пусть ваши желания и старания в этом мире будут направлены на соединение с первопричиной, которая есть причина причины вашего бытия, чтобы вы могли существовать вечно, [чтобы вы] избежали гибели и исчезновения, отправились в мир истинного чувства, истинной радости, истинной славы в непрерывном ликовании и наслаждениях".
Пифагор сказал еще: "Как же надеетесь вы на отрешенность [от всего], тогда как вы одеты в тела? И как вы получите свободу, тогда как вы заключены в них, [как в тюрьму]?".
Аммоний сказал: "Эмпедокл и те, кто предшествовал ему вплоть до Геракла, полагали, что загрязненные души остаются в мире, цепляясь, пока они не попросят помощи у всеобщей души. А всеобщая душа просит за них у разума, а разум - у создателя. Тогда создатель изливает некоторую часть своего света на разум, а разум изливает частичку его на всеобщую душу, которая пребывает в этом мире. Всеобщая душа ищет света разума до тех пор, пока отдельная душа не узрит воочию всеобщую душу, не соединится с нею и не привяжется к ее миру. Однако это совершается только по прошествии многих веков. Потом она отправляется туда, где нет ни [понятия] места, ни времени и ничего из того, что бывает в этом мире, из утомления или преходящей радости".
Сократ сказал: "Душа по своей сущности, когда покидает мир, отправляется к святости, вечно живущей и бесконечно продолжающейся, породняясь с ней. Она становится такой же вечной, как святость, потому что она посредством некоего подобия тесной взаимной близости испытывает воздействие святости, и эта способность воспринимать [воздействие] называется разумом".
Он ещё говорил: "Душа очень [сильно] схожа с божественной сущностью, которая не умирает и не распадается; она есть единственное и разумное, которое длится вечно; а тело противоположно ей. Когда душа и тело соединяются, природа повелевает телу служить, а душе - главенствовать, а когда они разъединяются, душа отправляется в иное место, нежели тело. Она бывает счастлива с теми вещами, которые подобны ей, и отдыхает от обособленности, глупости, боли, любви, отчужденности и прочих человеческих пороков, если только она бывает чистой и ненавидит тело. Если же она оскверняет себя, соглашаясь с телом, служит ему и любит его, так что тело использует ее для [удовлетворения] прихотей и наслаждений, то она не познает ничего более достойного, чем виды телесных существ и тесная близость с ними".
Прокл говорит: "Тело, в котором поселяется разумная душа, принимает шарообразный вид, подобно эфиру и его [отдельным] существам; а если в теле поселяются разумная и неразумная души, оно принимает прямо стоящий вид, подобно человеку. Тело, в котором поселяется только неразумная душа, принимает прямой и вместе с тем и наклонный вид, подобно неразумным животным. Тело же, лишенное как той, так и другой души, в котором нет ничего, кроме питательной силы, принимает прямой и одновременно искривленный и перевернутыи верхом вниз вид и его голова зарывается в землю, - каково положение растений. Поскольку это противоположно положению человека, то человек есть небесное дерево, корень которого направлен к его [исходному] началу, то есть небу, подобно тому как корень растения обращен к его [исходному] началу, то есть к земле".
Индийцы придерживаются сходных с этим мнений относительно природы. Арджуна говорит: "Каково подобие Брахмы в мире?" Васудева отвечает: "Представь его похожим на дерево ашваттха". А это - [хорошо] известное у них [дерево] из [числа] больших и ценных деревьев, которое занимает обратное [обычному] положение: его корни находятся наверху, а ветви - внизу. Если питание его обильно, оно становится огромным и его ветви простираются широко, цепляются за землю и стелются по ней, [так что] корни и ветви наверху и внизу становятся похожими и полностью уподобляются друг другу. Брахма на этом дереве - его верхние ветви, его ствол - Веды, его ветки - различные учения и секты, его листья - разные манеры толкования; питание оно получает при посредстве трех [первичных] сил, а рост и цепкость - благодаря чувствам. Нет у разумного существа иного сильного желания, чем желание срезать это дерево, то есть отказаться от мира и его ложных прикрас. Если ему удается срезать его, он стремится заполучить на том месте, откуда оно растет, прочное, постоянное обиталище, в котором нет возвращения [к новым формам путем переселения душ]. Когда он достигает этого, он оставляет позади себя боль, [причиняемую] жарой и холодом и, уйдя от света обоих светил [то есть солнца и луны] и [прочих] огней, добирается до божественных сияний".
Тем же путем, что и [книга] "Патанджала", следуют суфии в учении о полной поглощенности созерцанием Истины [то есть бога], поскольку они говорят: "Пока ты указываешь [на что-нибудь], ты еще не исповедуешь единого бога, пока Истина не овладевает [предметом] твоего указания, целиком уничтожив его у тебя, так что не остается ни указывающего, ни предмета, на который указывают".
В их теориях имеется то, что указывает на их высказывание в пользу единения, например ответ одного из суфиев на вопрос об Истине: "Как же могу я не знать в точности того, кто есть Я в сущности и не-Я пространственно. Если я возвращаюсь [к другой жизни], я бываю различен с ним, если я оставлен в пренебрежении, я бываю легковесен и привязан к соединению".
Другой пример - слова Абу Бакра аш-Шибли: "Сбрось все, и ты тогда целиком придешь к нам; ты будешь [существовать], но ты не будешь сообщать о нас [другим], пока твои деяния [такие же], как наши деяния".
Еще один пример - ответ Абу Йазида ал-Бистами на вопрос о том, как он достиг той ступени [в суфизме], которую он достиг: "Я сбросил свою душу, как змея сбрасывает свою кожу. Затем я всмотрелся в свою сущность, и вот Я - это Он".
Суфии толкуют слова Аллаха Всевышнего: "Мы сказали: "Ударьте его какой-либо частью ее"". Повеление убить мертвого, с тем чтобы воскресить его, возвещает о том, что свет знания оживит сердце только после умерщвления плоти с таким усердием, что от нее остается некая форма, не обладающая никакой реальностью, а твое сердце - реальностью, не подверженной воздействию обладающих формой вещей.
Они еще говорят: "Между рабом и Богом есть тысяча ступеней света и тьмы. И все старания людей направлены на то, чтобы через тьму пробиться к свету. Когда же они достигают ступеней света, нет им [более] возврата".

ГЛАВА VIII - О РАЗЛИЧНЫХ ВИДАХ СОЗДАНИЙ И ИХ НАЗВАНИЯХ

Предмет этой главы очень труден для изучения и точного понимания, так как мы [то есть мусульмане] рассматриваем его извне, а индийцы не разрабатывают его до совершенства. Но поскольку это нам понадобится для дальнейшего, мы изложим все услышанное нами по этому [вопросу] вплоть до момента написания этих строк. Сначала мы расскажем, что говорится об этом в книге "Санкхья".
Отшельник спросил: "Сколько имеется видов живых тел и их разновидностей?".
Мудрец ответил: "Имеется три вида живых тел: духовные [существа] наверху, люди в середине и животные внизу. Что же касается их разновидностей, то их четырнадцать; восемь из них принадлежат к духовным, а именно Брахма, Индра, Праджапати, Сома, гандхарвы, якши, ракшасы и пишачи; пять разновидностей принадлежат к животным, а именно: [домашний] скот, дикие звери, птицы, пресмыкающиеся и то, что произрастает, то есть деревья; а род человеческий составляет одну разновидность".
Автор этой книги в другом ее месте перечисляет иные названия в таком порядке: "Брахма, Индра, Праджапати, гандхарвы, якши, ракшасы, питары и пишачи".
Индийцы это такой народ, который редко заботится о [сохранении] порядка и при перечислении допускает много произвольного, ибо имен и названий у них великое множество и поле деятельности здесь обширно.
Васудева говорит в книге "Гита": "Когда преобладает первая из трех первичных сил, она бывает прочно связана с [совершенствованием] разума, очищением чувств и деянием для ангелов, и поэтому одним из ее следствий становится блаженство, а одним из ее результатов - спасение.
Если преобладает вторая сила, она бывает прочно связана с [алчной] страстью и приводит к утомлению и побуждает к действиям для якшей и ракшасов; в этом случае воздаяние будет в соответствии с деянием.
А если преобладает третья сила, она бывает прочно связана с невежеством и увлечением несбыточными желаниями, так что она порождает бессоницу, невнимательность, леность, откладывание исполнения долга и излишнюю сонливость. Если человек действует, то он действует для видов бхута и пишача, [то есть] дьяволов, и для притов, которые носят души в воздухе, а не в раю и не в аду. Последствие этой силы - наказание и нисхождение от человеческой ступени до ступени животных и растений".
Он говорит в другом месте той же книги: "Вера и добродетель бывают у девов из духовных существ, и поэтому те люди, которые уподобляются им, становятся верующими в бога, прибегающими к Нему и любящими Его. Неверие и порок бывают у злых духов, называемых асурами и ракшасами. Те люди, которые станут похожими на них, будут не веровать в бога, не обращать внимания на Его повеления и стремиться лишить вселенную бога, будут заниматься тем, что приносит вред и в этом мире и на том свете и не приносит никакой пользы".
Если соединить эти высказывания вместе, то в них обнаружится путаница как в отношении имен, так и в отношении [их] последовательности. Что касается большинства индийцев, то среди них распространено представление о следующих восьми видах духовных существ:
[1] Девы, а это ангелы; они владеют областью севера и связаны исключительно с индийцами. Говорят, что Заратуштра выразил свое враждебное отношение к буддистам, назвав злых духов именем самого высокочтимого у них вида существа [то есть девами]. И это [слово] осталось в персидском языке от религии магов.
[2] Дайтья-данавы, а это злые духи, которые пребывают в области юга. К ним принадлежит всякий, кто противодействует индийской вере и враждебно относится к коровам. Несмотря на близкое родство между ними и ангелами [девами], как утверждают индийцы, у них не прекращаются взаимные раздоры и не затихают между ними войны.
[3] Гандхарвы - исполнители мелодий и песен перед ангелами [1]; их сожительницы называются апсарасами.
[4] Якши - хранители сокровищниц ангелов [1].
[5] Ракшасы - злые духи безобразного вида.
[6] Киннары - [существа] с человечьими телами и лошадиными головами в противоположность кентаврам греков, имеющим нижнюю часть тела, как у лошади, и верхнюю часть тела, как у человека; от кентавров - изображение созвездия Стрельца.
[7] Наги - существа в виде змей.
[8] Видьядхары - злые духи-колдуны; их колдовство не действует непрерывно.
Итак, ангельская сила находится на верхнем конце, демоническая сила - на нижнем конце, а посредине между двумя концами они смешиваются. Качества этих существ разнообразны, так как они достигли тех ступеней посредством деяний, а деяния различны в соответствии с [воздействием] трех первичных сил. Их жизнь длится долго вследствие того, что они полностью лишены тел, избавлены от обременительного труда и могут совершить то, что человек не в состоянии [свершить]. Поэтому люди служат им ради удовлетворения [своих] желаний и добиваются близости к ним ради исполнения [своих] нужд.
Однако мы узнаем из книги "Санкхья", что рассказанное нами неверно, ибо Брахма, Индра, Праджапати не являются именами разновидностей [существ]. Брахма и Праджапати очень близки по значению, однако их называют по-разному в зависимости от различия того или иного качества. А Индра - это глава миров. Кроме того, Васудева причисляет якшей и ракшасов вместе к одному разряду злых духов, а пураны говорят о якшах, как об [ангелах-] хранителях и слугах [ангелов-]хранителей.
После [всего] этого мы можем сказать: перечисленные выше духовные существа достигли своих ступеней посредством деяний в период, когда они были человеческими существами. Они оставили [свои] тела позади себя, так как последние являются таким бременем, которое ослабляет силу и сокращает срок [жизни]. Их свойства и состояния различаются в соответствии с тем, какая из трех первичных сил станет преобладать над ними. Девы, то есть ангелы, отличаются тем, что в них преобладает первая сила, и потому они живут в счастье и довольстве. У них перевешивает представление об отвлеченном, лишенном материального, подобно тому как у людей перевешивает представление о чувственном в материальном.
Пишачи и бхуты отличаются преобладанием в них третьей силы, а тем разрядам существ, которые находятся на промежуточных ступенях, присуща вторая сила.
Индийцы говорят, что число девов составляет тридцать три коти, из которых одиннадцать принадлежит Махадеве; поэтому то число стало одним из его прозвищ, а само имя его указывает на это число. Сумма чисел, названных как число ангелов, составляет 330 000 000.
Далее, индийцы считают допустимым описывать девов как существа, которые едят, пьют, совокупляются, живут и умирают, так как они пребывают в пределах материи, хотя и в самой тонкой и простой ее части, и так как они достигли этой [ступени] посредством деяний, а не знания. В книге "Патанджала" [говорится], что Нандикешвара приносил много жертв Махадеве и потому вознесся в рай в своей телесной оболочке и что Индра-глава прелюбодействовал с женой брахмана Нахуши и потому в наказание был превращен в змею.
Ниже следует ступень питаров, умерших предков, а ниже их - бхуты, человеческие существа, тесно связанные с духовными существами и стоящие посредине [между последними и людьми].
Что касается тех, кто достиг этой ступени не целиком отделенным от тела, то они называются риши, сиддха или муни и оспаривают друг у друга превосходство, а также различаются меж собой в зависимости от своих качеств. Сиддха - это тот, кто достиг посредством своих деяний способности делать в мире все, что он хочет, но ограничивается этим и не трудится на пути к спасению. Он может подняться до ступени риши; если до нее добирается брахман, то он называется брахмарши; если до нее добирается кшатрий, то он называется раджариш, но более низкие касты не могут достичь этой ступени. Риши - это мудрецы, которые превосходят ангелов, хотя и являются человеческими существами, вследствие своих знаний. Поэтому ангелы получают от них знание и выше их нет никого, кроме Брахмы.
Ниже брахмарши и раджарши идут касты, которые существуют среди нас, но рассказу о них будет посвящена отдельная глава.
Все эти существа - ниже материи. Что касается представления о тех, кто выше материи, то мы говорим: абстрактная материя находится посредине между материей и более высоким [миром] духовных и божественных идей; три первичные силы содержатся в абстрактной материи в потенции. Таким образом, абстрактная материя вместе со всем, что она в себе заключает, является как бы мостом, [идущим] с верха к низу.
Все, что приходит в ней в движение исключительно под воздействием первой силы, в религиозном законе и преданиях называется Брахмой, Праджапати и многими другими именами; смысл подобного названия восходит к природе в полном расцвете ее деятельности, так как индийцы [всякое] созидание, вплоть до сотворения мира, приписывают Брахме.
Все то движение, которое возникает в ней под воздействием второй силы, называется в преданиях Нараяна; его значение восходит к природе в момент, когда ее деятельность достигает предела, так как она тогда стремится сохранить [сделанное ею]. Точно так же Нараяна стремится привести мир в порядок, чтобы он сохранился.
Все то движение, которое возникает в ней, благодаря третьей силе называется Махадева и Шанкара, но наиболее известное его наименование - Рудра. Оно действует разрушающе и губительно, подобно природе, когда ее деятельность завершается и силы ее ослабевают.
Эти три разряда существ носят различные названия, по мере того как они проходят многочисленные восходящие и нисходящие ступени, и соответственно различны бывают их деяния.
Однако всему этому предшествовал только один источник и потому индийцы объединяют в нем все три разряда существ, не различая один из них от другого. Этот [единый] источник они называют Вишну; имя это более подходит для обозначения средней силы, однако они никогда не делают различия между средней силой и первопричиной. Здесь они следуют тем же путем, что и христиане, поскольку последние отличают друг от друга имена [трех] лиц: Отца, Сына и Святого Духа, и [в то же время] сущность их представляют единой.
Вот то, что отчетливо обнаруживается из теорий индийцев при внимательном рассмотрении и изучении. Что же касается [их] сказаний и преданий, в которых много нелепостей, то рассказ об этой стороне предмета последует в ходе дальнейшего изложения.
Не будем, однако, удивляться ни россказням индийцев о разряде девов, обозначенном нами "ангелы", ни тому, что они допускают в отношении девов неприемлемые для разума представления, от которых - как "дозволенных", так и тем более "запретных" - мусульманские богословы очистили ангелов.
Ибо, если ты сравнишь сказания индийцев со сказаниями греков про их религию, ты перестанешь находить их странными. Мы уже раньше говорили, что они называют ангелов "божествами". Присмотрись к тому, что они рассказывают о Зевсе, и ты убедишься в справедливости сказанного нами. Что касается передаваемых о нем сравнений с животными и людьми, то вот один из их рассказов: "Когда он был рожден, его отец захотел проглотить его. Но его мать поднесла ему завернутый в тряпки камень и дала ему проглотить его, [с чем] он и ушел". Об этом упомянул Гален в "Книге речей", где он рассказывал, что Филон в загадках описывал приготовление "Филонова снадобья" в своих стихах и сказал:
"Возьми красные волосы из волос, от которых распространялся запах благовоний, а это - жертва богам,
И кровь человека и взвесь ее количествах, соответствующих уму людей".
Он подразумевал пять мискалей шафрана, так как чувств имеется пять. Он упомянул прочие элементы смеси и их вес, прибегая к разнообразным символам, которые разъяснил Гален. В этих стихах еще [есть такие строки]:
"И из корня, которому приписывают ложь, выросшего в стране, в которой родился Зевс".
Гален говорит: "Это - нард, которому приписывают ложь в его наименовании, так как его назвали "колосом", хотя он не колос, а корень. По воле поэта он должен быть критским, так как сказители мифов говорят о Зевсе, что он родился на горе Диктаун на Крите, где его мать скрыла его от отца Кроноса, чтобы он не проглотил его, как проглотил других".
Затем в знаменитых исторических книгах рассказывается, что он брал в жены известных женщин одну за другой и что вступал с некоторыми из них в сожительство насильно, не женясь на них; из их числа Европа, дочь Фойника, от которого взял ее Астерий, царь Крита. Потом она родила от него Миноса и Радаманта. А это было еще до времени выхода израильтян из пустыни и вступления в земли Палестины.
Еще рассказывают, что умер он на Крите и был похоронен там во времена Самсона Израильского в возрасте семисот восьмидесяти лет; что Зевсом был он назван, когда состарился, после того как он прозывался ранее Диосом; и что первым, кто назвал его этим именем, был Кекроп - первый царь Афин. [Кекроп и Зевс] в их обоюдном согласии на основе одинаковой склонности к тому, чтобы безудержно удовлетворять свою похоть направо и налево и свободно отпускать бразды правления, находятся в положении, сходном с положением Заратуштры и Гуштаспа в их согласном стремлении к укреплению власти и управления.
Летописцы утверждают, что пороки среди афинского народа пошли от Кекропа и правивших после него царей, имея этим в виду подобное тому, что содержится в рассказах об Александре; [например], что Нектанеб, царь Египта, когда бежал от Артаксеркса Черного и укрывался в столице Македонии, занявшись звездочетством и прорицаниями, стал хитростью домогаться Олимпии, жены короля Македонии Филиппа, в его отсутствие, так что сожительствовал с ней обманным путем, являясь ей в образе бога Амона - в виде змеи с двумя рогами, подобными рогам барана. Таким образом она забеременела от него Александром. Филипп по возвращении чуть было не отказался от него и не изгнал его, но увидел во сне, что это ребенок бога Амона, и потому признал его [своим], сказав: "Невозможно противиться богам". Сочетание звезд показало Нектанебу, что он примет смерть от рук сына своего. Когда же он умер от раны в шею, [нанесенной] рукой Александра, то узнал тогда, что был его отцом.
Много подобных вещей в сказаниях греков, и некоторые такие рассказы мы приведем, когда будем вести речь о браках индийцев.
Затем мы скажем: Что касается того, что в рассказах о Зевсе не связано с человеческим, то греки говорят, что он Юпитер, сын Сатурна; потому что Сатурн, по мнению философов Академии, как говорит Гален в "Книге доказательств", не был рожден и только он один вечен. Достаточно того, что есть в книге Арата о "Явлениях", так как он начинает ее славословием Зевсу:
"Мы, люди, не оставляем его и не можем без него обойтись.
Он наполняет дороги и места, где собираются люди.
Он милосерден к людям;
Он являет им то, что им желанно, и побуждает их к деятельности.
Он напоминает им о жизненных потребностях,
Сообщает им о моментах времени, подходящих для вскапывания и вспашки, чтобы произрастало хорошо.
Он тот, кто рассеял по небесному своду знаки и звезды.
Поэтому мы смиряемся перед ним в самом начале и в конце".
Затем он восхваляет духовные существа. Если ты сравнишь воззрения греков и индийцев, то окажется, что точно так, [как в этих стихах,] описывают и Брахму.
Комментатор "Книги о явлениях" утверждает, что ее автор поступил несогласно [обычаю] поэтов, начав [стихи] с [воспевания] богов, и что он намеревался говорить о небесном своде. Далее он высказывает свои воззрения на происхождение Асклепия, сходные с воззрениями Галена, и говорит: "Мы хотели бы знать, какого Зевса имеет в виду Арат, - символического или природного, - потому что поэт Кратес называет небесный свод Зевсом и точно так же сказал Гомер: "...Как отсекаются хлопья снега от Зевса"".
Арат называет эфир и воздух Зевсом, говоря: "Дороги и места собрания полны им, и мы все должны вдыхать его".
Поэтому он [автор книги] утверждает, что философы Стои думали, что Зевс есть дух, рассеянный в абстрактной материи и соответствующий нашим душам, то есть природа, которая правит всяким природным телом. Он считает, что Зевс милосерден, так как он есть причина [всякого] добра; потому он с [полным] правом утверждает, что он создал не только людей, но также и богов.

ГЛАВА IX, РАССКАЗЫВАЮЩАЯ О КАСТАХ, КОТОРЫЕ ИНДИЙЦЫ НАЗЫВАЮТ "ЦВЕТАМИ", И БОЛЕЕ НИЗКИХ КАСТАХ

Всякое установление, которое исходит от человека, по своей природе склонного к управлению, достойного руководить благодаря своему превосходству и силе, твердого в своем мнении и решениях, поддерживаемого счастливым поворотом судьбы при враждебных обстоятельствах благодаря тому, что люди не выступают против него из-за прежних его заслуг, утверждается среди тех, на кого оно распространяется, так же прочно, как незыблемые горы. Такому установлению люди будут следовать в поколениях, по прохождении [многих] дней и истечении [ряда] лет. Если оно также каким-либо образом опирается на религию, тогда в нем сходятся два близнеца - царская власть и религия, и благодаря их соединению то установление достигает совершенства. А далее этого совершенства нет цели, к которой надо стремиться.
Древние цари, прилежно занимавшиеся своим [царским] делом, большую часть своих забот обращали на распределение людей по различным сословиям и разрядам, которые они оберегали от перемешивания и нарушения их порядка и ради [сохранения] которых запрещали людям [произвольно] общаться друг с другом. Они принуждали каждое сословие оставаться при соответствующем деле, занятии и ремесле, не дозволяли ни одному преступать границы своего разряда и наказывали того, кто не удовлетворялся границами своего сословия.
Образ правления самых первых персидских царей красноречиво свидетельствует об этом. В деле [распределения людей на сословия и разряды] у них были прочные установления, которые невозможно было нарушить ни путем служебных заслуг, ни посредством взятки, так что даже Ардашир, сын Бабака, при восстановлении им персидского государства восстановил сословия: в первое он определил всадников и царских детей, во второе - благочестивых, жрецов огня и верховных служителей культа, в третье - врачей, звездочетов и [прочих] служителей науки, в четвертое - земледельцев и ремесленников. Внутри каждого из этих сословий было [подразделение на] различные степени, как виды внутри своих родов различаются по отдельности и вполне самостоятельно. Весь подобный сословный порядок либо становится как нечто унаследованное, если помнят о его исходных установлениях, либо благоприобретаемым достоянием, если забываются его причины и основания; ведь забвение неизбежно связано с продолжительностью срока, отдаленностью времени и обилием [минувших] поколений.
Индийцы в наши дни обладают всеми этими [сословными и кастовыми установлениями] в изобилии, так что наша полная противоположность им в этом и то, что у нас - все равны, кроме как в страхе [перед Аллахом], является огромным препятствием, которое отделяет их от ислама.
Индийцы называют свои касты варнами, то есть "цветами", а с точки зрения происхождения называют джатаками, то есть "рождениями". Этих каст по сути дела четыре.
Самая высшая из них - брахманы. В индийских книгах говорится, что они созданы из головы Брахмы и что это имя - лишь иносказание для обозначения силы, называемой Природой; голова же - высшая часть животного, следовательно, брахманы - лучшая часть данного рода и потому они стали, по представлению индийцев, лучшими среди людей.
Следующая за брахманами каста - кшатрии, созданные, согласно утверждению индийцев, из плеч и рук Брахмы. Их степень не очень сильно отдалена от степени брахманов.
Ниже их [находятся] вайшьи, созданные из [бедра Брахмы. Следующая каста - шудры, созданные из] ног Брахмы. Эти две последние степени близки между собой. Несмотря на различия между кастами, в городах и селах дома и дворы всех четырех расположены смешанно.
Ниже этих следуют представители профессий, не причисляемые ни к какой касте, а объединяемые только по ремеслу и называемые антьяджами. В зависимости от профессии они делятся на восемь категорий и могут смешиваться с представителями других сходных профессий, но только не с белильщиками, сапожниками и ткачами, так как все прочие не снисходят до этих профессий. Вот их перечень: белильщики, сапожники, фокусники, плетельщики корзин [из пальмовых листьев] и щитов, корабельщики, рыбаки, охотники за зверями и птицами и ткачи. Представители тех четырех каст ни в одном городе не живут с ними вместе, и они ютятся в жилищах только поблизости от него, но вне его. Что же касается каст хадья, домба, чандала и бадхатава, то они никак не принимаются в расчет; они лишь выполняют презренные работы, вроде уборки сел и их обслуживания. Все они составляют одну касту, подобно детям блуда, отличаясь только по [выполняемой] работе. Рассказывают, будто они происходят от отца шудры и матери брахманки, от которых произошли вследствие прелюбодеяния, и потому они отвержены и унижены.
У каждого представителя любой касты есть обозначения и прозвища в соответствии с его деятельностью и образом жизни. Например, брахман - это обозначение [представителя высшей касты] вообще, когда он пребывает в своем доме за работой. Когда же он постоянно обслуживает один огонь, его называют иштин, если он обслуживает три огня, то он - агнихотрин, если он в то же время приносит жертвы огню, то он - дикшита. Точно так же обстоит с другими [кастами и профессиями], но только среди последних хадьи слывут самыми достойными, потому что они стоят выше всего нечистого; за ними следует каста доминов, так как они играют на лютне и увеселяют.
Члены сословий, стоящих ниже этих двух, воспитываются для совершения убийства и казней как рода занятий, и они берутся за это дело. Самая худшая каста - это бадхатавы, так как они не ограничиваются тем, что едят заведомую мертвечину, но идут и далее этого я едят собак и тому подобное.
Для совместной трапезы каждая из этих четырех каст располагается по отдельности и ни в одном ряду не могут находиться два человека, различных по касте. А если, например, в ряду брахманов находятся два человека, соперничающих друг с другом, и если их места называются близкими, их сидения отделяют друг от друга поставленной между ними доской или натянув одежду, или чем-нибудь другим, даже если между ними проводят черту, то они разделены. Поскольку употреблять остатки пищи запретно, то необходимо, чтобы пища подавалась каждому в отдельности; так как когда кто-нибудь из сотрапезников берет пищу из одной большой миски, то оставшееся при принятии пищи вторым после прекращения трапезы первого становится запретным остатком.
Таково положение четырех каст. Васудева, когда Арджуна спросил его о природе четырех каст и о том, какими качествами им следовало бы обладать, сказал:
"Брахман должен быть обилен умом, спокоен сердцем, правдив речью, проявляющим терпение, сдерживающим свои чувства, любящим справедливость, с очевидной чистоплотностью, готовым приступить к молитве, с обращенными к вере помыслами. Кшатрий должен быть наводящим ужас сердцам, смелым, гордым, острым на язык, щедрым, не обращающим внимания на бедствия, жаждущим облегчать трудности. Вайшья должен заниматься землепашеством, приобретением скота и торговлей. Шудра должен быть старательным в служении и подобострастии, стремясь снискать этим расположение каждого. И каждый из них, если будет твердо придерживаться своего обычая и привычки, достигнет блага в своем желании, если не сделает упущения в служении Богу, не будет забывать восхваления Его в величайших Его делах. Если же он перейдет от положенного ему к тому, что надлежит другой касте, и даже если эта каста будет вышестоящей, то он свершит грех тем, что переступит дозволенные границы в деле".
Он также сказал Арджуне, ободряя его на сражение против врага: "Ты разве не знаешь, о обладатель широкого размаха рук, что ты кшатрий и твой род сотворен, чтобы быть смелым и отважным, мало обращать внимания на превратности дней, не позволять душе предаваться заботам, ибо воздаяние достигается лишь посредством всего этого. Если кшатрий одержит победу, то для власти и богатства, если погибнет, то для рая и милости. Вслед за обнаруженными тобой жалостью к врагу и скорбью о гибели этого войска распространится известие о твоей трусости и малодушии, исчезнет слава о твоей принадлежности к могущественным и мужественным храбрецам, ты падешь в их глазах, а твое имя выпадет из их числа. Я не знаю наказания более сильного, чем такое положение. Ведь лучше умереть, чем предстать перед последствиями позора. Если Бог повелел тебе и определил твою касту к войне и создал тебя для нее, так подчинись Его приказу и исполни Его волю с решимостью, очищенной от страстей, чтобы твое дело принадлежало Ему".
Индийцы расходятся в мнениях о том, какие из этих каст способны к достижению спасения. Одни из них говорят, что его достигнут только брахманы и кшатрии, потому что другие не могут изучать Веды; а по мнению настоящих мыслителей из них, спасение равно доступно всем кастам и всему роду человеческому, если оказывается у них совершенное намерение. Это [мнение] основано на словах Вьясы: "Познай двадцать пять [вещей] точным знанием и тогда можешь принять какую хочешь религию - ты неизбежно обретешь спасение".
Это основано также на происхождении Васудевы из рода шудры и его словах, [обращенных к] Арджуне: "Бог распределяет вознаграждение не обижая никого и беспристрастно. Он считает добро за зло, если, совершая его, забывают Его, и зло за добро, если при содеянии его помнят о Нем и не забывают Его, даже если делающий это будет вайшья, шудра или женщина, не говоря уже о том, что это будет брахман или кшатрий".

ГЛАВА X - ОБ ИСТОЧНИКЕ РЕЛИГИОЗНЫХ И СВЕТСКИХ ЗАКОНОВ ИНДИЙЦЕВ, О ПРОРОКАХ И О ВОЗМОЖНОСТИ ОТМЕНЫ ОТДЕЛЬНЫХ ЗАКОНОВ

Греки получали религиозные и гражданские законы от своих мудрецов, таких, как Солон, Дракон, Пифагор, Минос и им подобные, которые были призваны для этого дела и якобы пользовались божественной помощью. Точно так же поступали и их цари; например, Мианос, когда он получил власть над морскими островами и критянами,- это было примерно лет через двести после Моисея,- установил для них законы, выдавая их за полученные им от Зевса. Около того же времени издал законы и Минос.
Во времена Дария Первого, правившего после Кира, римляне отправили послов к афинянам и получили от них законы в двенадцати книгах. Эти законы оставались у них до правления Помпилия, который взялся за составление [новых] законов для них. Он установил двенадцать месяцев в году вместо бывших у них до той поры десяти. О принудительном введении им законов среди римлян свидетельствует то, что он установил у них в качестве средств обмена взамен серебра глиняную посуду и шкуры - это было, видимо, следствием его гнева против непокорных.
В первой главе "Книги законов" Платона чужестранец из жителей Афин говорит: "Кто, по твоему мнению, первоначально установил для вас законы? Был это кто-нибудь из ангелов или из людей?" Человек из Кносса отвечает: "Он был из ангелов. Что же касается нас, то поистине законодателем был Зевс, а что до лакедемонян, то они утверждают, что у них законы установил Аполлон".
Затем он говорит в той же главе: "Составитель законов, если он от Бога, при составлении их должен поставить себе целью достижение величайших добродетелей и высшей степени справедливости".
Он описал законы жителей Крита следующим образом: они дают полное счастье тому, кто правильно ими пользуется, поскольку при их помощи можно получить все человеческие блага, связанные с благами божественными.
Этот афинянин говорит во второй главе той же книги: "Когда боги сжалились над родом человеческим, созданным для [утомительных] трудов, они ввели для людей празднества в честь богов и муз, в честь Аполлона - владыки муз и Диониса, давшего людям вино как лекарство от горечи старости, чтобы старые снова могли становиться молодыми, когда забывается горе и душа переходит из угнетенного состояния в бодрое".
Далее он еще говорит: "Они через откровения научили людей движениям танца и равномерному ритму в качестве вознаграждения за утомительные труды, чтобы привыкли они к общению с ними в празднике и веселии. Поэтому один из видов музыки называют прославлениями, намекая на молитвы богам".
Вот таково было положение греков. Точно так же обстоит дело с индийцами, так как они полагают, что их религиозный закон и его отдельные предписания исходят от риши - мудрецов, столпов их религии, а не от пророка, то есть Нараяны, который принимает какой-нибудь человеческий облик, когда приходит в этот мир. Однако он приходит только для того, чтобы пресечь какое-нибудь зло, угрожающее миру, или чтобы исправить уже случившееся. Ни одно из предписаний закона не допускает никакой замены, ими надлежит пользоваться в том виде, в каком их находят. По этой причине случилось так, что индийцы обходятся без пророков там, где дело касается религиозного закона и поклонения, хотя в делах тварей иногда случается в них нужда.
Что касается отмены законов, то, по их воззрениям, она как будто не невозможна, так как они утверждают, что многие вещи были дозволены до прихода Васудевы, а потом стали запретными, например мясо коровы. Происходит это вследствие изменения человеческой природы и бессилия людей нести [все] бремя обязанностей. Подобные изменения произошли в законах, касающихся брака и родства. Некогда в прошлом происхождение считалось по одному из трех способов:
Первый способ: от чресел отца, [который зачал ребенка] во чреве [своей] законной жены, как это [считается] и ныне у нас и у индийцев.
Второй [способ]: от чресел зятя, [который зачал ребенка] во чреве выданной за него дочери; если [при браке] обусловливалось, что ребенок будет принадлежать ее отцу, то ребенок дочери считался тогда принадлежащим деду, который ставил условие, а не оплодотворившему отцу.
Третий [способ]: от чресел постороннего [семье] во чреве замужней женщины; поскольку почва принадлежала мужу, дети той женщины считались принадлежащими ее мужу, если оплодотворение совершалось с его согласия.
Именно согласно последнему способу Панду считался сыном Шантану. Дело в том, что из-за проклятия некоего отшельника с этим царем случилось что-то, препятствовавшее ему сближаться с его женами в то время, когда у него еще не было детей. Тогда он просил Вьясу, сына Парашары, чтобы он произвел ему сына от его жен, который остался бы после него. Шантану послал к нему одну из своих жен, однако она испугалась его, когда вошла к нему, и [вся] затрепетала, а потому, в соответствии с тогдашним своим состоянием, она понесла от него болезненно желтого ребенка. Затем он послал к нему вторую жену], но она застыдилась его и укрылась своим покрывалом и поэтому родила Дхритараштру слепым и хилым. Потом он отправил третью [жену], наказав ей отбросить страх и стыд, и она вошла к нему смеющаяся и радостная и понесла красавца, подобного луне, который превзошел [всех] людей дерзостью шуток и удальством.
У четырех сыновей Панду была одна общая жена, которая оставалась у каждого из них по месяцу. Более того, в книгах индийцев рассказывается, что отшельник Парашара однажды сел на корабль, на котором находилась также дочь владельца корабля. Он полюбил ее и старался соблазнить ее, так что она не устояла и смягчилась, однако на берегу не было никакого укрытия от взоров [посторонних]. В тот же миг там выросло тамарисковое дерево для обеспечения их дела. Тогда он совокупился с ней позади тамарискового дерева, и она понесла от него своего славного сына Вьясу.
Все это теперь отменено, упразднено, и потому из их сказаний представляется, как будто отмена законов [вообще] возможна. Что касается этих непристойных форм брака, то они встречаются и ныне, встречались также в минувшие времена язычества [у арабов]. Действительно, обитатели гор, простирающихся от области Панчхир до окраин Кашмира, считают обязательным [законом] совместный брак нескольких братьев с одной женщиной.
Брак у арабов в эпоху их язычества был нескольких видов:
Один вид - это когда араб приказывал своей жене, чтобы она послала просить кого-нибудь, чтобы он вступил с ней в половую связь. Затем он воздерживался от нее в дни ее беременности, желая иметь благородного потомка. Это соответствует третьему виду брака у индийцев.
Второй вид - это когда один араб говорил другому: "Уступи мне свою жену и я уступлю тебе свою", - и они совершали обмен [женами].
Третий вид - это когда несколько человек жили с одной женой. Когда она сложит [свое бремя], она указывала отца ребенка, а если она не знала, кто он, это узнавали гадатели по чертам лица.
Четвертый вид - [так называемый] никах ал-макт [ненавистный брак], когда женились на вдове отца или сына. Дитя от такого брака называется дайзан. Этот вид мало отличается от иудейского брака, так как у иудеев положено, чтобы человек женился на жене своего брата, если тот умер, не оставив потомства: он продолжает род своего покойного брата, и его отпрыски считаются происходящими не от него, а от брата. Это делается для того, чтобы память об умершем не исчезла со света. Поступающего таким образом на еврейском языке называют йабхам.
Такой же [брак существовал] у огнепоклонников. Действительно, в книге "Таусар" великий хербед говорит Парашваргир-шаху в ответ на его ложные обвинения против Ардашира, сына Бабака: "Дело замещения у персов, когда человек умирает, не оставив мужского потомства, бывает таково: люди рассматривают и, если у него была жена, выдают ее замуж за его ближайшего родственника от его имени; если у него не было жены, выдают замуж его дочь или его близкую родственницу, а если не найдется таковой, из привязанности к роду, сватают на средства умершего [какую-нибудь женщину за его родственника], и ребенок от такого брака считается ребенком покойного. Тот, кто пренебрегает этим обычаем и не исполняет его, убивает бесчисленное количество душ, потому что он прерывает род покойного и память о нем до скончания веков".
Все это я рассказал, чтобы при помощи противоположного стало известно, как прекрасна истинная религия, чтобы все отличающееся от нее при сравнении представилось бы еще более отвратительным.

ГЛАВА XI - О НАЧАЛЕ ПОКЛОНЕНИЯ ИДОЛАМ И О ТОМ, КАКОВЫ ЭТИ ИДОЛЫ

Известно, что от природы нрав простых людей склонен к чувственному и избегает разумного, которое понимают только ученые; последние, как известно, во всякое время и в любом месте малочисленны. И поскольку простолюдины удовлетворяются образным представлением, последователи многих религий отклонились [от правильного пути] к созданию образов в [своих] книгах и святилищах, подобно иудеям, христианам и в особенности манихеям. Достаточным свидетельством в пользу сказанного мною является то, что если показать изображение Пророка - да благословит его Аллах! - или Мекки вместе с Ка'бой простому человеку или женщине, результаты крайней радости обнаружатся в таких проявлениях: он [или она] примется целовать [изображение], посыпать [себе] обе щеки прахом, [сам] повергаться в прах, как будто лицезрел он самый предмет изображения и исполнил тем самым обряды большого и малого паломничества.
В этом кроется причина, побуждающая к созиданию идолов во имя почитаемых лиц из [числа] пророков, мудрецов и ангелов, чтобы идолы стояли, напоминая о них, когда они отсутствуют или умерли, и навсегда сохраняя в сердцах [людей] почтительность к тем, кто ушел: так что протекает много времени после [ухода] создателей идолов, проходят поколения и века, предаются забвению причины и повод их [создания], и поклонение идолам становится обычаем и общеобязательным установлением. Затем в этом деле принимают участие законодатели и, учитывая, как глубоко укоренилось почитание идолов среди темной массы, вменяют это ей в обязанность. Такого рода сведения передают о тех, кто жил в эпоху, предшествовавшую Всемирному потопу и после него; рассказывают даже, будто все люди до явления посланников [божьих] составляли одну [религиозную] общину, которая поклонялась идолам.
Что касается последователей Пятикнижия [Торы], то они указывают как начало той эпохи [то есть идолопоклонства] дни Саруга, прадеда Авраама. А римляне утверждают, что Ромул и Рем, два брата из страны франков, став царями, построили [город] Рим. Затем Ромул убил своего брата, и после этого потрясения и войны непрерывно следовали одно за другим, пока Ромул не смирился. Тогда ему приснилось, что покой восстановится лишь после того, как он посадит своего брата на трон. Велел он тогда изготовить его изображение из золота и посадил его возле себя, и он обычно говорил: "Мы приказали то-то и то-то". С тех пор такая форма обращения [к поданным] стала обычаем царей. Смуты прекратились, и он устроил празднество и игры, чтобы отвлечь внимание тех, кто затаил против него злобу за [убийство] брата. Еще воздвиг он четыре изображения [в честь] солнца на четырех лошадях: зеленое для земли, голубое для воды, красное для огня и белое для воздуха. Эти изображения до сих пор остались стоять в Риме.
Поскольку мы ведем рассказ о воззрениях индийцев, то мы изложим их небылицы по этому вопросу, после того как сделаем оговорку, что они исходят от простого люда. Что же касается тех, кто ступил на путь освобождения или изучал методы диалектики и [умозрительного] богословия и стремился к достижению истины, называемому у них сара, то они отстраняются от поклонения кому бы то ни было, кроме Бога всевышнего, не говоря уже о поклонении сделанному [человеком] изображению божества. К повествованиям такого рода относится то, что рассказывает Шаунака царю Парикше:
В давно минувшие времена жил-был царь по имени Амбариша, который получил царство, соответствовавшее его желанию. Однако он не пожелал его и, отказавшись от [тленного] мира, целиком надолго предался делу поклонения и прославления [бога]. Наконец тот, кому он поклонялся, явился ему в образе Индры, главы ангелов, верхом на слоне и сказал ему: "Проси, что тебе угодно, и я дам тебе это".
Царь ответил ему: "Я радуюсь лицезрению тебя и благодарю за щедро дарованные тобою добро и помощь, однако я прошу не у тебя, а у того, кто создал тебя".
Индра сказал: "Цель поклонения - хорошее вознаграждение за него, получай же предметы своих желаний от того, у кого ты ранее находил их, и не будь слишком разборчив, говоря: "Не от тебя, a от ДРУГОГО"".
Царь ответил: "Что касается мира сего, то он мне уже достался, но я отвернулся от всего, что в нем есть. Своим поклонением я стремлюсь не к тебе, а лишь лицезреть Господа моего. Как же буду я просить у тебя удовлетворения моей нужды?".
Индра отвечал: «Весь мир и все живое на свете подчиняются мне. Кто ты такой, чтобы противиться мне?».
Царь ответил: «Я также слушаюсь и подчиняюсь, но только я поклоняюсь тому, у кого ты получил эту силу; он — господин всего сущего, тот, который сохранил тебя от губительного зла двух царей, Бали и Хираньякши5. Так предоставь меня тому, что я предпочел, и уходи от меня с миром».
Индра сказал: «Если ты, отвергая все, будешь только противиться мне, я убью тебя и уничтожу».
Царь ответил: «Говорят, что добро есть предмет зависти, а зло противоположно ему. Тому, кто отрекся' от мира, завидуют ангелы, и поэтому они не преминут [постараться] сбить его с пути. Я из числа тех, кто отвернулся от мира и обратился к поклонению, и не оставлю его, пока я жив. Я не знаю за собой || греха, за который заслуживаю я, 5' чтобы ты убил меня. Если ты сделаешь это без всякой вины с моей стороны — дело твое, как тебе угодно. При том, что если помыслы мои принадлежат исключительно Богу и ничто не примешивается к моему несомненному знанию [о Нем], ты не сможешь ничем повредить мне. Достаточно с меня того, что ты отвлек меня от поклонения [Богу], и [теперь] я возвращаюсь к нему».
Когда царь приступил к поклонению, Господь явился ему в образе человека цвета серого лотоса, в желтом одеянии, восседая на птице, называемой Гаруда, держа в одной руке из своих четырех рук шанк-ху, то есть раковину, в которую дуют, сидя верхом на слонах, во второй [руке] — чакру, а это — круглое, острое, охватывающее оружие, которое рассекает поражаемую цель, когда его бросают; в третьей [руке] — амулет, а в четвертой — падму, а это — красный лотос6- Когда царь увидел его, затрепетал он весь от благоговейного страха, пал ниц и многократно воздал хвалу. Бог рассеял его страх и возвестил ему, что он получит все, что он желал. Царь сказал: «Я имел раньше царство, которого никто у меня не оспаривал; у меня было такое положение, которого не возмущали ни печаль, ни болезнь. Было так, оудто обладал я целым миром. Но затем я отрекся от всего этого, " когда убедился, что добро мира сего при внимательном рассмотрении есть зло впоследствии. Я ничего не хочу, кроме того, что обрел я теперь. После этого желаю я лишь избавиться от этих уз».
Господь сказал: «Достигнешь ты этого путем отречения от мира, через одиночество, прибегая к размышлению и подчиняя себе свои чувства».
Царь сказал: «Предположим, что я смогу сделать это по причине той милости, которой удостоился я, но как же смогут сделать это другие? Ведь человеку необходимо есть и одеваться, а это связывает его с миром; есть ли какой-нибудь иной путь?".
Господь ответил: "Займись своим царством и миром сим умеренным и наилучшим образом; обращай свои помыслы ко мне в то время, когда ты занят возделыванием и заселением мира, защитой его обитателей и раздачей милостыни, но также и при любых деяниях твоих. Если же тебя одолеет забывчивость человеческая, ты сделай изображение, подобное тому образу, в котором ты видел меня; приноси ему в жертву благовония и цветы и сделай его памятью обо мне, чтобы ты не забывал меня, так что если ты занят, то памятью обо мне, если ты говоришь, говори во имя мое, если ты свершаешь что-нибудь, свершай ради меня".
Царь сказал: "Я узнал общие предписания, почти же меня разъяснениями и подробностями".
Господь ответил: "Это я уже сделал, я внушил твоему судье Васиштхе все, что необходимо, поэтому полагайся во всех вопросах на него". Затем это видение исчезло из виду. Царь вернулся в свое местопребывание и сделал то, что ему было велено.
Индийцы говорят, что с тех пор стали делать идолов: одних - с четырьмя руками, как мы описали, других - с двумя руками, в зависимости от рассказа и описания, смотря по тому, кто изображается. Индийцы рассказывают также, что у Брахмы был сын по имени Нарада, который не помышлял ни о чем ином, кроме как о созерцании Господа. У него было обыкновение брать с собой посох, когда он бродил. Бросая посох, Нарада превращал его в змею и совершал с его помощью чудеса. Он никогда с ним не расставался. Как-то, будучи погружен в размышления о предмете своих надежд, он увидал вдали какой-то свет. Он направился к нему и услыхал, как его окликнули со стороны света: "То, что ты просишь и желаешь, не может осуществиться. Ты не можешь видеть меня иначе, чем таким образом". Он взглянул, и вдруг - перед ним фигура из света, наподобие человеческих фигур. С той поры стали воздвигать кумиры в виде изображений. К числу знаменитых идолов относится идол в Мултане, [воздвигнутый] в честь солнца и потому называемый Адитья. Он был из дерева и покрыт красным сафьяном; в глазах его было два красных яхонта. Утверждают, будто сделан он в ближайшую крита-югу. Предположим, что это было в конце той эпохи, значит с тех пор прошло 216432 года. Когда Мухаммад ибн ал-Касим ибн ал-Мунаббих завоевал Мултан, он стал разузнавать причину его процветания и скопления в нем богатств и обнаружил, что она заключена в том идоле, ибо туда устремлялись и совершали паломничество отовсюду. Поэтому он счел за благо оставить его, как он был, после того как повесил ему на шею кусок коровьего мяса в знак своего пренебрежения к нему, и построил там соборную мечеть. А когда карматы овладели Мултаном, завоеватель Джалам ибн Шайбан разбил тот идол [на куски] и перебил его жрецов. Его капище, а это был дворец, построенный на возвышенном месте из обожженных кирпичей, он превратил в соборную мечеть вместо старой соборной мечети, закрыв последнюю из ненависти ко всему, что было сделано в дни [правления] Омейядов. Когда эмир Махмуд - да помилует его Аллах! - уничтожил их власть над теми областями, он восстановил пятничную молитву в старой мечети и оставил эту вторую в пренебрежении. Теперь на том месте только ток, где вяжут хенну.
Если мы отбросим из указанного количества лет сотни и меньшие числа [то есть 432] по той причине, что время появления карматов предшествовало нашим дням, хотя это составит всего около ста лет, остается 216000 лет для промежутка времени между концом крита-юги и приблизительно началом эры хиджры. Как же кусок дерева мог сохраняться столько времени при влажности воздуха и почвы в этом месте? Впрочем, Аллах лучше знает!
Город Танешар [весьма] почитаем у индийцев. Его идол назывался Чакрасвамин, то есть обладатель чакры,- вида оружия, который мы [выше] описали. Он [сделан] из бронзы и по размерам близок к величине человека. В настоящее время он брошен на площади в Газне вместе с Главой Соманатха, который представляет изображение половых органов Махадевы; это изображение называется линга. Рассказ о Соманатхе последует в своем месте. Что касается Чакрасвамина, то говорят, будто он сделан в дни Бхараты как память о тех войнах.
Во Внутреннем Кашмире, в двух или трех днях пути от столицы по направлению к горам Болор, есть капище идола из дерева, называемого шарада, очень почитаемое и посещаемое [паломниками].
Теперь мы приведем целую главу из книги "Самхита" о сооружении идолов; она поможет ознакомлению с предметом, о котором мы ведем речь.
Варахамихира говорит: "Если делают статую Рамы, сына Дашаратхи, или Бали, сына Вирочаны, то высоту делай в сто двадцать вершков из вершков идоловых, а если [статуи] других богов, то - меньше на одну десятую этого, то есть в сто восемь вершков.
Идола Вишну делай с восемью, четырьмя или двумя руками, а с левой стороны под грудью помести изображение женщины Шри. Если ты делаешь его с восемью руками, то в одной правой руке сделай меч, а в другой - золотую или железную палицу, в третьей - стрелу, а четвертую сделай как бы черпающей воду; левые руки сделай держащими щит, лук, чакру и раковину.
Если ты делаешь его с четырьмя руками, то отбрось лук и стрелу, меч и щит.
Если же ты делаешь его с двумя руками, то пусть правая рука будет [как бы] черпающей воду, а в левой - раковина.
Если ты делаешь изображение Баладевы, брата Нараяны, укрась его уши серьгами и придай ему хмельные глаза.
Если ты делаешь оба изображения, [Нараяны и Баладевы], то присоедини к ним сестру их Бхагавати, держащую левую руку на бедре, чуть отстраненной от бока, а в правой руке - лотос.
Если ты делаешь ее с четырьмя руками, то одну правую руку [сделай] с четками, а ладонь второй - черпающей воду; в левых руках - книгу и лотос.
Если же ты делаешь ее с восемью руками, то [сделай] в левых руках камандалу, а это - горшок, лотос, лук и книгу, а в правых руках - четки, зеркало, стрелу и ладонь, черпающую воду.
Если [ты делаешь] изображение Самбы, сына Вишну, то в правой руке его сделай только палицу. Если это изображение Прадьюмны, сына Вишну, то вложи в правую его руку стрелу, а в левую - лук. Если ты делаешь их жен, то вложи в их правые руки мечи, а в левые - щиты.
Идол Брахмы имеет четыре лица, [обращенных] на четыре стороны, и [сидит] он на лотосе, и в руке его горшок.
Идол Сканды, сына Махадевы, - мальчик верхом на павлине, держащий в руке шакти, а это [оружие] вроде обоюдоострого меча с рукоятью посредине, похожей на пестик ступки.
Идол Индры держит в руке оружие из алмаза, называемое ваджра. Оно напоминает своей рукоятью шакти, однако с каждой его стороны по два меча, которые соединяются у рукояти. На лбу его сделай третий глаз и посади его верхом на белого слона с четырьмя клыками.
Точно так же сделай, третий глаз сверху на лбу идола Махадевы, а на голове его - полумесяц, и в руку его [вложи] оружие, называемое шула и похожее на палицу, [но] с тремя разветвлениями, и меч. А левая рука его пусть держит его жену Гаури, дочь Химаванта, которую он прижимает сбоку к груди своей.
Что же касается идола Джины, а это Будда, то употреби все старания, чтобы его лицо и члены сделать красивыми, и сделай линии его ладони и ступни ног наподобие лотоса, [изобрази его] сидящим на лотосе, с седыми волосами, приветливым, как будто он отец [всех] тварей.
Если ты делаешь Арханта, а это форма другого тела Будды, то делай его обнаженным юношей с красивым лицом, с руками, доходящими до колен; а изображение Шри, [его] жены, [помести] под его грудью слева.
Идола Реванты, сына Солнца, [сделай] едущим на коне, подобно охотнику, а идола Ямы, ангела смерти, [верхом] на буйволе-самце и держащим в руке палицу.
Идола Куберы, хранителя сокровищ, [изобрази] увенчанным короной, с крупным телом и широкими боками, верхом на человеке.
Идола Солнца [сделай] с красным лицом, подобным сердцевине красного лотоса, сияющим, как драгоценный камень, с выступающими членами, с ушами, украшенными серьгами, с шеей, украшенной ожерельем из жемчуга и свисающим на его грудь, увенчанным короной с зубцами, с двумя лотосами в руках, облаченным в одежды жителей севера, свисающие до лодыжек.
Если ты делаешь изображение Семерых Матерей, то объедини их вместе: [сделай] Брахмани с четырьмя лицами, [обращенными] на четыре стороны; Каумари - с шестью лицами; Вайшнави - с четырьмя руками; Варахи - с головой свиньи на человеческом туловище; Индрани - с множеством глаз и палицей в руке; Бхагавати - сидящей, как обычно [сидят], Чамунду - безобразной, с торчащими клыками и запавшим животом. Затем присоедини к ним двух сыновей Махадевы: Кднетрапалу, [изображенного] с взъерошенными волосами, угрюмым лицом и безобразной фигурой, а Винаяку - с головой слона на человеческом туловище, с четырьмя руками, как было описано выше".
Перед всеми этими идолами забивают кутарами овец и буйволов, чтобы они питались их кровью. Все идолы имеют размеры, измеряемые длиной их пальцев, определенные для каждого члена [тела], хотя иногда бывают несогласия относительно [размеров] некоторых членов. Если мастер соблюдает эти размеры, нисколько не уменьшая и не увеличивая их, он удаляется от греха и обезопасивает себя от того, что изображенное им божество причинит ему какую-либо неприятность. "Если он сделает идола размером в один локоть, а трен его - в два локтя, он достигнет здоровья и благосостояния; если он сделает его больше, чем в два локтя, он будет хвалим.
Но он должен знать наперед, что если делать идола чрезмерно большим, в особенности идола Солнца, это повредит правителю, преуменьшение же его размеров повредит сделавшему его мастеру. Если сделать его с маленьким животом, это повлечет за собой голод в той стороне, а если сделать его совсем тонким, это губит имущество.
Если рука мастера сорвется и он нанесет идолу рану, на его собственном теле также откроется рана, от которой он умрет.
Если он сделает упущение в симметричности, так что одно плечо идола окажется выше другого, то погибнет его жена.
Если он повернет его глаза кверху, то ослепнет на всю жизнь, а если [повернет] книзу, то умножатся его заботы и печали.
Если идол изваян из какого-нибудь драгоценного камня, это лучше, чем из дерева, а из дерева - лучше, чем из глины. Ибо благодеяния идола из драгоценного камня распространяются на [всех] мужчин и женщин государства. Идол из золота принесет могущество тому, кто воздвиг его, идол из серебра принесет славу, идол из бронзы принесет ему увеличение власти, идол из камня принесет приобретение земельных владений".
Идол почитается по его основателю, а не по материалу, из которого он сделан. Мы уже упоминали, что идол в Мултане был из дерева; точно так же линга, которую воздвиг Рама по окончании войны против злых духов, была из песка, собранного в кучу им самим; но она тотчас превратилась в камень вследствие того, что благоприятный момент [по сочетаниям звезд] для воздвижения идола пришелся раньше, чем мастера закончили обтесывание каменного идола, который Рама ранее приказал сделать. Что касается постройки храма и колоннады с навесом вокруг него, рубки деревьев четырех видов, определения [по звездам] времени для воздвижения идола, учреждения положенных обрядов, то это - дело длинное и скучное. Кроме того, он приказал, чтобы к идолу приставили слуг и жрецов из различных сословий. "К идолу Вишну [приставляется] сословие бхагаватов, к идолу Солнца - сословие мага, то есть маги, к идолу Махадевы - сословие святых, а это отшельники, которые отпускают длинные волосы, покрывают свою кожу пеплом, навешивают [на себя] кости своих мертвецов и плавают в болотах. К Хашт Матарьяна [Восьми Матерям]- брахманы, к Будде - буддийские монахи [шаманийа], к Арханту - сословие нагна. В общем, к каждому идолу приставляются люди, которые его изобразили, потому что они лучше всего знают, как ему служить".
Цель нашего рассказа обо всей этой бессмыслице заключается в том, чтобы можно было узнать идола по его описанию, когда его видят, и убедиться в правдивости наших слов о том, что эти идолы воздвигнуты для толпы, находящейся на низших ступенях и ограниченной в своих знаниях: ведь никогда не делали идолов в честь того, кто возвышается над материей, не говоря уже о Боге всевышнем; а также в том, чтобы знали, как чернь порабощается посредством различных приукрашиваний. И об этом говорится в книге "Гита": "Многие люди стремятся приблизиться ко мне в своих исканиях посредством [чего-то], отличного от меня; они стремятся снискать [мое] благоволение милостыней, воздаянием хвалы и молитвой кому-то, кроме меня. Все же я укрепляю их и помогаю им во всех этих делах и доставляю их к желанному, потому что я могу обходиться без них".
В этой же книге Васудева говорит Арджуне: "Ты разве не видишь, что большинство желающих чего-нибудь принимаются за приношение жертв и служение различным видам духовных существ, Солнцу, Луне и прочим светилам? А если Бог не обманывает их надежд, поскольку Он не нуждается в них, и дает больше, чем они просили, если Он ниспосылает это от лица того, к кому они обращались, то они продолжают поклоняться тем, к кому они обращались, вследствие недостатка их знаний о Нем, в то время как Он исполняет их нужды через такое посредничество. Однако то, что достигается через [корыстное] желание и посредничество, непродолжительно, потому что оно [дается] лишь по мере заслуг. Продолжительно лишь то, что получено только от Бога, когда людей поражает старость, смерть и рождение".
Вот что говорит Васудева. А у этих невежественных людей, когда они сталкиваются с удачей, случайной или отвечающей [их] намерению, да если еще к ней присоединяются какие-нибудь заранее согласованные уловки жрецов, укрепляются темные заблуждения, но не их разум. Они поспешно бросаются к тем образам [идолов] и наносят вред своим образам [то есть телам], проливая свою кровь и уродуя себя перед ними.
Греки в древности считали идолов посредниками между собой и первопричиной и поклонялись им под именами звезд и высших субстанций, потому что они описывают первопричину не положительными атрибутами, а только отрицая их противоположности, полагая, что она выше [человеческих] качеств, свободна от них. Как же поэтому возможно обращать к ней поклонение!
Когда арабы привезли идолов из Сирии в свою страну, они также поклонялись им, надеясь на то, что они помогут им приблизиться к Богу.
Платон в четвертой главе "Книги законов" говорит следующее: "Тот, кто воздал полные почести [богам], обязан позаботиться о тайне богов и сакинат и не ставить особых идолов выше богов предков; а затем воздавать почести родителям при их жизни по мере своих возможностей является величайшей обязанностью".
Под "тайной" Платон понимает особого рода прославление. Это слово в большом ходу среди харранских сабиев, дуалистов-манихеев и индийских богословов.
Гален говорит в книге "Нравы души": "Во времена кесаря Коммода, а это около пятисотого - пятьсот десятого года по эре Александра, два человека пришли к торговцу идолами и торговались с ним об идоле Гермеса. Один из них хотел поставить его в храме как память о Гермесе, а другой хотел поставить его на могиле как память о покойном. Они не сошлись на едином [назначении] покупки и тогда отложили дело на завтра. А той ночью торговцу идолами приснился сон, будто идол заговорил с ним и сказал ему: "О славный муж! Я - дело твоих рук. Благодаря твоей работе я обрел образ, который считается образом планеты: ведь [отныне] меня покинули признаки камня, по которым меня раньше называли камнем, и я стал известен как Меркурий. Теперь твоя воля сделать меня памятью либо о чем-то непреходящем, либо о том, что уже исчезло"".
У Аристотеля имеется трактат, содержащий ответ на некоторые вопросы брахманов, которые прислал ему Александр. В нем [сказано]: "Что касается ваших слов о том, что некоторые греки утверждают, будто идолы могут разговаривать и что они приносят им жертвы и почитают их одухотворенными, то обо всем этом нам ничего не известно, и мы не можем судить о том, о чем нет у нас никакого знания". Это свидетельствует о том, что он стоит гораздо выше тупого и темного люда, что он сам не занимается такими вещами. Ведь известно, что первоначальная причина этого бедствия [то есть идолопоклонства]" состоит в стремлении сохранить память [об умерших] и утешить [живых]. Затем оно разрослось так, что достигло степени отвратительного и пагубного [явления]. Му'авийа придерживался того же мнения о первоначальной причине в отношении идолов Сицилии. Когда она была завоевана во время летнего похода в пятьдесят третьем году и оттуда были доставлены золотые идолы, украшенные коронами и драгоценными камнями, он велел отослать их в Синд и продать тамошним царям. Он решил продать их по той цене, какую они стоили в динарах, не принимая во внимание страшное бедствие [идолопоклонства], рассуждая с точки зрения политики, а не религии.

ГЛАВА XII, ГДЕ РАССКАЗЫВАЕТСЯ О ВЕДАХ, ПУРАНАХ И РЕЛИГИОЗНОЙ ЛИТЕРАТУРЕ ИНДИЙЦЕВ

Веда означает познание того, что не было известно. Это - речь, которую индийцы считают исходящей от Бога всевышнего, переданной через уста Брахмы. Брахманы читают Веды, не понимая их смысла, и точно так же обучаются им, перенимая один от другого. Далее, лишь немногие из них обучаются толкованию Вед, и еще меньше [число] тех, кто владеет их содержанием и разъяснением смысла настолько, чтобы рассматривать их умозрительно и вести по ним спор.
Брахманы обучают Ведам кшатриев, но кшатрии изучают Веды без права обучать им кого-либо, даже брахмана. Вайшье и шудре не разрешается слушать Веды, не говоря уже о том, чтобы произносить их и рецитировать их. Если окажется, что кто-либо из них действительно занимался этим, брахманы ведут того к правителю, который наказывает его отрезанием языка.
Веды содержат предписания и запреты, разграниченные и подробные поощрения и устрашения, [положения] о вознаграждении и каре. Большая же часть их состоит из славословий и [наставлений относительно] жертвоприношений огню, разновидностей которых почти невозможно сосчитать из-за их обилия и трудности.
Они не считают дозволенным записывать Веды, так как их положено рецитировать на определенные распевы. Они избегают пользоваться пером, поскольку оно бессильно [точно передавать] и может добавить или опустить что-нибудь в написанном [тексте]. По этой причине они многократно утрачивали Веды. Индийцы утверждают, что в беседах Бога всевышнего с Брахмой о начале [всех вещей] содержится отрывок в передаче Шаунаки, полученный им от планеты Венеры:
"Ты забудешь Веды в то время, когда земля будет затоплена. Тогда они уйдут глубоко под землю, и никто не будет в состоянии извлечь их оттуда, кроме рыбы. Поэтому я пошлю рыбу, которая передаст их тебе, и пошлю кабана, чтобы он поднял землю своими клыками и вытащил ее из воды".
Индийцы утверждают также, что Веды стерлись вместе со всеми установлениями их религии и земной жизни, которые стерлись в ближайшую двапару, это - эпоха, о которой мы расскажем в подходящем месте; затем их возобновил Вьяса, сын Парашары.
В "Вишну-пуране" [сказано]: "В начале каждой из эпох манвантары возобновляются: владыка того периода, дети которого будут владеть всей землей; глава, который будет главенствовать во всем мире; ангелы, для которых люди будут приносить жертвы огню; и Большая Медведица, которая возобновит Веды, исчезающие в конце каждого периода".
По этой причине незадолго до нашего времени один из славных брахманов Васукра Кашмирский ревностно принялся за толкование Вед и передачу их через письмо. Он взял на себя тяжелый труд, от которого все другие воздерживались, опасаясь, что Веды будут забыты и тогда полностью исчезнут из памяти, потому что он видел, как помыслы людей становятся все порочнее и как мало у них рвения не только в свершении добра, но даже в свершении долга.
Индийцы утверждают еще, что в Ведах есть такие места, которые нельзя читать внутри жилых зданий, под страхом того, что это навлечет выкидыш у беременных женщин и [домашних] животных. Поэтому для чтения этих мест выходят в поле. Ни один стих не свободен от подобных предупреждений.
Мы уже говорили выше, что книги индийцев написаны в стихотворных размерах подобно урджузам. Большая их часть написана размером, называемым шлока. Причину этого мы объяснили выше. Гален также отдавал этому предпочтение и говорил в своей книге "Катаджанус": "Отдельные знаки для мер веса лекарств портятся при переписывании, а также портятся вследствие намеренной порчи завистников. Поэтому книги Дамократа о лекарствах заслуживают того, чтобы их предпочитали [другим] и чтобы они стали широкоизвестными и восхваляемыми, так как они написаны в стихах на греческом языке. [Если бы все книги были написаны таким образом,] это было бы прекрасно". Причина этого в том, что прозаический текст более подвержен порче, чем стихотворный.
Однако Веды написаны не этим распространенным размером, а другим размером. Некоторые индийцы говорят, что этот размер - чудо и никто не может написать им что-либо. Другие, более осведомленные индийцы утверждают, что они могли бы это сделать, но их удерживает уважение к Ведам.
Говорят, что Вьяса разделил Веды на четыре части, а это следующиe: Ригведа, Яджурведа, Самаведа и Атхарванаведа. У него было четыре шишьи, то есть ученики, каждого из которых он обучил одной части Вед или заставил выучить ее наизусть. Их имена в упомянутой последовательности частей Вед следующие: Пайла, Вайшампаяна, Джаймини, Суманту.
Каждая из четырех частей [Вед] рецитируется особым образом. Что касается первой, - а это Ригведа, - то она состоит из отдельных стихотворений неодинаковой величины, называемых ричами; по ним названа Ригведой, словно она есть совокупность ричов. В ней речь идет о жертвоприношениях огню; читается она тремя различными способами рецитации. Первый способ - ровно, как обычно читают
Все, что читают вслух. Второй - с остановками после каждого слова. Третий способ, - а это самый лучший, за который обещано обильное вознаграждение [на небе], - состоит в том, что читают маленький отрывок, отчетливо произнося слова; затем его повторяют, прибавив к нему немного нечитанного, затем повторяют этот добавочный отрывок отдельно и, прочитав его, прибавляют к нему новый отрывок, и так продолжается непрерывно. Таким образом к концу текст прочитывается дважды.
Яджурведа состоит из канд, а ее название образовано из этого слова и значит совокупность канд. Разница между ней и Ригведой в том, что ее можно читать как связный текст, а в отношении Ригведы это не допускается. В ней, как и в Ригведе, речь идет о действиях, связанных с огнем и жертвоприношениями.
Я слышал следующее объяснение причины того, почему Ригведа читается расчлененно, а не как связный текст.
Яджнавалкья находился у своего учителя, а у учителя был друг из брахманов, который хотел совершить путешествие. Поэтому он просил учителя послать кого-нибудь к нему домой, чтобы тот за время его отсутствия исполнял обряды над хомой, то есть его огнем, и оберегал его от потухания. Учитель стал посылать своих учеников в дом друга по очереди, и вот наступил черед Яджнавалкьи, который обладал красивой внешностью и был опрятно одет. Когда он принялся за дело, для которого был послан, в присутствии жены отсутствующего [хозяина], она не одобрила его наряда и Яджнавалкья догадался о скрытом ею [неодобрении]. Когда он кончил и почерпнул рукой воды, чтобы окропить ею голову той женщины, - а окропление водой у индийцев заменяет обычай плеваться после молитвы; плевание у них не одобряется и считается нечистым, - она сказала: "Окропи водой вот этот столб". Он так и сделал, и столб тотчас зазеленел. Потом женщина сожалела о своем опрометчивом поступке и, придя к учителю на второй день, стала просить его присылать к ней того, кто был прислан накануне. Однако Яджнавалкья отказался идти иначе, как в свой черед. Настойчивые требования учителя на него не подействовали, не обратил он внимания и на его гнев; он только ответил ему: "Отбери у меня назад все, чему ты меня научил". Как только он это сказал, он забыл все, что знал. Тогда он отправился к Солнцу и просил его, чтобы оно обучило его Ведам. Солнце ответило: "Как это возможно при том, что я постоянно передвигаюсь, а ты не в состоянии делать то же самое?" Тогда Яджнавалкья уцепился за колесницу Солнца и начал обучаться у него Ведам, но был вынужден прерывать чтение, потому что колесница качалась при движении.
Что же касается Самаведы, то в ней речь идет о жертвоприношениях, предписаниях и запретах. Ее читают нараспев на какой-нибудь мотив, как песню, и по этому признаку она названа, так как саман, значит "сладостное звучание речи". Причина того, что ее поют, следующая: когда Нараяна явился в образе Ваманы и пришел к царю Бали, он сделался брахманом и стал читать Самаведу на печальный мотив, чем развеселил царя; затем с ним приключилась известная история.
Атхарванаведа связана [с правилами сандхи]. Она написана не упомянутыми выше двумя размерами, а третьим, называемым бхара. Ее читают на особый лад с произношением в нос. Склонность людей к ней меньше, [чем к другим частям Вед]. В ней также речь идет о жертвоприношениях огню, [содержатся] предписания об умерших и о том, что с ними следует делать.
Что касается пуран, то слово пурана значит "первый, древний". Всего их восемнадцать. Большая их часть названа по именам животных, людей или ангелов, либо по той причине, что пураны содержат рассказы о них, либо потому, что в них речь каким-нибудь образом касается их, либо потому, что они состоят из ответов на обращенные к ним, [животным, людям или ангелам], вопросы. Пураны созданы людьми, называемыми риши. Вот их названия, как я их воспринял на слух из уст [людей]:
[1] Ади-пурана, то есть "первая";
[2] Матсья-пурана, то есть "рыба";
[3] Курма-пурана, то есть "черепаха";
[4] Вараха-пурана, то есть "кабан";
[5] Нарасимха-пурана, то есть "человеческое существо с головой льва";
[6] Вамана-пурана, то есть "человек со сморщенными и маленькими членами";
[7] Ваю-пурана, то есть "ветер";
[8] Нанда-пурана, а это - один из слуг Махадевы;
[9] Сканда-пурана, а это - сын Махадевы;
[10] Адитья-пурана и
[11] Сома-пурана, то есть два светила [Солнце и Луна];
[12] Самба-пурана, а это - сын Вишну;
[13] Брахманда-пурана, а это - "небеса";
[14] Маркандея-пурана, а это - Великий Риши;
[15] Таркшья-пурана, а это - птица Гаруда [ал-'анка'];
[16] Вишну-пурана, а это - Нараяна;
[17] Брахма-пурана, а это - природа, на которую возложено сохранение мира;
[18] Бхавишья-пурана, а это - рассказ о будущих вещах.
Из всех этих пуран я видел только отрывки из "Матсьи", "Адитьи" и "Ваю".
Мне прочитали из "Вишну-пураны" другой список пуран. Я привожу его здесь полностью, как и следует вообще поступать, когда речь идет о передаче преданий:
[1] Брахма;
[2] Падма, то есть "красный лотос";
[3] Вишну;
[4] Шива, то есть Махадева;
[5] Бхагавата, то есть Васудева;
[6] Нарада, то есть сын Брахмы;
[7] Маркандея;
[8] Агни, то есть "огонь";
[9] Бхавишья, то есть "будущее";
[10] Брахмавайварта, то есть "ветер";
[11] Линга, то есть "изображение половых органов Махадевы";
[12] Вараха;
[13] Сканда;
[14] Вамана;
[15] Курма;
[16] Матсья, то есть "рыба";
[17] Гаруда, то есть "птица, на которой ездит верхом Вишну";
[18] Брахманда.
Таковы названия пуран в "Вишну-пуране". Что касается книги "Смрити", то это извлечение из Вед о предписаниях и запретах. Ее составили двадцать сыновей Брахмы; вот их имена:

Апастамба Яджнавалкья
Парашара Атри
Шататапа Харита
Самварта Ликхита
Дакша Шанкха
Васиштха Гаутама
Ангирас Брихаспати
Яма Катьяяна
Вишну Вьяса
Ману Ушанас

У индийцев есть книги по их религиозному праву, по богословию, по аскетизму, о становлении богом и об освобождении от мира. Например, книга Гауды-отшельника, известная по его имени; [книга] "Санкхья" о предметах божественных, составленная Капилой; "Патанджала" об искании освобождения и единения души с объектом ее размышления; [книга] Капилы "Ньяябхаша" о Ведах и их толковании, о том, что Веды были созданы с различением в них предписаний, обязательных в известных случаях, и общеобязательных законов; [книга] "Миманса", составленная Джаймини, в которой рассматриваются те же вопросы; "Локаята", которую составил Юпитер [Брихаспати]; в ней идет речь о том, что при исследованиях надо полагаться только на чувственное восприятие; "Агастьямата", которую составил Канопус [Агастья]; в ней говорится, что при исследованиях следует полагаться вместе на чувственные восприятия и на предание; книга "Вишну-дхарма", дхарма значит "воздаяние", однако оно употребляется в значении религия, так что получается, будто эта книга [называется] "Религия Бога", под которым понимается Нараяна; книга учеников Вьясы, а именно Девалы, Шукры, Бхаргавы, Брихаспати, Яджнавалкьи и Ману. Книг [у индийцев] по различным отраслям наук очень много. Кто же сможет узнать все их вместе с их заглавиями, в особенности если он является чужестранцем среди индийцев? У них еще имеется книга, которую они почитают в таковой степени, что они решительно утверждают, будто все, что содержится в других книгах, непременно содержится и в ней, однако все, что содержится в ней, не содержится в других книгах. Называют ее "Бхаратa". Ее составил Вьяса, сын Парашары, во время великой войны между детьми Панду и детьми Куру. В заглавии книги также содержится указание на это время. Книга состоит из ста тысяч шлок в восемнадцати частях, каждая из которых называется парва.
Первая называется "Сабха-парва", то есть "местопребывание царя". Вторая - "Аранья", а это - уход в пустыню после вступления [в войну] детей Панду. Третья - "Вирата", а это - имя царя, в чьем царстве они жили, пока скрывались. Четвертая - "Удьога", а это - приготовление к сражению. Пятая - "Бхишма". Шестая - "Дрона" - брахман. Седьмая - "Карна, сын Солнца". Восьмая - "Шалья, брат Дурьодханы", а они - великие герои, каждый из которых брал та себя дело сражения после того, как другой был убит. Девятая - "Гада", а это - дубина. Десятая - "Сауптика", а это - убиение спящих, когда Ашваттхаман, сын Дроны, напал ночью на город Панчала и перебил его жителей. Одиннадцатая - "Джалапраданика", это - черпание воды пригоршнями во имя мертвых, которое бывает после смывания скверны от приближения и прикосновения к мертвым. Двенадцатая - "Стри", а это - плач женщин по умершим. Тринадцатая - "Шанти", в двадцать четыре тысячи шлок, об удалении гнева из сердец; она состоит из четырех частей:
[1] "Раджадхармы", о воздаянии царям;
[2] "Данадхармы", о воздаянии за милостыню;
[3] "Ападдхармы", о воздаянии бедствующим и несчастным;
и [4] "Мокшадхармы", о воздаянии обретшим освобождение от мира.
Четырнадцатая - "Ашвамедха", а это - приношение в жертву коня, посланного вместе с войском странствовать по свету. Всенародно объявляют, что она принадлежит царю мира и что если кто несогласен, пусть выходит [драться]. Брахманы следуют за конем, чтобы совершить жертвоприношение огню там, где он оставит свой навоз. Пятнадцатая - "Маусала", а это - сражение Ядавов, племени Васудевы, друг против друга. Шестнадцатая - "Ашрамаваса", то есть "покидание родины". Семнадцатая - "Прастхана", а это - оставление царства в поисках спасения. Восемнадцатая - "Сваргарохана", а это - восхождение в рай.
За этими восемнадцатью частями следует еще одна часть, называемая "Хариванша-парва", содержащая предания о Васудеве.
В этой книге есть места, которые подобно загадкам допускают для [каждого] данного слова несколько различных толкований их смысла. Индийцы утверждают, будто причина этого заключается в следующем. Вьяса просил Брахму найти кого-нибудь, кто записал бы ему "Бхарату" под его диктовку. Тот поручил это дело своему сыну Винаяке - тому самому, которого изображают в виде идола с головой слона. Он поставил ему условие не прекращать писать. А Вьяса поставил ему условие писать только то, что он понимает. Поэтому Вьяса время от времени диктовал такие выражения, которые вынуждали записывающего задумываться над ними; благодаря этому диктующий мог отдыхать некоторое время.

ГЛАВА XIII, ГДЕ РАССКАЗЫВАЕТСЯ О КНИГАХ ИНДИЙЦЕВ ПО ГРАММАТИКЕ И ПОЭЗИИ

Эти две отрасли, науки служат орудием для других наук. Из них двух индийцы выдвигают на первое место науку о языке, называемую вьякараной. Она состоит из грамматических правил, которые делают речь их правильной, и [правил] этимологии, которые ведут их к красноречию в письме и чистоте выражения в устной речи. Мы ничему не можем научиться из этой науки, так как она есть ответвление от корня, которого у нас нет, я имею в виду самый [их] язык. Что касается слышанных мною названий их книг по этому предмету, то они [следующие]:
[1] Книга "Айндра", приписываемая Индре, главе ангелов.
[2] Книга "Чандра", которую сочинил Чандра, один из "одевавшихся в красное" последователей Будды.
[3] Книга "Шаката", названная по имени ее автора. Его племя также называется по его имени Шакатаяной.
[4] Книга "Панини", названная по имени ее автора.
[5] Книга "Катантра", которую составил Шарваварман.
[6] Книга "Шашидевавритти", которую сочинил Шашидева.
[7] Книга "Дургавивритти".
[8] Книга "Шишьяхитавритти", которую сочинил Уграбхути.
Мне рассказывали, что этот человек [Уграбхути] был учителем и воспитателем Анандапалы, сына Джаяпалы, правящего в наше время. После того как он составил эту книгу, он отослал ее в Кашмир, но его жители не приняли ее, относясь к этому с высокомерием и пренебрежением. Тогда этот человек пожаловался на это шаху, и шах, исполняя долг ученика, поручился ему в том, что доведет его [дело] до желанной цели. Он велел отправить в Кашмир двести тысяч дирхамов и на такую же сумму подарков для распределения среди тех, кто станет заниматься изучением книги его учителя. Тогда все набросйлись на нее и ради нее оставили другие книги, проявив в корысти свою низость. Книга стала известной и высоко ценимой.
О происхождении этой науки индийцы рассказывают следующее. Один из их царей по имени Самалвахана, - а на классическом языке Сатавахана, - однажды забавлялся в бассейне со своими женами и сказал одной из них - ма удакам дехи, то есть "не брызгай на меня водой". Она подумала, что он сказал - модакам дехи, то есть "принеси сластей" и сходила и принесла ему сластей. Царь не одобрил ее поступка, она же резко возражала ему в ответ, и слова ее были грубы. Царь сильно обиделся на это и, как это у них принято, отказался от пищи и спрятался, пока не пришел к нему один из их ученых и не утешил его обещанием научить людей синтаксису и флексии речи. Этот ученый, молясь, славословя и смиренно постясь, отправился к Махадеве, пока последний не явился ему и даровал ему немногие [основные] правила, подобно тому, как Абу-л-Асвад ад-Ду'али установил это для арабского языка; Махадева обещал ему также поддержку в дальнейшем установлении частных правил. Тогда ученый вернулся к царю и обучил его им, и это было началом той науки.
За ней следует [наука] чхандас, - а это разделение стихов по размерам, соответствующее [нашей] метрике ['аруд], - без которой индийцы не могут обходиться, ибо их книги составлены в стихотворной форме с той целью, чтобы легко заучивать их на память, не прибегая в вопросах любой науки к книге, разве что при крайней необходимости. А причина этого кроется в том, что душа [человека] пристрастна ко всему, что имеет симметрию и порядок, и питает отвращение ко всему лишенному порядка. Поэтому можно видеть, как большинство индийцев страстно увлечены своими стихами и очень любят их чтение, даже если и не понимают их смысла; при этом они прищелкивают пальцами, выражая [свою] радость и одобрение. Прозаические произведения их не привлекают, хотя уразуметь их легче.
Большинство их книг [написано] в шлоках. Я сам упражняюсь в них, когда я делаю [сейчас] перевод книги Эвклида и "Алмагеста" для индийцев и диктую им сочинение об устройстве астролябии, побуждаемый желанием распространять знания. Если у индийцев оказывается какая-нибудь книга, которой у них нет и которой они не знают, они принимаются за переложение ее в шлоки; смысл переложения некоторых бывает непонятным, так как стихотворная форма вынуждает к искусственности [выражения], которая станет ясной, когда мы будем рассказывать о числах у них. Если же не переложить ее в шлоки и переписывать как она составлена - прозой, то лица их будут хмуры и ее будут избегать. Да поможет мне Аллах судить справедливо об индийцах!
Первыми, кто изобрел это искусство, были Пингала и Чалиту.
Книг, составленных по этому предмету, очень много, а самые знаменитые из них - это книга "Гайсита", [названная] по имени авторa, [знаменитая] настолько, что и сама метрика прозвана этим же именем, книга "Мригаланчана", книга "Пингала" и книга "Аулиянд"[?]. Однако я ни одной из них не видел, не видел я также значительной части главы из "Брахма-сиддханты" о подсчете размеров, чтобы я мог досконально изучить правила их метрики. Вместе с тем я не считаю возможным уклониться от изложения того, запах чего я лишь слегка вдохнул, отложив [это] до более обстоятельного ознакомления.
При подсчете слогов они употребляют знаки, подобные которым употребляли ал-Халил ибн Ахмад и наши теоретики стихосложения для обозначения согласного без гласного и согласного с гласным; а именно знаки | и >. Первый из них, помещенный слева вследствие того, что индийцы вообще пишут слева направо, называется лагху, то есть "легкий", а второй, тот, что изображен справа, [называется] гуру, то есть "тяжелый". При измерении последний равняется двум лагху и его можно замещать только двумя "легкими".
У них еще имеется слог, называемый долгим; его мера равна мере тяжелого слога. Я думаю, что это согласный с долгим гласным, хотя я до сих пор не уяснил себе отчетливо, как обстоит дело с "легкими" [лагху] и "тяжелыми" [гуру], чтобы я мог привести примеры, соответствующие им в арабском языке. Все же представляется наиболее вероятным, что лагху это не согласный без гласного и гуру это не согласный с гласным, а что, напротив, первый - согласный с гласным и второй - сочетание согласного с кратким гласным и согласного без гласного, подобно слогу [сабабу] в арабской метрике. Первое определение вызывает у меня сомнение, так как я обнаруживал, что индийцы располагают много знаков "легкого" [лагху] подряд в непрерывной последовательности. Арабы не допускают стечения двух согласных без гласных, а в других языках это допускается. Персидские теоретики стихосложения такие согласные называют имеющими легкие [беглые] гласные [мутахаррикат хафифат ал-харака]. Действительно, стечение трех или более согласных сильно затрудняет говорящего, лаже делает невозможным их произнесение, тогда как сочетание согласных с краткой гласной произносится беспрепятственно, например, если мы скажем [по-арабски]: баданука камасали сифатика ва фамука би са'ати шафатика ["тело твое подобно твоему описанию, а рот - по ширине твоих губ"]. А также, несмотря на труднопроизносимость начального согласного без гласного, большая часть индийских имен начинается с согласных, если и не совсем безгласных, то сопровождаемых едва различимыми гласными. Если такой согласный встречается в начале стиха, то его опускают при счете, так как условие "тяжелого" [слога] состоит в том, чтобы безгласный согласный стоял в конце, а не в начале [слога].
Затем я скажу: подобно тому как наши коллеги для выражения стихотворных размеров выработали из различных форм глагола фа'ала схемы стоп в стихе, а также знаки для сопровождаемых гласными или безгласных согласных, из которых состоят стопы, точно таким же образом индийцы для обозначения требуемого размера дали [определенные] названия тем [условным единицам или стопам], что составляются из "легких" и "тяжелых" слогов [лагху и гуру]; при этом либо лагху следует впереди и за ним гуру, либо наоборот, а [эта единица или стопа] при определении меры сохраняется неизменной, хотя число слогов может меняться. Под определением меры я разумею, что лагху - это одна матра, то есть "мера [доля]", а гуру - две матры. В письме принимают во внимание только меру, а не число слогов, подобно тому как [в арабском языке] удвоенный согласный считают за безгласный согласный плюс согласный с краткой гласной, а согласный с танвином считают за согласный с краткой гласной плюс безгласный согласный, хотя в письме оба они изображаются одинаково.
Если же взять их по отдельности, то "легкий" [лагху] называется ла, кали, рупа, чамара и гракха, а "тяжелый" [гуру] называется также га, нивра и ним амшака [пол-амшаки], следовательно, полная амшака несомненно равняется двум гуру или тому, что соответствует им количественно. Эти названия выдуманы для версификации самих книг по метрике. Поэтому названий повыдумывали множество, чтобы одно из них подходило для размера, если другое не подходит.
Что касается различных сочетаний, то двойными являются: и по числу слогов, и по количеству одновременно -||; по числу слогов, но не по количеству -|< и <|; второе из них <| называется крит-тика; если определить последние два количественно, то они тройные: |||;
Что касается четверных [стоп], то названия их сообразуются ее различными видами в каждой книге:
<< пакша, то есть "половина месяца";
||< джвалана, то есть "огонь";
|<| мадхья [мадху?];
<|| парвата, то есть "гора"; она называется также хара и раса;
|||| гхана, то есть "куб".
Пятерные [состоящие из пяти матр] стопы, хотя и многообразны, но имеют названия из них следующие:
|<< хастан, то есть "слон";
<|< кама, то есть "желание";
<<| [лакуна?]
|||< кусума.
Шестерная [состоящая из шести матр] стопа - <<<. Некоторые же индийцы называют их названиями шахматных фигур:
джвалана -"слон";
мадхья - "тура" [ладья];
парвата- "пешка";
гхана - "конь".
В лексикографическом сочинении, которое Харибхатта [?] назвал своим именем, приводятся вот такие сочетания из трех лагху или гуру, называемые отдельными индийскими согласными буквами, написанными напротив этих сочетаний:
м <<< шестерная [состоящая из шести матр];
й |<< хастищ;
р <|< кама;
т <<| [лакуна?];
с ||< джвалана;
дж |<| мадхья;
бх <|| парвапш;
н ||| тройная [состоящая из трех матр}".
Этими [буквенными] обозначениями автор указывает, как нужно составлять [эти] сочетания индуктивным методом. Он говорит:
"Помести один из этих двух видов [гуру или лагху] чистым в первом ряду [например: <<<]. Затем смешай со вторым видом, поместив один из него в начале второго ряда, а остальные два будут первого вида [|<<]. Затем помести этот примешиваемый элемент в середине третьего ряда [<|<] и помести его в конце четвертого ряда [<<|]. На этом ты заканчиваешь первую половину.
Затем помести второй вид также чистым [|||] в самом нижнем ряду и [следующий] верхний ряд смешай с одним членом второго вида, поместив его в начале ряда [<||], затем в середине расположенного еще выше ряда [|<|], затем в конце ряда, который находится выше этих двух. На этом кончается вторая половина, и больше не остается ни одного сочетания из трех [матр].
Что касается составления [сочетаний], то оно в [полном] порядке, однако приводимые им расчеты для определения места каждого ряда [в таблице] не подходит к нему, так как он говорит:
"Установи, что [число] два всегда будет основой для любого из членов ряда [будь то гуру или лагху], и тогда он будет выглядеть 2 2 2. Помножь левое [число] на среднее и то, что получится, [помножь] на правое. Если множителем оказывается легкая доля [лагху], то оставь произведение как оно есть; а если это тяжелая доля [гуру], то отними от произведения единицу".
Автор берет в качестве примера шестой ряд, то есть |<| . Он умножает два на два и вычитает единицу из произведения. Затем он умножает [остаток] три на оставшуюся двойку, и получается шесть Однако это неверно для большинства рядов и похоже на то, что текст рукописи испорчен.
Что касается таблицы, то она должна была выглядеть так:
1. <<<
2. <<|
3. <|<
4. <||
5. |<<
6. |<|
7. ||<
8. |||
Получается, что в смешанном ряду правого столбца чередование идет так: сначала один [вид], потом другой; в среднем столбце: два одного вида, потом два другого; в левом столбце: четыре тех и других, то есть по принципу попарного соответствия в смеси каждого столбца.
Далее [в той книге] к упомянутым расчетам прибавлено: "Если ряд начинается с тяжелой доли [гуру], то перед умножением следует вычесть единицу, а если тяжелая доля является множителем, то единицу следует вычесть из произведения: таким образом получается искомый порядковый номер [данного] ряда".
Подобно тому как арабские стихи разделяются на два полустишья 'арудом и дарбом, точно также стихи индийцев разделяются на две части, каждая из которых называется стопой.
Также и греки называют их стопами... - то, из чего составляются слова, - силлаби и согласные с гласными или без гласного, с краткими, долгими и средней долготы гласными.
Стих разделяется на три стопы [риджл], а чаще всего - на четыре. Иногда в середине [стиха] прибавляют пятую стопу. Стопы не рифмуются, но если первая и вторая стопа кончаются на один и тот же согласный [или слог], как бы рифмуясь, и если третья и четвертая стопа также кончаются на один и тот же согласный [или слог], такая разновидность [стиха] называется арья. Допустимо, чтобы легкий [лагху] в конце стопы превращался в тяжелый [гуру], хотя вообще этот размер строится с окончанием на легкий [лагху}.
Индийская поэзия со всеми ее отраслями и разновидностями обладает огромным количеством размеров. В пятистопном размере пятая [стопа] помещается посредине между двумя первыми и двумя последними. Названия размеров различаются в зависимости от количества слогов в них и в зависимости от следующих за ними стихов, так как они не любят, чтобы все стихи поэмы были одного размера; напротив, они употребляют много размеров в одной и той же поэме, чтобы она походила на шелковую ткань, расшитую узорами.
Что касается расположения четырех стоп в четырехстопном размере, то оно выглядит следующим образом:

Тут изображен один из видов их размеров, называемый скандха, который содержит четыре стопы. Он состоит из двух половин, каждая из коих состоит из восьми амшак.
Не допускается, чтобы отдельные амшака, а именно первая, третья и пятая, были мадхьей, то есть |<| , а шестая обязательно должна быть либо мадхьей, либо гханой, любая из этих двух, но другие не допускаются. Если это условие соблюдено, то остальные амшаки могут быть как случится или намеренно [чем угодно], лишь бы размер был не меньше и не больше положенного. Представив правильно формы стоп в отдельных амшаках, можно изобразить четыре стопы в таком виде:
Первая стопа:    <<  <||  ||<
Вторая стопа: << ||< |<| <|| <<
Третья стопа: << <|| <<
Четвертая стопа: << |<< |<| <|| ||<
По этой схеме составляют стихи.
Если значки в схемах арабских размеров заменить индийскими, то обнаружится коренное различие между ними и [арабскими] значками, которые обозначают согласный с краткой гласной [О] и согласный без гласного [|]. Например, мы [обычно] изображаем схему правильного полного хафифа во всех его стопах производными форма ми от глагола фа'ала и говорим:

В [арабских] значках он [будет выглядеть]:
| О | О О | О    | О О  | О | О     | О | О О  | O  |
А индийскими значками:
<<|<	  <|<<     <<|<
Индийские значки даны в обратном порядке.
Я уже выше приводил в свое оправдание - и теперь еще повторяю - то, что мне удалось приобрести в этой науке, достаточно для того, чтобы удовлетворить [читателя] своим изложением. Однако при этом я прилагаю в том все усилия как человек, сознающий, что он может дать очень мало, и продолжаю:
Всякий размер из четырех стоп, знаки которых одинаковы по количеству мер и числу слогов благодаря взаимному соответствию между стопами, так что если узнать одну стопу, можно узнать другие, так как они подобны ей, называется вритта. У индийцев не допускается, чтобы в стопе было меньше четырех слогов, так как в Ведах нет стоп с меньшим числом слогов. Согласно с этим наименьшее число слогов в стопе бывает четыре, а наибольшее - двадцать шесть, и потому число [разновидностей] вратты двадцать три.
Первая - стопа из четырех тяжелых слогов [гуру], ни один из которых нельзя заменять двумя легкими [лагху].
Со второй разновидностью дело неясно, и поэтому мы ее опускаем.
Что касается третьей, то ее схема:
гхана, пакша
|||| <<
[Схема] четвертой: два гуру, два лагху, три гуру. Было бы лучше сказать: пакша,
                        <<        ||        <<<
джвалана, пакша.
Пятой: две криттики, джвалана, пакша
          <|  <|      ||<      <<
Шестой: гхана, мадхья, пакша
        ||||     |<|     <<
Седьмой: гхана, парвата, джвалана
          ||||    <||      ||<
Восьмой: кама, кусума, джвалана, гуру
          <|<   |||<	 ||<       <
Девятой: пакша, хастин, джвалана, мадхья, два гуру
          <<     |<<      ||<      |<|         <<
Десятой: пакша, парвата, джвалана, мадхья, пакша
          <<     <||       ||<      |<|     <<
Одиннадцатой: пакша, мадхья, две джваланы, хастин
               <<     |<|       ||<  ||<    |<<
Двенадцатой: гхана, джвалана, пакша, два хастина
              ||||    ||<      <<     |<<   |<<
Тринадцатой: парвата, кама, кусума, мадхья, джвалана
              <||     <|<    ||<     |<|     ||<
Четырнадцатой: хастин, пакша, парвата, кусума, парвата, лагху, гуру
                |<<     <<      <||     |||<    <||      |      <
Пятнадцатой: две пакши, парвата, кусума, две камы, гуру
              <<   <<    <||      |||<   <|<  <|<   <
Шестнадцатой: пакша, парвата, кама, кусума, пакша, лагху, гуру
               <<     <||      <|<   |||<    <<      |     <
Семнадцатой: две пакши, парвата, гхана, джвалана, пакша, кусума
             <<   <<     <||      ||||    ||<      <<     |||<
Восемнадцатой: две пакши, парвата, гхана, джвалана, две камы, гуру
               <<   <<     <||      ||||    ||<     <|<  <|<    <
Девятнадцатой: гуру, две пакши, парвата, гхана, джвалана, две камы, гуру
                <    <<   <<     <||      ||||   ||<      <|<  <|<   <
Двадцатой: четыре пакши, джвалана, мадхья, пакша, две мадхьи, гуру
         <<  <<  <<  <<   ||<       |<|     <<    |<|  |<|     <
Двадцать первой: четыре пакши, три джваланы, две мадхьи, гуру
              <<  <<  <<  <<  ||<  ||<  ||<  |<|  |<|     <
Двадцать второй: четыре пакши, кусума, мадхья, джвалана, две мадхьи, гуру
              <<  <<  <<  <<    |||<    |<|     ||<      |<|  |<|     <
Двадцать третьей: восемь гуру, десять лагху, кама, джвалана, лагху, гуру
               < < < < < < < <  ||||||||||    <|<   ||<       |      <
Свое изложение я сделал очень длинным, - хотя я знаю, что польза от него будет малая, - с тем чтобы с очевидностью можно было узреть, как [много] легких [лагху] соединяется вместе, и понять [отсюда], что это - согласные с краткими гласными, а не согласный без гласного; чтобы можно было узнать, каковы схемы их размеров и как скандируются их стихи, [наконец,] чтобы можно было уяснить себе, что ал-Халил ибн Ахмад с божьей помощью сам создал [теорию арабского стихосложения], хотя возможно, что он слышал, как полагают некоторые люди, что у индийцев есть какие-то размеры в стихах. Мы взяли на себя такой труд, чтобы твердо установить закономерности шлоки, поскольку большинство книг их составлены этим размером.
Продолжаем свой рассказ. Шлока принадлежит к четырехстопным размерам. Каждая стопа имеет восемь слогов, которые неодинаковы в [разных] стопах. Все четыре стопы имеют однородные окончания, а именно тяжелые [гуру]. Пятый слог во всех стопах обязательно должен быть легким [лагху], шестой - тяжелым; седьмой слог в каждой второй и четвертой стопах должен быть легкий, а в двух остальных - тяжелый. А другие слоги - как случится или зависят от воли автора.
Чтобы познакомить с тем, как индийцы применяют арифметику в метрике, мы приведем слова тех, которые рассказывают со слов Брахмагупты:
"Первый из видов поэзии это гаятри - размер, состоящий из двух стоп. Если мы примем как обязательное число слогов этого размера двадцать четыре, а наименьшее число слогов в стопе четыре, то две стопы можно представить формулой 4|4, которая выражает наименьшее возможное число слогов. Однако раз мы приняли как обязательное число слогов для них 24, то прибавим оставшиеся 16 к правой стопе, и формула размера станет 4|20. Если бы размер состоял из трех стоп, то его можно было бы представить как 4|4|16. Правая стопа, всегда отличается от других и имеет особое название, предшествующие стопы объединяются в одно целое и также называются особым именем. Если размер четырехстопный, то он будет 4|4|4|12.
Если мы возьмем стопы, состоящие не из четырех слогов, то есть наименьшего допустимого количества, и хотим узнать, какие сочетания из двадцати четырех слогов получатся в двухстопном размере, то [мы берем числовые выражения обеих стоп - 4 и 20], в левой стопе прибавляем единицу, а из правой вычитаем единицу, оба остатка пишем под соответствующими левой и правой цифрами; это действие повторяем до тех пор, пока не дойдем до тех же двух цифр в начале обоих столбцов, но теперь поменявшихся местами, вот согласно нижеследующей схеме:

4 20
5 19
6 18
7 17
8 16
9 15
10 14
11 13
12 12
13 11
14 10
15 9
16 8
17 7
18 6
19 5
20 4

Число этих сочетаний равно семнадцати, то есть разнице между двумя первоначальными цифрами [4 и 20], увеличенной на единицу.
Что касается трехстопного размера с принятым ранее числом [т. е. 24] слогов, то его первоначальный вид с наименьшим возможным количеством [слогов в каждой стопе], как мы уже упоминали, будет 4|4|16.
Правое и среднее числа располагаются таким же образом, как располагались стопы двухстопного размера, и с ними проделываются те же действия, какие делались раньше, то есть из правого [числа] вычитается единица, а к среднему прибавляется единица до тех пор, пока не получатся два первоначальных числа, поменявшихся местами. С левым числом ничего не делают, его только повторяют [в отдельном столбце]. Таким образом получается следующая таблица:

4 4 16
4 5 15
4 6 14
4 7 13
4 8 12
4 9 11
4 10 10
4 11 9
4 12 8
4 13 7
4 14 6
4 15 5
4 16 4

[Число] сочетаний тринадцать, однако путем перемещения [столбцов цифр] вперед и назад число сочетаний может стать в шесть раз больше, то есть семьдесят восемь.
Я имею в виду [такие перемещения]:
[1] Правый столбец остается на месте, а два других меняются местами, так что левый становится средним, а средний левым.
[2 и 3] Правый столбец перемещается и ставится посредине между другими, которые либо остаются на своих местах, либо меняются ими.
[4 и 5] Правый столбец перемещается на свободное место слева, а два других либо остаются как были, либо меняются местами.
Так как увеличение числа слогов в стопах идет как бы помножаясь на двойку и после четырех следует восемь, то слоги в трех стопах можно изобразить так: 8|8|8. Однако их арифметические особенности подчиняются другому правилу. Четырехстопный размер [строится] по аналогии с трехстопным".
Я видел только один лист упомянутого трактата; он несомненно содержит ценные начала арифметики. Аллах оказывает содействие и дарует по своей милости!
Греки, насколько я мог заметить по их книгам, имели такое же представление о стопах, как индийцы, потому что Гален говорит в [своей] книге "Катаджанус": "Лекарство, приготовляемое со слюной, которое изготовил Менекрат, Дамократ описал в стихах, имевших размер в три стопы [?]".

ГЛABA XIV, ГДЕ РАССКАЗЫВАЕТСЯ ОБ ИНДИЙСКИХ КНИГАХ ПО ДРУГИМ ОТРАСЛЯМ ЗНАНИЯ

Областей знания много, и их становится еще больше, когда к ним непрерывной чередой обращаются умы людей эпохи восходящего развития; признаком последнего является стремление людей к наукам, их уважение к ним и их представителям. Это прежде всего долг тех, кто управляет людьми, так как именно их дело освобождать сердца от забот обо всем необходимом для земной жизни и возбуждать дух к снисканию возможно больших похвал и одобрения: ведь сердца созданы, чтобы любить это и ненавидеть противоположное.
Однако наше время характеризует не сказанное выше, а как раз обратное ему. Если уж этому суждено было, то когда же появится какая-либо наука или вырастут новые ростки? Ибо все, что имеется теперь, - это лишь незначительные остатки от тех времен, к которым относится то описание.
Если нечто распространяется по всей земле, то каждый народ берет из него свою долю. Индийцы таковы же, как и другие народы, и их представления о циклически повторяющихся периодах времени соответствуют тому, что наблюдается в действительности.
Астрономия - самая знаменитая [наука] среди индийцев вследствие того, что с ней связаны дела их религии. К тому из них, кто не знает астрологии, не может быть применено звание астронома только ради [знания] математической астрономии. Книгу, которую наши коллеги знают как синдхинд, они называют сиддханта, то есть "прямой, не искривленный, не меняющийся". Это название применяется ко всякой книге по астрономии, которая занимает у них высокое положение, хотя они, по нашему мнению, уступают нашим зиджам. Имеется пять сиддхант:
Первая - "Сурья-сиддханта", возводимая к Солнцу; ею овладел Лата.
Вторая - "Васиштха-сиддханта", названная по одной из звезд Большой Медведицы; ее создал Вишнучандра.
Третья - "Пулиса-сиддханта", названная по греку Паулисе из города Сайнтра,- я полагаю, что это Александрия, - которую составил Пулиса.
Четвертая - "Ромака-сиддханта", называемая по ромеям; ее составил Шришена.
Пятая - "Брахма-сиддханта", названная по Брахме; ее составил Брахмагупта, сын Джишну, в городе Бхилламала, расположенном между Мултаном и Анхилварой в шестнадцати йоджанах.
Авторы всех этих книг опираются на книгу "Пайтамаха", названную по прародителю, то есть Брахме.
Варахамихира составил зидж небольшого объема, который назвал "Панча-сиддхантика". Это название предполагает, что она должна заключать в себе, все, что есть в тех пяти [сиддхантах], однако это не так, и она даже не настолько лучше их, чтобы ее можно было считать самой точной из этих пяти [книг]. Это название только подтверждает, что число сиддхант было пять.
Затем Брахмагупта говорит: "Сиддханты многочисленны; в их числе: "Сурья", "Инду", "Пулиса", "Ромака", "Васиштха" и "Явана", то есть "греческая"; несмотря на многочисленность, сиддханты отличаются только словами, но не по смыслу. И тот, кто разберется в них как следует, поймет, что они совпадают друг с другом".
Мне до настоящего времени удалось достать только списки сиддханты Пулисы и Брахмагупты. Хотя я еще не закончил их переводить, я приведу здесь перечень глав "Брахма-сиддханты", потому что это будет полезно для всеобщего сведения:
1. О состоянии земного шара и форме неба и земли.
2. Об оборотах светил и об определении времени; о том, как находить средние положения светил; об определении синуса дуги.
3. О составлении таблицы светил.
4. О трех проблемах, а именно: о тени, истекшей части дня и гороскопе и о том, как выводить одно из них из другого.
5. О том, как светила появляются из-за лучей Солнца и как они скрываются за ними.
6. О том, как показывается молодой месяц, и о его двух рогах.
7. О затмении Луны.
8. О затмении Солнца.
9. О тени Луны.
10. О соединении и противостоянии светил.
11. О широтах светил.
12. О критике того, что содержится в книгах и зиджах, и о различении правильного от неправильного.
13. Об арифметике и ее применении в исчислении расстояний и в других случаях.
14. Об уточнении среднего положения светил.
15. Об исправлении таблицы светил.
16. О точном исследовании трех проблем.
17. Об отклонении затмений.
18. О точном определении появления молодого месяца и его двух рогов.
19. О куттаке, а это "толчение" в том смысле, что усердие в исследовании сравнивается с толчением того, из чего добывают масло. В этой главе речь идет об алгебре и близких к ней предметах, а также о других вопросах, связанных с арифметикой.
20. О вопросах, связанных с тенью.
21. О расчетах в размерах стихов и метрике.
22. Об окружностях и инструментах.
23. О временах и четырех мерах [времени], то есть по Солнцу, по восходу, по Луне и лунным станциям.
24. О знаках для чисел и цифр в стихотворных сочинениях [по этому предмету].
Итого двадцать четыре главы. Автор говорит, что двадцать пятая [называется] "Дхьяна-граха-адхьяя"; в ней он пытается вывести искомые результаты при помощи [отвлеченного] размышления, без применения математики. Я не упомянул ее здесь [при перечислении глав], потому что математика делает излишним рассуждения. Я думаю, что его намеки имеют в виду общие методы исследования, иначе откуда и когда можно добыть какие-либо результаты в этой науке без математики?
Большинство тех книг, которые стоят на более низкой ступени, чем сиддханты, называются либо тантра, либо карана. Что касается [слова] тантра, то оно означает "тот, кто распоряжается, подчиняясь власти правителя". А карана значит "тот, кто следует", то есть следует сиддханте. И также под "правителями" они понимают ачарьев, то есть ученых-отшельников, последователей Брахмы.
Арьябхате и Балабхадре принадлежат две знаменитые тантры, а Бхануяшасу принадлежит "Расаяна-тантра". [Значение] расаяны объясняется в особой главе.
Что касается караны... возводимая к его имени. Брахмагупте принадлежит [книга] "Карана-кхандакхадьяка". Этим именем [кханда] у них называют один вид сластей. О причине того, почему эту книгу так назвали, я слышал [следующее]:
Буддист Сугрива составил зидж, который он назвал "Дадхисагара", то есть "Море кислого молока", а один из его учеников составил зидж, который он назвал "Кура-бабая", то есть "гора риса". Затем он составил [книгу] "Анда-лавана-мушти", то есть "горсть соли". По этой причине Брахмагупта назвал свою книгу по [названию] сластей, чтобы завершить [ряд названий, связанных] с пищей. Содержание книги [Брахмагупты] основано на учении Арьябхаты. Поэтому вслед за ней он составил [другую] книгу, которую он назвал "Уттара-кхандакхадьяка", то есть "Исправление "Кхандакхадьяки". За ней следует еще другая книга, называемая "Кдандакхадьяка-типпа", в которой излагаются причины расчетов, употребленных в "Кхандакхадьяке". Я не могу точно установить, принадлежит ли она Брахмагупте или кому-либо другому, однако мне думается, что скорее всего это книга Балабхадры.
Виджаянандину, комментатору из города Бенареса, принадлежит зидж, известный под названием "Карана тилака", то есть "Блестящая среди каран". Виттешваре, сыну Бхадатты, из города Нагарапуры принадлежит зидж, который он назвал "Карана-сара", то есть "Выведенная [Извлеченная] из каран". У Бхануяшаса [?] есть книга "Карана-паратилака", при помощи которой, как утверждают [индийцы], выводят правильные положения звезд, одно из другого. Утпале Кашмирскому принадлежат [книги] "Рахунракарана" [?], то есть "Ломающая караны", и "Каранапата", то есть "Убивающая караны". Есть еще книга "Карана-чудамани", но я не знаю, кто ее автор.
Затем имеются еще другие книги с другими заглавиями, как-то: "Манаса большая", которую составил Ману, и комментарий Утпалы; "Манаса малая", которую сокращенно изложил Мунчала из южных краев; "Дашагитика" Арьябхаты; его же "Арьяшташата"; "Локананда", [названная] по имени ее автора; книга брахмана Бхаттилы, [названная] по его имени. И еще много книг такого рода, которых почти не счесть.
Что касается их книг по астрологии, то у каждого из [следующих] авторов: Мандавьи, Парашары, Гарги, Брахмы, Балабхадры, Дивьятаттвы, Варахамихиры есть по книге "Самхита", что значит "собранная". Эти книги содержат всего понемножку, как-то: памятку для путешествия [с предсказаниями] о явлениях погоды, о судьбах государств, о счастливых и несчастливых приметах; и еще гадание по линиям рук, толкование снов, гадание по полету птиц, потому что индийские ученые верят во все это. У индийских астрономов вошло в обычай излагать науку о явлениях погоды и о космосе в "Самхитах".
Каждому из [следующих] авторов: Парашаре, Сатье, Маниттхе, Дживашарману, греку May принадлежит по книге "Джатака", то есть [книга] "О рождениях".
Варахамихира сочинил две "Джатаки", малую и большую, на которую Балабхадра составил комментарий, а малую я перевел на арабский язык. По части "рождений" у индийцев есть [еще] большая книга, называемая "Саравали", то есть "Избранная", подобная [книге] "Вазидадж", которую составил царь Кальянаварман, завоевавший научный авторитет. У них есть еще книга больше этой, которая охватывает все отрасли астрологии, известная под названием "Явана", то есть "Принадлежащая грекам".
У Варахамихиры есть маленькие книги, к числу которых относятся "Шат-панчашика", состоящая "из пятидесяти шести глав по вопросам [астрологии], и "Хора-панча-хотрия" [?] по этому же предмету. О путешествиях есть книга "Йога-ятра" и книга "Тикани [?]-ятра", а о свадьбе и женитьбе книга "Виваха-патала", и о постройках книга...
Затем о гадании, похожем на гадание [арабов] по полету вспугнутых птиц и по продевании нитки через книгу, есть книга "Срудхава" ["Шротавья"?], которая имеется в трех [разных] списках. Один из них приписывается Махадеве, автором другого является Вималабуддхи и автором третьего - Бангала. [По этим же вопросам] имеется книга "Гудхамана [?]", то есть "[По]знание сокрытого"; ее составил Будда, которого чтут одевающиеся в красное буддисты. И еще есть книга "Прашна Гудхамана" [?], то есть "Вопросы науки о скрытом", которую составил Утпала.
Затем есть индийские ученые, имена которых [мне] встретились вне связи с какой-либо книгой, [а именно]: Прадьюмна, Сангахила [Шринкхала ?], Дивакара, Парешвара, Сарасвата, Пирувана [?], Дева-киртти и Притхудака-свамин.
Медицина стоит в одном ряду с астрономией, однако [разница в том, что] последняя тесно переплетена с религией [индийцев]. У них есть книга, известная под именем ее автора, а именно "Чарака", которую они ставят выше всех других книг по медицине. Они верят, что Чарака был риши в последнюю двапара[-югу]; тогда его имя было Агнивеша, а потом, после того как он изучил медицину от первых детей Сутры, а они были риши, он был прозван Чарака, то есть "Умный". Дети Сутры взяли медицину от Индры, Индра - от Ашвина, одного из врачей девов, а Ашвин взял ее от Праджапати, а это Брахма, прародитель. Эта книга была переведена на арабский язык для Бармекидов.
У индийцев много других отраслей науки, а книг столько, что их почти не счесть. Однако я не смог объять их [все] своим знанием. Как бы мне хотелось осуществить перевод книги "Панчатантра", которая известна у нас как "Книга Калилы и Димны". Она была переведена с индийского на персидский, а затем с персидского на арабский язык людьми, на которых нельзя положиться, что они не подвергли ее изменениям, вроде 'Абдаллаха ибн ал-Мукаффа'а, добавившего в нее главу о Барзуйе, стремясь вызвать сомнения в отношении религии у людей неустойчивых и, сломив их, склонить к учению манихейства; и если его добавления вызывают подозрения, то перевод его также не свободен от них.

ГЛАВА XV, В КОТОРОЙ ИЗЛАГАЮТСЯ СВЕДЕНИЯ ОБ ИНДИЙСКОЙ СИСТЕМЕ МЕР, ЧТОБЫ ОБЛЕГЧИТЬ ПОНИМАНИЕ ВСТРЕЧАЮЩИХСЯ В ЭТОЙ КНИГЕ МЕР

Считать присуще человеку от природы. Количество какого-либо вещества становится известным, когда его сравнивают с тем, что принято называть единицей [измерения] вещества данного рода. Благодаря этому узнают [количественную] разницу между первым и однородным с ним другим веществом.
Например, при помощи взвешивания узнают величину тяжести разных предметов с точки зрения [возможности] их перемещения, когда стрелка весов уравновешивается по линии горизонта. Индийцы редко нуждаются в весах, потому что их дирхамы исчисляются поштучно [а не по весу], и доли дирхамов также считают поштучно в фалсах. Чеканка обоих видов монет бывает различной, так что их называют по тем городам и областям, откуда они происходят. Золото они взвешивают на весах только в природном состоянии или в обработанном виде, но не отчеканенное; при этом они пользуются единицей веса, которую они называют суварна, а три четверти суварны -называют тола. Они употребляют толу так же часто, как мы употребляем мискал. Насколько мне удалось узнать от них, в наших дирхамах по семеричному весу тола весит три дирхама. Поэтому в наших мискалях тола будет два и одна десятая мискаля.
Самых крупных долей толы - двенадцать, они называются матами; а в суварне этих маш - шестнадцать.
Каждая маша - четыре анди, а это - семена дерева, называемого гаура; [один] анди - четыре явы; [одна] ява - шесть и одна четверть калы; [одна] кала - четыре пады; [одна] пада - четыре мдри [?]. Следовательно, в [одной] суварне 16 маш, 64 анди, 256 яв, 1 600 кал, 6 400 пад, 25 600 мдри.
Шесть маш называются дранкшана. Когда индийцев спрашивают о величине этой меры, они утверждают, что две дранкшаны - [один] мискал; но это ошибочно, так как в [одном] мискале - пять и пять седьмых маш. Соотношение между дранкшаной и мискалем то же, что отношение двадцати к двадцати одному, поэтому [одна] дранкшана составляет один и одну двадцатую мискаля. Вероятнее всего человек, давший [вышеприведенный] ответ, подразумевал, что мискал приблизительно соответствует дранкшане, но выразил его через две дранкшаны, и приблизительное соответствие стало весьма далеким [от соответствия].
Поскольку единица [меры] в действительности вовсе не является единицей веществ [или предметов], а напротив, она есть количество, которое люди условились называть единицей, то она допускает практическое и воображаемое деление на части. А эти части различны в различных местах в одно и то же время и в разное время в одном и том же месте. Их названия [также] меняются в зависимости от времени и места при коренных переломах в языках или при частичных изменениях в них.
Один из индийцев, который проживал близ Соманатха, говорил [мне], что их мискал совпадает с нашим мискалем и подразделяется на восемь руву, а каждый руву - два пали и каждый пали - шестнадцать яв, то есть ячменных зерен. Следовательно, [один] мискал - это восемь руву, или шестнадцать пали, или двести пятьдесят шесть ячменных зерен [яв]. Отсюда выясняется, что тот человек ошибся, считая равными величины двух мискалей, что принятое у них за мискал [в действительности] есть тола и что он для маши употребил другое название, а именно руву.
Те, кто проявляет дотошное усердие в этих вопросах, утверждают следующее, основываясь на указанных Варахамихирой размерах, которых следует придерживаться при изготовлении идолов: одна пылинка называется рену, десять пылинок называются раджа. Восемь радж составляют [одну] балагру, то есть кончик волоса; восемь балагр - [одну] ликхью, то есть яичко вши в волосах; восемь ликхей - [одну] юку, то есть одну вошь. Восемь юк с составляют [одну] яву, то есть ячменное зернышко.
После этого Варахамихира переходит к мерам расстояния. Что же касается мер веса, то он соглашается с вышеприведенными данными и говорит: "Четыре ячменных зернышка [явы] - [один] анди, четыре анди -[одна] маша, шестнадцать маш - [одна] суварна, то есть золото, четыре суварны - [одна] пала.
Что касается сухих веществ, то для них четыре палы - [одна] кудава, четыре кудавы - [одна] прастха, четыре прастхи - [одна] адлака.
Для жидкостей: восемь пал - [одна] кудава, восемь кудав - [одна] прастха, четыре прастхи - [одна] адхака, четыре адхаки - [одна] дрона".
Ниже я приведу меры веса, содержащиеся в книге "Чарака". Я их заимствовал из арабского перевода, а не сам записал из уст какого-либо [индийца]; мне представляется, что их названия испорчены в той же мере, в какой испорчены все прочие известные мне вещи; это неизбежно при передаче нашим [арабским] письмом, в особенности у наших современников, которые не заботятся о соблюдении точности при переводе и переписывании.
Говорит [Чарака]: "Атрея говорит, что шесть крупинок, то есть пылинок, составляют [один] маричи, шесть маричи - одно горчичное зернышко [раджика], восемь горчичных зернышек - одно красное рисовое зернышко, два красных рисовых зернышка - одну большую горошину, две горошины - [один] анди. Последний равноценен [одному] данику, при том [условии], что в [одном] дирхаме - семь даников. Четыре анди будет [одна] маша, восемь маш - [одна] чана [?], две чаны - [одна] карша, а это - суварна и весит два дирхама. Четыре суварны составляют [одну] палу, четыре палы - [одну] кудаву, четыре кудавы - [одну] прастху, четыре прастхи - [одну] адхаку, четыре адхаки - [одну] дрону, две дроны - [одну] шурпу и две шурпы - [одну] джану [?]".
Мера пала употребляется в торговых сделках между индийцами, однако она различна для разных товаров, а также для разных областей. Индийцы говорят, что [одна] пала - это одна пятнадцатая маны; некоторые же утверждают, что [одна] пала - это четырнадцать мискалей, тогда как [одна] мана это не двести десять мискалей. Есть еще такие, которые говорят, что [одна] пала - это шестнадцать [мискалей], однако [одна] мана это не двести сорок мискалей. Кое-кто из них говорит, что [одна] пала - это пятнадцать дирхамов, тогда как [одна] мана это не двести двадцать пять дирхамов. Вероятно, численное выражение того, сколько пал содержится в [одной] мане или сколько ман содержится в [одной] пале, должно быть совсем другим.
Атрея еще говорит: "[Одна] адхака будет шестьдесят четыре палы или сто двадцать восемь дирхамов, а это соответствует [одному] ратлу. Однако если [один] анди соответствует одной восьмой даника, то [одна] суварна содержит шестьдесят четыре анди, а на долю дирхама приходится тридцать два анди; поскольку каждый анди - одна восьмая даника, то это составит четыре даника, а вдвое большее количество [две суварны? восемь даников?] - один и две трети дирхама [так!]". Таковы результаты вносимых наобум изменений при переводе и беспорядочного смешения разных точек зрения по невежеству.
Что касается [сторонников] первого мнения, основанного на приравнивании [одной] суварны трем нашим дирхамам, то у них нет расхождений в том, что [одна] суварна - это одна четверть палы, а [одна] пала составляет двенадцать дирхамов, будучи в то же время одной пятнадцатой частью маны, которая содержит сто восемьдесят дирхамов. Это наводит на предположение о том, что суварна - это три наших мискаля, а не [три] дирхама.
Варахамихира говорит в другом месте [своей] "Самхиты": "Сделай сосуд круглой формы с диаметром в один локоть и такой же высоты и выставь его под дождь, пока дождь не перестанет. Всю воду, которая соберется в нем, считай мерой, вмещающей двести дирхамов, вчетверо большее количество составит [одну] адхаку".
Это высказывание лишь приблизительно [верно], потому что [одна] адхака будет, согласно приведенному выше его собственному определению, семьсот шестьдесят восемь либо дирхамов, как утверждают индийцы, либо мискалей, как предполагаю я.
Шрипала рассказывает со слов Варахамихиры, что пятьдесят пал будет двести пятьдесят шесть дирхамов или [одна] адхака. Однако он допустил ошибку в своем рассказе, потому что это [256] не число дирхамов, а число суварн, содержащихся в [одной] адхаке; и число пал, содержащихся в [одной] адхаке, шестьдесят четыре, а не пятьдесят.
Что касается данных Дживашармана о разделении этих мер, насколько я слышал с его слов [?], они таковы: четыре палы будет [одна] кудава, четыре кудавы - [одна] прастха, четыре прастхи - [одна] адхака, четыре адхаки - [одна] дрона, двадцать дрон - [один] кхари.
Прежде всего следует знать, что шестнадцать маш - это [одна] суварна, а если взвешивают пшеницу или ячмень, то четыре суварны составляют [одну] палу; при взвешивании воды и масла восемь суварн составляют [одну] палу.
Весы индийцев для взвешивания товаров - это карастунат, гири которых неподвижны, а чаши двигаются по цифрам и черточкам. Такие весы называются тула. Начальные черточки на них обозначают единицы меры веса от одного до пяти, далее после пятерки следует [черточка, обозначающая] десять, затем двадцать и так далее, возрастая на десятки. Они утверждают, что якобы причиной такого порядка [являются] слова Васудевы: "Я не убью Шишупалу, сына моей тетки по матери, пока он не совершил проступка, и буду прощать ему до десяти [раз], а затем накажу его". Рассказ об этом мы приведем как-нибудь после.
Ал-Фазари употребил в своем зидже название пала вместо минут, [одной шестидесятой части] дня. Я не нашел упоминания об этом в книгах индийцев, кроме того, что они этим словом обозначают поправку.
У индийцев есть мера веса, называемая бхара, упоминание которой встречается в книгах о походах и завоеваниях Синда. Она складывается из двух тысяч пал, так как они говорят, что [одна] бхара - это сто раз по двадцать пал и это будто бы может поднять один бык.
Вот все те сведения, которые мне удалось собрать о мерах веса [индийцев].
Что касается измерения сыпучих тел мерами, то оно [служит] для определения пространственных размеров и объема наполнением до предела их вместимости таким образом, чтобы не допускалось никакого различия при насыпании, выравнивании поверхности или укладывании [любого вещества]. Если для обмера взяты два вещества одного вида, то у них наряду с одинаковым объемом будет одинаковый вес; но если они принадлежат к двум разным видам, то только их пространственные размеры будут одинаковы.
У индийцев есть мера сыпучих тел, которую они называют биси[?]. О ней рассказывал [мне] каждый человек из Канауджа и каждый человек из Соманатха. Человек из Канауджа говорил, что четыре биси называется прастхой, а одна четвертая биси называется кудавой. А человек из Соманатха говорил, что шестнадцать биси составляют [один] панти, двенадцать панти [одну] мору и что также, с другой стороны, двенадцать биси называется каласи, а одна четвертая часть биси - мана.
Тот же человек из Соманатха указал, что вес [одной] маны пшеницы приблизительно равняется пяти мана. Следовательно, [один] биси равняется двадцати мана, а это соответствует [одному] сухху в Хорезме по их [то есть хорезмийцев] старой системе мер; [один] каласи соответствует [хорезмийской мере] гур, потому что он в двенадцать раз больше сухха.
Что же касается мер длины, то ими измеряют расстояния по прямой линии и расстояния на плоскостях. Правила о плоскости требуют, чтобы ее измеряли ее частью, [то есть] подобной ей плоскостью, однако это можно заменить измерением длины прямых линий, которые являются границами плоскости. Когда мы выше при рассказе со слов Варахамихиры дошли до величины ячменного зернышка, мы отклонились от нее к [изложению] мер веса и использовали ее для [определения] тяжести, а теперь нам предстоит использовать величину ячменного зернышка для [определения] расстояний. Мы продолжаем рассказ [со слов Варахамихиры]:
"Восемь ячменных зерен, положенных рядом, составляют [одну] ангулу, то есть палец, четыре пальца называются рама [?], а это - кулак; двадцать четыре пальца - [одна] хаттха, то есть локоть; эта мера называется также даста; четыре локтя - [один] дхану, то есть индийский лук, которому соответствует расстояние между двумя распростертыми руками; сорок луков будет [одна] налва и двадцать пять налв будет [одна] кроша".
Отсюда следует, что [одна] кроша содержит четыре тысячи локтей; и наша миля содержит столько же локтей, следовательно, миля соответствует кроше. Точно так же грек Пулиса упоминает в своей "Сиддханте", что кроша - четыре тысячи локтей.
Один локоть равен двум микйасам, то есть двадцати четырем пальцам. Индийцы измеряют шанку, а это - микйас, пальцами Будды и не называют его двенадцатую часть пальцем вообще, как это делаем мы; их микйас, однако, всегда равен пяди. А пядь - это расстояние между большим пальцем и мизинцем при раскрытой ладони и предельно вытянутых пальцах; она называется витасти, а также - кишку.
Если измерить расстояние между кончиками безымянного и большого пальцев в вытянутом положении, оно называется гокарна.
Если измерить расстояние между кончиками указательного и большого пальцев, а это - [арабский] фитр, оно называется карабха и считается равным двум третям пяди.
Что же касается расстояния между кончиками среднего и большого пальцев, оно называется тала. Индийцы утверждают, что рост человека бывает восемь тал, все равно, мал он ростом или высок; подобно тому как говорят, что длина ступни [человека] составляет одну седьмую его роста.
[Отрывок] из книги "Самхита" о сооружении идолов:
"Ширина ладони была сделана шестью, длина - семью; длина среднего пальца - пятью и безымянного - такою же; указательный палец был сделан меньше [той же длины] на одну шестую [то есть 4 1/6] мизинец - на одну треть [то есть 3 1/3]; большой палец [был сделан] в две трети [длины] среднего пальца [то есть 3 1/3], так что два послед них - одинаковой длины". Эти размеры и числа даны в идоловых пальцах.
После того как величина кроши, которая, как мы сказали, равняется нашей миле, была точно установлена, да будет известно, что у них для измерения расстояний есть мера длины, называемая йоджана, которая содержит восемь миль, или, следовательно, тридцать две тысячи локтей. Иногда некоторые люди думают, что кроша - это одна четверть фарсаха, и потому утверждают, будто фарсахи индийцев определяются в шестнадцать тысяч локтей. Однако это не так. В действительности кроша - это половина йоджаны. Именно эта мера длины упоминается в зидже ал-Фазари [применительно] к окружности Земли в форме "аджван".
В древности индийцы считали, что окружность круга - утроенный диаметр. Например, в "Матсья-пуране" после упоминания диаметров Солнца и Луны в йоджанах говорится: "А окружность - утроенный диаметр".
В "Адитья-пуране" также после упоминания о ширине двип, - а это острова и окружающие их моря, - в йоджанах говорится: "Окружность - утроенный диаметр". Точно так же [сказано] в "Ваю-пуране".
Однако в более позднее время индийцы узнали, что за тремя целыми следуют дроби. Брахмагупта полагает, что дробь составляет одну седьмую, однако он получил ее другим путем, а именно: "Поскольку корень из десяти приблизительно - три и одна седьмая, то всякий диаметр относится к своей окружности как единица к корню из десяти". Поэтому он умножает диаметр на равную величину, а произведение - на десять и потом из всего произведения извлекает корень. Следовательно, окружность иррациональна, как иррационален корень из десяти. Во всяком случае, полученное таким образом превосходит то, что должно быть. Архимед определил это как то, что между десятью семидесятыми и десятью семьдесят первыми. Брахмагупта рассказывает об Арьябхате, критикуя его за то, что определил окружность как 3393; затем в одном месте он утверждал, что диаметр равен 1080, а в другом - 1050. Первое мнение требует отношения [между диаметром и окружностью] как единицы к трем и семнадцати стодвадцатым единицы. А это меньше одной седьмой на одну семнадцатую одной седьмой. Что же касается второго мнения, то несомненно, что искажение было в списке, а не у автора; оно требует отношения единицы к трем с тем, что превышает четверть единицы.
Пулиса употребляет это отношение как единица к трем и 177 1250-х единицы. Это меньше одной седьмой на то же, что и согласно мнению Арьябхаты. Это заимствовано из древнего представления, которое Йа'куб ибн Тарик изложил в "Строении небес" со слов [какого-то] индийца [в таком виде]: окружность сферы зодиака 1 256 640 000 йоджан, а ее диаметр 400 000 000 йоджан. То есть, они относятся как единица к трем и 56 640 000 к 400 000 000-м. Эти два числа содержат общее 360000, поэтому числитель - 177, а знаменатель - 1250. Это и есть то, что принял Пулиса.

ГЛАВА XVI, В КОТОРОЙ ИЗЛАГАЮТСЯ СВЕДЕНИЯ ОБ ИНДИЙСКОМ ПИСЬМЕ, АРИФМЕТИКЕ И ТОМУ ПОДОБНЫХ ПРЕДМЕТАХ И НЕКОТОРЫХ ИНДИЙСКИХ ОБЫЧАЯХ, КОТОРЫЕ МОГУТ ПОКАЗАТЬСЯ ДИКОВИННЫМИ

Подлинно язык переводит для слушателя все то, что говорящий хочет высказать. Потому его бытие ограничивается кратким, похожим на миг, отрезком времени. Как было бы возможно передавать известия о [событиях] прошлого для более поздних эпох при помощи языка, в особенности через значительные промежутки времени, если бы могучая потребность человека в речи не побудила его изобрести письмо, которое распространяется повсюду, как распространяется ветер, и шествует, не зная преград времени, как шествуют души умерших. Да славится тот, кто создал все совершенным и позаботился о наилучшем устройстве всех созданий!
У индийцев не было обычая писать на кожах, подобного обычаю древних греков. Когда Сократа спросили, почему он бросил сочинять книги, он ответил: "Я не стану переносить знание из живых человеческих сердец на мертвые овечьи кожи". Точно так же в первое время при исламе писали на кожах, как например договор с иудеями Хайбара и письмо Пророка - да благословит его Аллах! - к Хосрою. И списки Корана писали на кожах газелей, а Тору и поныне пишут на них.
А слова Аллаха всевышнего: "Они делают его киртасами", имеют в виду тавамир. Киртас выделывается в Египте из стебля папируса, который отделяют от сердцевины. Письма, исходившие из [канцелярии] халифов, вплоть до недавнего времени писали [именно] на этом материале, потому что текст на нем не поддается ни стиранию, ни изменению, можно только уничтожить самый материал.
Бумага - [изобретение] китайцев. Ее производство в Самарканде наладили пленные китайцы, и уже потом ее стали делать в различных странах, так что она стала удовлетворять потребность [в ней].
У индийцев на юге их страны есть дерево, высокое, как финиковая или кокосовая пальма, приносящее съедобные плоды, и с листьями длиной в один локоть и шириной в три сложенных пальца. Эти листья они называют тара и пишут на них. Их книга из этих листьев связывается ниткой, которая соединяет их через дырку в середине каждого из них, и нитка продевается через все листы.
В центральной и северной части страны индийцы берут кору дерева туз, - один из его видов употребляется для чехла лука,- которую они называют бхурджа, длиной в один локоть и шириной в вытянутые пальцы руки или немного меньших размеров и [по-разному] обрабатывают ее. Например, смазывают маслом, полируют, и от этого она становится твердой и гладкой, а затем пишут на ней. Такие листы сохраняются по отдельности и их [надлежащий] порядок узнают по последовательной нумерации каждого листа. Вся книга заворачивается в кусок ткани и завязывается между двумя дощечками одинаковых размеров. Такая книга называется путхи. Свои письма и вообще все, что им надо написать, они также пишут на коре дерева туз.
Что касается письма индийцев, то о нем говорят, что однажды оно стерлось [из памяти] и было забыто; и никто о нем не заботился, так что они стали безграмотными, и это повергло их в еще большее невежество и еще больше удалило от них знания. Наконец, Вьяса, сын Парашары, по божественному вдохновению вновь восстановил пятьдесят букв индийского алфавита. Буква [у индийцев] называется акшара.
Некоторые из них упоминают, что [число] букв у них было меньше, а впоследствии оно постепенно увеличилось. Это вполне возможно и даже непременно [так оно и было]. Ведь [некий] Асизас изобразил шестнадцать знаков для увековечения мудрости. Это было во времена господства израильтян над Египтом. Потом Кимуш и Агенон принесли их грекам, которые прибавили к ним четыре буквы и стали пользоваться [алфавитом из] двадцати букв. А около того времени, когда был отравлен Сократ, Симонид прибавил к ним еще четыре [знака], и таким образом пополнился [алфавит] афинян до двадцати четырех букв. Это было во время [правления] Ардашира, сына Дария, сына Ардашира, сына Кира, как думают историки народов Запада.
[Число] букв [в алфавите] индийцев обильно по той причине, что: [во-первых], каждый согласный звук, когда он сопровождается либо краткой гласной, либо дифтонгом, либо хамзой, либо небольшим количественным удлинением краткого гласного, получает особое графическое изображение; [во-вторых], у них есть согласные звуки, которые в совокупности не представлены ни в каком другом языке, хотя, быть может, и рассеяны по разным языкам, и которые образуются в таких местах, что наши органы речи редко повинуются нам, чтобы их произнести [надлежащим образом], а наш слух не привычен к ним и часто даже не в состоянии различить между многими или двумя подобными звуками.
Индийцы пишут слева направо, как это принято у греков, не по черте, выше которой поднимаются головки [букв], а ниже опускаются [их] кончики, как в нашем [арабском] письме; напротив, [они пишут] по черте, [находящейся] сверху: над каждой отдельной буквой [проводится] прямая линия, и с нее буква свисает книзу, будучи изображенной под ней. Если что-либо стоит над чертой, то это - морфологический знак, указывающий на флексию и правильное произношение того [слова или буквы, над которым он стоит].
Что касается самого распространенного у них вида письма, то он называется сиддхаматрика; чаще всего полагают, что он происходит из Кашмира, так как этот вид письма [распространен] среди его жителей. Им же пользуются в Варанаси. Этот город и Кашмир являются главными местами изучения их наук. Он еще употребляется в Мадхьядеше, я имею в виду центральную часть страны, а именно ту часть, которая окружает Канаудж со всех сторон и называется также Арьяварта.
В Малаве есть также другой вид письма [алфавит], называемый нагара, который отличается от первого только формой букв.
За ним следует алфавит, называемый ардханагари, то есть "половина нагара", потому что он составлен из смешения двух вышеназванных. Им пишут в Бхатии и в некоторых частях Синда.
Другие алфавиты следующие:
Малвара, [употребляемый] в Малвашау на юге Синда по направлению к берегу моря.
Сайндхава, [употребляемый] в Бахманве, а это ал-Мансура.
Карната, [употребляемый] в Карнатадеше, откуда происходит отряд, известный в войсках под именем Каннара.
Андхри, [употребляемый] в Андхрадеше.
Дарвари [дравиди], [употребляемый] в Дирварадеше [Дравидадеше].
Лари, [употребляемый] в Ларадеше [Латадеше].
Гаура [гауда], [употребляемый] в Пурвадеше, то есть "Восточной стране".
Бхайкшука, [употребляемый] в Удунпуре в Пурвадеше, а это - письмо Будды.
Индийцы начинают свои книги с ома, который есть слово сотворения, подобно тому как мы начинаем с Бисмаллаха та'ала - "Во имя Аллаха всевышнего". Вот изображение [слова] ом:

Оно не состоит из букв индийских; это просто особое [графическое] изображение для этого слова. Его ставят, желая снискать благословение божие и чтобы объявить [одновременно] признание бога единым, подобно тому как евреи ставят имя бога, которое пишется в их книгах через три еврейских буквы йод. В Торе оно пишется как йахве и произносится 'Адонай, хотя иногда говорят только - Йах. А произносимое имя, то есть 'Адонай, не пишется.
Индийцы не придают своим буквам числовых значений, подобно тому как мы придаем численные значения нашим буквам в порядке еврейского алфавита. Подобно тому как графические изображения букв различаются у них по областям, точно так же различаются [их] цифры, называемые анка. Те цифры, которыми пользуемся мы, взяты из самых красивых среди имеющихся у индийцев цифр. Нет никакой пользы от графических изображений, когда неизвестно, что за смысл скрывается за ними, а жители Кашмира обозначают листы [книг] знаками, похожими на рисунки или китайские иероглифы, значение которых невозможно постигнуть без привычки и длительного изучения. Но эти знаки не употребляются при [упражнениях в] счете на земле [песке].
Все народы сходятся относительно исчисления на том, что его основания находятся в известном соотношении с десятками, а именно: каждый разряд счета есть не что иное, как десятая часть следующего разряда и одновременно - десятикратное предшествующего разряда. Я проследил, как обстоит дело с названиями разрядов счета у тех отличающихся по языку народов, с которыми мне довелось познакомиться, и обнаружил, что все они после тысячи начинают повторять названия, как [это делают] и арабы. В то же время это наиболее правильный и наиболее естественный путь. Этому вопросу я посвятил отдельный трактат.
Что же касается индийцев, то они в своих названиях идут дальше разряда тысяч, образуя их по-разному; одни выдумывают их, другие производят по этимологии, а третьи смешивают оба способа. Названия разрядов у них продолжены до восемнадцати знаков, что связано с религией, служителям которой пришли на помощь лексикографы с различными способами образования названий по этимологии. Восемнадцатый разряд называется парардха, то есть "половина неба", или, точнее, "половина того, что [находится] сверху". Дело в том, что когда [индийцы] составляют [космические циклы времени] из кальп, то число того разряда выражает [один] день бога всевышнего. А поскольку далее неба нет ничего и оно есть самое большое тело, то его половину сравнили с половиной самых больших суток. Путем ее удвоения, то есть соединения дня и ночи, получаются самые большие сутки. Несомненно, что название парардха взято от [названия] тех суток и парар значит "целое небо".
Названия всех разрядов счета до восемнадцатизначного числа даны в следующей таблице:

1. Экам 10. Падма
2. Дашам 11. Кхарва
3. Шатам 12. Никхарва
4. Сахасрам 13. Махападма
5. Люта 14. Шанку
6. Лакша 15. Самудра
7. Праюта 16. Мадхья
8. Коти 17. Антья
9. Ньярбуда 18. Парардха.

Теперь я изложу их расхождения в мнениях [относительно системы исчисления].
Одно из них состоит в том, что некоторые индийцы утверждают, будто после парардхи имеется еще девятнадцатый разряд, называемый бхури, и будто далее нет счета. Однако счет нескончаем, лишь условно можно установить его предел, который будет одновременно концом его разрядов. Похоже на то, что в этом выражении ["далее... нет счета"] речь шла не о счете, а о названиях [разрядов счета]. Известно, что этот [девятнадцатый] разряд, взятый как единица [то есть бхури] - одна пятая самых больших суток, но по этой части у них нет никаких преданий. Сохранилось лишь предание о том, что составляется из самых больших суток, как мы изложим далее. Следовательно, [все то, что говорится о девятнадцатом разряде] - добавления [людей], склонных к нарочитым выдумкам.
Другое [расхождение] состоит в том, что еще некоторые утверждают, будто счет кончается на коти, после чего возвращаются назад и прибавляют к коти десятки, сотни и тысячи, потому что число девов выражается-де в коти. Согласно утверждениям индийцев, число девов - тридцать три коти, и Брахме, Нараяне и Махадеве, каждому из них соответственно, принадлежит по одиннадцать коти.
Что касается названий разрядов после восьми, то их выдумали грамматики, как мы выше уже упоминали.
[Еще одно] из расхождений в мнениях [заключается в том], что у них распространены [названия]: для пятого [разряда] - даша сахасра, для седьмого - даша лакша, так как приведенные выше два названия [аюта и праюта] малоупотребительны.
В книге Арьябхаты из Кусумапуры [даны] следующие названия разрядов счета от десятков тысяч до десятков коти:
Аютам.
Ниютам.
Праютам.
Коти падма.
Парападма.
Далее, некоторые из индийцев сближают многие названия попарно и шестой [разряд] называют ниюта по ассоциации с названием пятого [разряда, то есть аюта]; восьмой [разряд] называют арбуда, а название девятого составляет ему близкую параллель [ньярбуда]. Точно так же название двенадцатого [никхарва] составляет параллель названию одиннадцатого [кхарва], а тринадцатый называется шанку и четырнадцатый - махашанку. Подобная аналогия требовала также, чтобы махападма следовала сразу за падмой.
Вот таковы их расхождения в мнениях [относительно системы исчисления], которые имеют [какие-либо] причины; но еще много подобных расхождений без всякой причинной связи, которые порождены либо тем, что названия перечисляют, не заботясь об их последовательности, либо тем, что не любят произносить "Я не знаю" - ведь [эти слова всегда] тягостно произносить о чем бы то ни было, приведенном в порядок.
Нам передавали из "Пулиса-сиддханты", что за названием четвертого разряда сахасрам следуют:
5. Аютам
6. Ниютам.
7. Праютам
8. Коти.
9. Арбудам.
10. Кхарва.
А далее названия совпадают с теми, что [даны] в вышеприведенной таблице.
Что касается употребления чисел в арифметике [у индийцев], то оно соответствует нашим обычаям. Я составил [особый] трактат о тех больших, [чем у нас,] достижениях в этой области, которые, быть может, у них имеются.
Выше мы уже сообщали, что индийцы составляют свои книги в стихотворном размере шлока. Когда им нужно выразить в зиджах какие-либо числа в различных разрядах, они выражают их посредством слов, которые условно обозначают всякое число в одном или двух разрядах. Однако для каждого числа они установили по нескольку слов, так что если одно слово трудно вместить в размер, его заменяют более подходящим синонимом. Брахмагупта говорит: "Если вы хотите написать [число] один, то выразите его через что угодно, [лишь бы оно было] единственным, например: Земля, Луна; [число] два - через парные [понятия или предмет], например: черное и белое; [число] три - через любое [понятие или предметы], которых имеется три; ноль - через название неба и двенадцать - через названия Солнца".
Я включил в эту таблицу все услышанные мною слова, обозначающие числа, потому что это - важнейшая основа для разгадывания их зиджей. Когда я узнаю разнообразные значения этих слов, я их добавлю [сюда], если пожелает того Аллах!

Насколько я видел и слышал индийцев, у них нет обыкновения идти далее этого числа при передаче чисел словами.
Перейдем теперь к некоторым диковинным индийским обычаям.
Как известно, странность чего бы то ни было объясняется тем, что оно редко встречается и его мало когда можно увидеть; а если уж оно встречается чрезвычайно редко, то становится диковинкой и [даже просто] чудом. Впечатление удивительности еще более усугубляется, если это нечто выходит за пределы обычных естественных явлений, и тогда оно представляется невозможным, пока не узрели его воочию. Среди обычаев индийцев [много] таких, которые столь разительно отличаются от нынешних обычаев нашей страны, что нам они кажутся чем-то удивительным. Нам сдается, будто они нарочно сделали свои обычаи противоположными нашим, а на самом деле в отношении такой противоположности [обычаев] мы оказываемся с индийцами в одинаковом положении и объяснить [эту противоположность] следует чем-то другим. Сюда относятся следующие обычаи: Индийцы совсем не бреют волос, чтобы их оголенные головы не страдали от солнечного удара, поскольку они ходят в основном с непокрытыми [головами] из-за сильной жары.
Бороды они сплетают в косы, чтобы [лучше] их сохранить. Волосы на лобке они оставляют, объясняя это тем, что сбривание их возбуждает похоть и увеличивает вожделение. Поэтому тот из них, кто томится страстью и жаждет совокупления, их не бреет.
Они отращивают длинные ногти, тщеславясь праздным времяпрепровождением, потому что с такими ногтями невозможно взяться ни за какое [постоянное] дело, и, беспечно отдыхая, они чешут ими голову и ищут вшей в волосах.
Едят они поодиночке, в уединении, на подставках из навоза. Остатков пищи они не едят и выбрасывают посуду, из которой ели, если она сделана из глины.
Зубы они делают красными, жуя пальмовые орехи, после употребления листьев бетеля и извести.
Вино они пьют натощак, потом едят.
Индийцы пьют [глотками] коровью мочу, но не едят коровьего мяса.
По кимвалу они ударяют [особыми] палками.
[Вместо штанов] они обвязывают бедра куском ткани, как мы обвязываем им головы в виде чалмы. Тот из них, кто ходит налегке, довольствуется одеждой, состоящей из тряпки шириной в два пальца, которую он повязывает на бедра двумя веревочками, тот же из них, кто лишен чувства меры [в одежде], носит штаны, подбитые ватой, которой хватило бы на несколько одеял или попон. У штанов этих нет отверстий там, где им следует быть; они свешиваются, закрывая пятки, а их тесемки [стягиваются] сзади.
Мужские рубахи у них больше походят на штаны; они закрепляются на спине пуговицами.
Подолы женских рубах они разрезают [вдоль] и справа и слева.
Обувь они делают столь тесной, что перед тем как ее надевать, ее [голенище] отворачивают [книзу] с голеней до пят.
Умываться они начинают с ног и [кончают] лицом. Они умываются перед совокуплением.
При совокуплении они становятся [в позу] подобно виноградной лозе с подпоркой: женщины производят движения снизу вверх, подобные движениям при обработке земли мотыгами, а их мужья пребывают в блаженном покое.
В праздники они вместо благовоний умащаются навозом.
Индийские мужчины одеваются, как женщины, употребляют косметические средства, носят серьги, браслеты, золотые перстни на безымянном пальце и на пальцах ног.
Они благосклонно относятся к любовникам-мужчинам, а пассивные педерасты у них, называемые пушандилами, забирают в рот мужской член и очищают его от семени, которое проглатывают.
При испражнении они становятся лицом к стене и обнажают срамные части в сторону прохожего.
Они поклоняются линге, а это - изображение члена Махадевы.
Верхом они ездят без седла, а если ездят в седле, то садятся с правой стороны верхового животного. При езде они любят сажать кого-нибудь позади себя.
Они привязывают кутару, то есть кинжал, на поясе с правой стороны.
С левого плеча к правому боку они носят перевязь, называемую яджнопавита.
Они спрашивают совета у женщин по всяким вопросам и делам.
При рождении ребенка они оказывают хорошее обхождение мужчинам, а не женщинам.
Из двух сыновей предпочтение они отдают младшему, в особенности в восточных областях страны, утверждая, что старший обрел бытие благодаря преобладанию страсти, а младший - благодаря умеренному, обдуманному и спокойному действию.
Когда здороваясь пожимают руку, они берут ее с тыльной стороны.
При входе в дом они не спрашивают разрешения, но не выходят из него, не спросив разрешения.
На собраниях они сидят на корточках.
Они сплевывают мокроту нисколько не стесняясь старших и давят вшей при них. Пускание ветров они считают за хорошую примету, а чихание - за дурную примету.
Они считают грязным ткача и чистым - лекаря, [пускающего кровь], и того, кто за плату приканчивает издыхающих животных путем утопления или сжигания.
Школьные доски для детей они делают черными и пишут на них чем-нибудь белым в длину доски, а не в ширину, и слева направо, словно поэт в следующих словах имел в виду индийцев:
"Как часто у пишущего бумага черная, как древесный уголь.
А перо его пишет на ней белым.
Он вписывает в ночь светлый день.
Он словно изготовляет основу ткани, но не пускает по ней утка".
Название книги они пишут в ее конце и в заключении, а не в начале и вступлении.
Они возвеличивают имена своего языка, придавая им [окончания] некого рода, подобно тому как арабы возвеличивают их, [ставя] в уменьшительной форме.
Когда индийцам дают какую-либо вещь, они хотят, чтобы им бросили ее, как бросают собакам. Если два индийца играют в азартную игру нарды, то кости для них бросает третий.
Они находят приятным [опьяняющий] сок, текущий по щекам вожделеющего слона, тогда как это самая зловонная штука.
На шахматном поле они передвигают слона вперед, но не в другие стороны, на одну клетку [в один ход], как пешку, и по диагонали [по направлению] ко всем четырем углам на одну клетку [в один ход], подобно ферзю. Они говорят, что эти [пять] клеток суть места его [пяти] конечностей - хобота и четырех ног.
Они играют в шахматы двумя комплектами четыре человека одновременно. Что же касается расстановки фигур на доске, то вот ее схема:

По той причине, что этот вид шахмат у нас неизвестен, я расскажу то, что о нем знаю.
Дело в том, что четверо играющих в шахматы усаживаются вокруг доски по четырем углам и по очереди ходят фигурами то одного, то другого комплекта.
Из порядковых номеров комплекта пять и шесть считаются недействительными, и вместо пяти берут единицу, а вместо шести четыре, потому что в изображении эти два числа будут выглядеть таким образом:
6 5
4 3 2 1
Название шах [король] применяется к ферзю.
Каждый порядковый номер комплекта служит [поводом] для передвижения одной из фигур.
Число один [1] - для хода пешки или короля, которые передвигаются как в обычных шахматах; король может быть взят, но не обязательно должен покидать свое место.
Число два [2] - для хода ладьи, которая ходит до третьей клетки по диагонали, как слон в наших шахматах.
Число три [3] - для хода коня, который ходит как обычно на третью клетку, отклоняясь [на одну клетку] в сторону.
Число четыре [4] - для хода слона, который передвигается по прямой линии, как ладья в обычных шахматах, если только нет препятствия на пути его продвижения. Часто такое препятствие бывает, и тогда один из комплектов устраняет препятствие, чтобы он мог продвигаться. Наименьший из [возможных] его ходов - на одну клетку, а наибольший - на пятнадцать, потому что часто в обоих комплектах встречаются либо две четверки, либо две шестерки, либо шестерка и четверка. При одном из этих чисел слон передвигается во всю длину одного края шахматного поля, а при другом числе он передвигается во всю длину другого края шахматного поля, если на его пути нет препятствия. При обоих числах слон может занять клетки на обоих концах диагонали.
Каждая фигура имеет [определенную] стоимость, согласно которой они получают доли ставки, потому что фигуры берутся и остаются в руках [игроков]. Стоимость короля пять, слона - четыре, коня - три, ладьи - два и пешки - один. Игрок, выигравший короля, получает пять, за двух королей десять, за трех королей пятнадцать, если у выигравшего нет своего короля. А если он сохранил своего короля и завладел тремя королями, то он получает пятьдесят четыре - это есть число, [установленное] по взаимному согласию, а не по законам арифметики.
Если индийцы обвиняют нас в противоположности [норме], как и мы обвиняем их в том же, то пусть судьей будет рассмотрение действий индийских детей. Сколько бы я ни встречал индийских подростков, недавно попавших в страну ислама и еще не привыкших к обычаям ее жителей, каждый из них без исключения ставил сандалии перед своим господином в обратном порядке, не так, как их по-настоящему следует ставить, то есть правую [сандалию] к левой ноге; одежду складывал вывернутой наизнанку; ковры стелил наоборот и тому подобное. Все это - вследствие врожденной перевернутости натуры.
Однако я не упрекаю индийцев за их язычество. Ведь и арабы в состоянии язычества совершали преступные и греховные поступки, как-то: вступали в сношения с женщинами в период менструации и беременности, по нескольку человек совместно жили с одной женщиной в один и тот же период отсутствия менструации, признавали своими чужих детей от [своих] гостей, заживо хоронили дочерей, не говоря уже о том, что при поклонении [богам] они свистели и хлопали в ладоши, употребляли в пищу мясо нечистых и павших животных. Все эти [обычаи] отменил ислам, так же как он отменил большинство их в тех частях Индии, жители которых стали мусульманами. Хвала Аллаху!

ГЛАВА XVII, ГДЕ РАССКАЗЫВАЕТСЯ ОБ ИХ НАУКАХ, КОТОРЫЕ ПРОСТИРАЮТ КРЫЛЬЯ НАД ГОРИЗОНТОМ НЕВЕЖЕСТВА

Колдовство - это действие, при помощи которого что-либо представляют чувственному восприятию чем-то отличным от его реального бытия, приукрашенным с какой-либо стороны. Если смотреть с этой точки зрения, то оказывается, что колдовство широко распространено среди людей. А если признавать колдовство, подобно темному люду, за осуществление разных невозможных вещей, то оно стоит вне [пределов] достоверного познания. Но поскольку невозможная вещь не может существовать, то ложность явно выступает уже в [этом] определении колдовства. Следовательно, колдовство не имеет ничего общего с наукой.
Одним из его видов является алхимия, хотя она [обычно] так не называется. Не полагаешь ли ты, что если кто-нибудь берет комок ваты и показывает его так, что другому он представляется как кусок золота, то это может быть отнесено только за счет колдовства? И разница между этим [действием] и тем, что берут серебро и показывают его как золото, состоит лишь в необычности [первого действия] и обычности второго.
Склонность к занятию алхимией не является отличительной чертой индийцев, ибо ни один народ не свободен [полностью] от нее, а лишь один народ отличается от другого большим или меньшим пристрастием к ней; отсюда нельзя делать заключения о разумности или невежественности, потому что мы встречаем многих разумных людей, страстно преданных алхимии, и много невежественных людей, высмеивающих ее и ее приверженцев. Этих разумных людей нельзя порицать за их усердные занятия алхимией, хотя они и проявляют при этом неумеренность, потому что ими движет очень сильное желание достичь блага и избежать несчастия. Некоего мудреца однажды спросили, почему ученые часто обивают пороги богачей, а богачи избегают появляться перед дверями ученых. Он ответил на это: "Ученые знают пользу денег, а богатые не ведают о достоинствах науки". Что касается невежественных людей, то их нельзя хвалить за то, что они избегают алхимии, хотя они и проявляют [тем самым] уравновешенность, потому что их толкают на это некоторые причины, вызванные злой природой и плодами невежества, приведенные из [состояния] потенции з действие.
Приверженцы этого искусства прилагают все усилия к тому, чтобы держать его в тайне и воздерживаются от общения с непосвященными. Поэтому я не имел случая узнать от индийцев те пути, которыми они следуют в алхимии и какие вещества они берут за основу: минеральные, животные или растительные. Я слышал только, как они говорили о возгонке, обжиге, плавке и о вощении талька, который на их языке называют талака, поэтому я строю догадку, что они склоняются к минералогическому методу [в алхимии].
У индийцев есть наука, подобная алхимии и специфически им присущая, которую они называют расаяна. Это название есть производное от [слова] раса, что значит "золото". Оно обозначает искусство, ограниченное некоторыми действиями, составлением лекарственных смесей и составов, большей частью из растительных веществ. Основные цели его заключаются в том, чтобы вернуть здоровье безнадежно больному, юность - умирающим старикам, чтобы они снова могли прийти в положение достигающих зрелости путем обретения черных волос вместо седых, остроты чувства, энергии молодости и половой силы и даже достичь долгих лет жизни на свете. А почему бы и нет? Мы уже рассказывали выше, основываясь на "Патанджале", что один из видов спасения достигается через расаяну. Какой же человек, который выслушает это, принимая его за правду, не наложит в штаны от радости и ликования и не положит в рот наставившему его самый сочный кусок своей пищи?
Один из известных [представителей] этого искусства - Нагарджуна, [происходивший] из крепости Дайхак близ Соманатха. Он был выдающимся деятелем в этой области и сочинил книгу, превосходящую все прочие книги и редкостную. Время его [жизни] предшествовало нашему времени примерно только на сто лет.
Был в дни царя Викрамадитьи - о его эпохе будет рассказано в дальнейшем - в городе Уджайн человек по имени Вьяди, который посвятил этому искусству все свои помыслы и погубил ради него и свою жизнь и имущество; однако его усилия не принесли ему того, чего он мог легко достичь. Когда у него не стало средств, чтобы тратить, его охватило недовольство тем, на что раньше направлял он свое усердие, и сел на берегу реки, охваченный печалью, удрученный и огорченный. В руке у него была фармакопея, из которой он всегда брал рецепты лекарств, и стал он бросать в воду листы [из] нее один за другим. Случилось так, что на берегу той реки, ниже по течению, находилась некая блудница. Листы проплывали мимо нее, и тогда она стала собирать их и узнала из них [кое-что] про расаяну. Он не видел ее, пока не кончились листы книги. Тогда она подошла к нему и спросила, почему он так поступил со своей книгой. Он ответил: "Потому что я не получил от нее никакой пользы и не достиг ничего из [поставленной перед собой] цели; из-за нее я впал в нищету, после того как имел огромные сокровища, и стал несчастен, после того как долго надеялся обрести счастье". Блудница сказала: "Не отвращайся от того, на что погубил свою жизнь, и не отчаивайся в достижении того, что считали верным до тебя мудрецы. Может быть, препятствие, мешавшее тебе достичь истины в этом деле, было чем-то случайным, и оно так же случайно будет устранено. У меня много верных денег и все щедро отдается тебе, чтобы мог ты тратить их для достижения предмета твоих исканий". И Вьяди снова вернулся к своей работе.
Но книги подобного рода написаны были иносказательно. Поэтому он ошибался в понимании одного слова в списке рецепта, значившего "масло" и "человеческая кровь", которые оба требовались для данного лекарства. Было написано рактамала, а он думал, что это значит "красный плод мираболана". При употреблении лекарство не действовало, и он не имел успеха. А когда он начал варить различные лекарства, пламя охватило его голову и высушило его мозг. Тогда он натерся маслом, полив его в большом количестве на свой череп. Он встал, [чтобы отойти] от печи за каким-то делом, но над его головой пришелся торчавший в потолке кол, ударившись об него, он рассек себе голову, и потекла кровь. Он вернулся, опустив голову от охватившей его боли, и несколько капель крови смешанной с маслом упали с его темени в котел, в то время как он этого не заметил. А потом, когда варево было готово и он и его жена намазались им для испытания, оба они полетели по воздуху. Об этом сообщили Викрамадитье. Тогда он вышел из своего замка на площадь, чтобы увидеть их воочию. А этот человек крикнул ему: "Открой свой рот, чтобы я плюнул в него". Но царь не сделал этого из [чувства] отвращения, и плевок упал у двери, и тотчас порог наполнился золотом. Вьяди с женой, летая, отправились куда они хотели. Он составил по этому искусству знаменитые книги. Утверждают, что он вместе с женой не умер и [они] живут до сих пор.
Подобного же рода и следующий рассказ. В городе Дхара, столице Малавы, которой в наше время владеет Бходжадева, у дверей правителя в доме правления есть кусок чистого серебра, прямоугольной продолговатой формы, в котором видны линии членов человеческого тела. О нем рассказывают следующее: некий человек направился к царю, который был у них в давние времена, неся ему расаяну, применив которую он мог бы стать бессмертным, победоносным и неодолимым, способным делать все, что он хочет и ищет. Царь устроил уединенное место для встречи и велел приготовить все, что тот потребует. Этот человек стал кипятить масло в течение нескольких дней, пока не добился его устойчивого состояния. Затем он сказал царю: "Бросайся в него, чтобы я мог довести до конца это дело для тебя". Но царь был устрашен тем, что видел, и не отважился рискнуть. Когда этот человек заметил его трусость, он сказал ему: "Если ты не осмеливаешься и не хочешь сделать этого для себя, согласен ли ты, чтобы я сам сделал это?" Царь сказал: "Делай как хочешь". Тогда человек этот достал несколько мешочков с лекарствами и объяснил ему, какие признаки будут появляться, чтобы он бросал на него при появлении каждого из них по одному определенному мешочку. Человек подошел к [котлу] с маслом и бросился в него. Он тотчас распался на части и разварился. Царь стал делать, как тот ему объяснил, пока не приблизился к концу и неброшенным остался только один мешочек. Тут царь почувствовал опасность для своего царства со стороны этого человека, если он оживет с такими качествами, каковые он сам раньше перечислил. Тогда он воздержался от того, чтобы бросить этот мешочек. Потом котел остыл, и тот человек сгустился в нем, а это и есть тот кусок серебра.
А еще рассказывают про Валлабху, царя города Валлабхи, эру которого мы упомянули в соответствующем месте.
Некий человек из числа достигших степени сиддхи спросил как-то у некоего пастуха о растении, называемом тхохар,- оно относится к виду [семейству?] лактариа, из которых при срывании сочится молоко,- видел ли он разновидность тхохара, из которого сочится кровь вместо молока. Пастух отвечал утвердительно, а этот человек дал ему небольшую мзду с тем, чтобы он показал ему то растение. Пастух сделал это. Когда человек увидел растение, он поджег его и бросил в огонь собаку пастуха. Тогда пастух рассердился и, схватив этого человека, сделал с ним то же, что тот сделал с его собакой. Затем он подождал, пока потухнет огонь, и обнаружил, что оба они [человек и собака] стали золотыми. Он взял с собой собаку и оставил там человека. Не на него наткнулся некий крестьянин, отрезал у него палец и принес его зеленщику, который был прозван "Ранка", то есть "бедняк", потому что среди них он был самым бедным и с явно расстроенными делами. Крестьянин купил у него все, что ему было нужно, и, вернувшись к золотому человеку, обнаружил, что его палец снова вырос и стал как прежде. И он стал отрезать его и покупать на него у того зеленщика все, что хотел. Но зеленщик выведал у него, как обстояло у дело с пальцем, а крестьянин по глупости своей указал ему то место. Ранка отправился к телу сиддхи и доставил его на повозке в свой дом. Он удовлетворялся своим [прежним] местом жительства, но постепенно завладел имуществом всего города. Царь Валлабха возымел корыстное желание по отношению к Ранке и потребовал с него денег, а он отказал царю, но затем испугался его гнева и бежал к властителю ал-Мансуры, сделал ему щедрые подношения и просил поддержать его морским войском на кораблях. Последний ответил согласием и оказал ему помощь: он устроил ночное нападение на царя Валлабху, убил его, перебил его подданных и опустошил его страну. Говорят, что и до сей поры в той стране можно найти то, что находят в землях, опустошенных внезапным ночным налетом.
Страсть невежественных индийских царей к алхимии достигает такой степени, что часто кто-нибудь из них, стремясь осуществить какой-либо алхимический опыт, умерщвляет нескольких прелестных малых детей, и это у них не считается тяжким преступлением; либо еще он занимается тем, что бросает их в огонь. Если бы этот милый способ искать [золото] был изгнан в такие места, до которых невозможно добраться, это было бы самое правильное.
К числу предсмертных высказываний Исфандияда относится следующее: "Каусу были даны мощь и [свершение] удивительных деяний, упоминаемых в книге законов. Ведь это он дряхлым старцем, согбенным преклонным возрастом, отправился к горе Каф, а вернулся оттуда веселым юношей правильного телосложения, исполненный сил, по соизволению божьему, усевшись верхом на облака".
Что касается амулетов и заклинаний, то вера индийцев в них искренна, и они в большинстве своем склонны к ним. Книга об этих вещах приписывается Гаруде - птице, на которой ездил Нараяна. Некоторые из них описывают ее такие качества, которые указывают на птицу сифрид, доказательством чему служат ее деяния. Дело в том, что она враг рыб и охотится на них. Животным от природы присуще стремление избегать противника и остерегаться врага, а про эту птицу утверждают, что, когда она порхает над водой, рыбы поднимаются из глубины на поверхность и облегчают ей охоту на них, как будто она приворожила их колдовством. Другие описывают ее такие качества, которые не исключают того, что это аист. В "Ваю-пуране" ее описывают как [птицу] желтого цвета. В общем она [Гаруда] скорее аист, чем сифрид, потому что она [как бы] создана для уничтожения змей.
Большинство заклинаний [индийцев] направлено на излечение тех, кто ужален змеей. Их неумеренное [внимание] к этому делу идет так далеко, что я слышал, как один из них утверждал, будто он видел человека, который умер от укуса змеи; после его смерти над ним произнесли заклинания, и он ожил и остался жить на свете, бродя по нему, как и все прочие люди.
Я слышал, как другой утверждал, что будто видел умершего от укуса змеи, который благодаря заклинанию поднялся, разговаривал, сделал завещание, указал, куда он отдал на хранение свое имущество, и сообщил другие вещи. Но когда он вдохнул запах пищи, свалился мертвым и [окончательно] угасшим.
У индийцев есть такой обычай: если яд от укуса змеи проникнет в человека, но он не сможет найти заклинателя, то они привязывают укушенного змеей к вязанке тростника и кладут на него листок бумаги, на котором написана молитва за того, кто [случайно] наткнется на него и спасет его заклинанием от напасти.
Я не знаю, что мне сказать обо всех этих заклинаниях, поскольку я не верю в их достоверность. Однажды был поражен ядом некий человек, который был плохого мнения не только о небылицах, но и о действительных истинах. Так вот он рассказал мне, что к нему направили каких-то индийцев, которые якобы смыслили в этом деле. Они произнесли над ним заклинания и он почувствовал успокоение [боли] от этого и ощутил, что излечивается, пока они чертили в воздухе знаки руками и прутьями.
Я сам видел, как они при охоте на газелей ловили их руками. А один индиец изъявил притязание на то, что он может пригнать газель, не поймав ее, и привести ее на кухню. Однако, как я обнаружил, все дело заключается лишь в том, что они постепенно вырабатывают у [газелей] постоянную привычку к одной и той же мелодии. Мы находим такой же обычай и у нашего народа при охоте на каменных козлов, еще более [пугливых и] недоступных, чем газели. Когда люди видят животных на отдыхе, они начинают ходить вокруг них, напевая все время одну и ту же мелодию, пока те не привыкнут к ней. Затем они начинают сужать крут, пока он не станет столь тесным, что они могут бить животных, когда те спокойно лежат.
А охотники за птицей ката бьют о медные сосуды в течение ночи в одном и том же неизменном ритме и благодаря этому имеют возможность ловить их руками. Если изменить ритм, птицы разлетелись бы во все стороны.
Все эти особые обычаи не имеют ничего общего с заклинаниями. Часто индийцам приписывают колдовство из-за ловкости их в игре на поставленных прямо палках и натянутых канатах, однако в этом смысле все народы равны меж собой.

ГЛАВА XVIII, СОДЕРЖАЩАЯ РАЗЛИЧНЫЕ СВЕДЕНИЯ ОБ ИХ СТРАНЕ, РЕКАХ, МОРЕ И НЕКОТОРЫХ РАССТОЯНИЯХ МЕЖДУ ИХ ОБЛАСТЯМИ И ГРАНИЦАМИ

Представь себе, что обитаемый мир находится в северной половине земли [или точнее] - в половине этой половины. Следовательно, обитаемый мир составляет одну четверть земли. Его окружает море, которое и на западе и на востоке называется Окружающим [ал-мухит]. Ту его часть, которая лежит на запад от их края, греки называют укийанус [океан]. Он отделяет этот обитаемый мир от всех тех материков или обитаемых островов, которые могут находиться за этим морем в обоих направлениях [то есть к западу и востоку], потому что по нему невозможно плавать из-за темноты воздуха, громады воды, неверности дорог и огромного риска при полном отсутствии прибыли. Поэтому древние сделали на море и на его берегах знаки, запрещающие пускаться по нему в путь.
Что касается северной стороны, то обитаемая зона кончается не доходя до него, вследствие холода, за исключением нескольких мест, где в нее вдаются его языки и заливы. Что же касается южной стороны, то обитаемая зона достигает берега моря, соединяющегося на западе и востоке с Окружающим [морем]. По этому морю можно плавать, и возле него обитаемость не кончается - оно наполнено большими и малыми [обитаемыми] островами. Это море и суша оспаривают друг у друга пространство, так что одно из них врезается в другое. Что касается суши, то она вдается в море в западной половине и ее берега простираются далеко к югу. В тех степях [живут] негры запада, от которых доставляются рабы.
Там же находятся Лунные горы, откуда берет истоки река Нил. На побережье моря и на островах - различные племена зинджей. В этой западной половине проникают в сушу многие морские заливы, как то: залив Бербера, залив Кулзум и Персидский залив. Между этими заливами суша западной земли более или менее глубоко вдается в море.
В восточной половине [земли] море проникает в северный материк так же, как суша в западной половине выступает к югу [в море]. Часто оно углубляется в сушу, образуя свои заливы и лиманы [у устьев рек]. Это море в большинстве случаев называется по находящемуся в нем [острову] или по расположенному напротив него [берегу]. Здесь нам нужна та его часть, которая расположена напротив страны индийцев и называется по ним [Индийским морем].
После этого представь себе, что в обитаемой части мира есть высокие горы, связанные друг с другом как позвонки спинного хребта, которые простираются по средним ее широтам, от востока на запад в длину, проходя через Китай, Тибет, [страну] тюрков, потом - Кабул, Бадахшан, Тохаристан, Бамийан, ал-Гур, Хорасан, Мидию, Азербайджан, Армению, Византию (Малую Азию), [страну] франков,и ал-Джа-лалика. При всей их длине у этих гор есть значительная ширина и [много] поворотов, которые охватывают равнины вместе с их жителями; с них в обе стороны текут [многочисленные] реки. Земля индийцев - это одна из тех равнин, которую охватывают с юга упомяну тое Индийское море, а с других сторон - те высокие горы, откуда стекают на нее ее воды. Однако, если ты поразмыслишь при наблюдении своими глазами земли индийцев и ее сглаженных камней, находимых на любой глубине, до которой докапываются: [камней] больших размеров близ гор и бурного течения рек, меньших по размеру по мере удаления от гор и ослабления течения [рек] и в виде песка возле уже спокойного течения и при приближении к устьям и морю, то ты едва ли представишь себе что-либо другое, как то, что земля их в древности была морем, которое было занесено отложениями потоков.
Середина земли индийцев та, что лежит вокруг города Канаудж. Они называют ее Мадхьядеша, то есть "середина стран", [во-первых], по занимаемому положению, потому что она находится в середине между морем и горами, между жаркими и холодными областями и между восточными и западными границами Индии; и [во-вторых,] с государственной точки зрения, так как Канаудж был резиденцией их великих владык и фараонов.
Земля Синда лежит к западу от Канауджа. Из нашей страны мы прибываем в Синд через землю Нимруз, я имею в виду землю Сиджистана; а в Хинд [мы прибываем] со стороны Кабула, хотя это не обязательно: в Хинд можно прибыть с любой стороны, если преодолеть различные препятствия [в пути]. В горах, окружающих землю индийцев, живет индийское или родственное им непокорное племя, [занимая пространство] вплоть до пределов, у которых прекращается индийский народ.
Город Канаудж, расположенный к западу от реки Ганг, очень велик, но большая его часть ныне разрушена и заброшена, потому что местопребывание царя было перенесено из него в город Бари, находящийся к востоку от Ганга. [Расстояние] между двумя городами - три или четыре дня пути.
Подобно тому как Канаудж стал знаменит благодаря детям Панду, точно так же город Матхура стал знаменит благодаря Васудеве. Он расположен к западу от реки Джаун. Между двумя городами расстояние в двадцать восемь фарсахов.
Танешар лежит между двумя реками к северу от этих двух городов и удален от Канауджа примерно на восемьдесят фарсахов и от Матхуры примерно на пятьдесят фарсахов.
Река Ганг вытекает из тех упомянутых выше гор, и ее истоки называются Ганга-двара. Точно так же большинство индийских рек вытекает из этих гор, как мы упоминали в своем месте.
Что же касается областей Индии и расстояний между ними, то те, кто не видел их своими глазами, должны опираться на сообщения, но еще Птолемей непрестанно жаловался на передатчиков этих сообщений и на их страсть к фальсификации. Однако я обнаружил другую меру их лжи. Дело в том, что индийцы часто устанавливают поклажу быка в две или три тысячи мана. Поэтому они вынуждены заставлять караван повторно проделывать путь между двумя концами каждого перехода в течение многих дней, пока бык не перенесет весь свой груз с одного конечного пункта до другого; затем они считают расстояние между двумя городами в столько-то дней пути, складывая время] многократного прохождения [этого расстояния]. У нас нет другого способа уточнить показания сообщений [индийцев], кроме чрезвычайного усердия и осторожности. Ведь не годится отбрасывать то, что мы знаем, из-за того, чего мы не знаем. Поэтому мы принесем множество извинений за [возможную] путаницу, а затем продолжим [наше изложение].
Тот, кто изберет направление на юг между реками Джаун и Ганг, доберется до следующих известных местностей: до Джаджжамау, расположенного в двенадцати фарсахах [от Канауджа]; каждый фарсах при этом равняется четырем милям, я имею в виду курох; затем Абхапури в восьми фарсахах; затем до Курахи в восьми фарсахах; далее Бархамшил в восьми фарсахах; потом Дерево Праяга в двенадцати фарсахах, которое находится в том месте, где Джаун вливается в Ганг; возле него индийцы подвергают себя различным истязаниям, которые упоминаются в книгах о религиозных сектах. Отсюда до места, где Ганг вливается в море, двенадцать фарсахов.
К югу от этого Дерева [Праяга], по направлению к берегу моря, расположены другие области. От него до Аркутиртхи двенадцать, оттуда до страны Уварьяхар сорок и до Урдабишау на берегу моря еще пятьдесят фарсахов.
Отсюда по берегу моря по направлению к востоку находятся страны, которые ныне подчинены Джауру; первая из них - Дараур - в сорока фарсахах [от Урдабишау]; потом до Канджи еще тридцать, оттуда до Малайи сорок и, [наконец,] до Кунка еще тридцать фарсахов, а это - последняя из стран, [ныне подчиненных Джауру].
А если ты отправишься из Бари вдоль Ганга по его восточному берегу, от Бари до Аджодахи двадцать пять фарсахов и оттуда до высокочтимого у индийцев Банараси двадцать фарсахов.
Затем ты сворачиваешь с южного направления на восток и [проходишь] до Шарвара тридцать пять фарсахов [от Банараси]; далее до Паталипутры двадцать, до Мунгири еще пятнадцать, затем до Джанпы тридцать, до Дугумпура еще пятьдесят и оттуда до Гангасайары - места, где Ганг вливается в море, - тридцать фарсахов.
А от Канауджа по направлению к востоку [ты пройдешь] до Бари десять, далее до Дугума сорок пять, потом до государства Шилахат десять и оттуда до города Бихат еще двенадцать фарсахов. Далее область, расположенная справа, называется Тилват, а ее жители, [называемые] тару, имеют кожу необычайно темного цвета и плоские носы, подобно тюркам. Оттуда ты добираешься до гор Камру, которые тянутся до самого моря.
А область, расположенная слева [напротив Тилвата], это царство Найпал. Один человек, путешествовавший по тем странам, рассказывал, что он в Танвате свернул влево от восточного направления. Затем он прошел до Найпала двадцать фарсахов, большей частью поднимаясь в гору. Из Найпала он добрался до Бхотешара за тридцать дней, что приблизительно равняется восьмидесяти фарсахам пути, потому что подъемы в нем преобладали над спусками. Там есть река, которую надо несколько раз переходить по мостам, состоящим из досок, привязанных веревками к двум бамбуковым палкам, которые протянуты между двумя горами от одного установленного там милевого столба к другому. Люди переносят тяжести по этим мостам на своих плечах, а вода под ними на [глубине] ста локтей пенится, как снег, едва не сокрушая горы. Далее этого места тяжести перевозят на спинах козлов. Он утверждал, что видел он там газелей с четырьмя глазами и что это не была одна из ошибок природы, а вся их порода такова.
Бхотешар - это начало пределов Тибета. Там меняется и язык, и внешний вид, и облик людей. Отсюда до вершины высочайшего горного перевала двадцать фарсахов. С его верхушки Индия виднеется как черное [пространство], скрытое под туманом, горы ниже этого перевала - как маленькие холмы, а Тибет и Китай [кажутся] красными, и спуск к ним меньше, одного фарсаха.
От того же Канауджа к юго-востоку по западному берегу Ганга до царства Джаджахути тридцать фарсахов; его столица Каджураха. Между этим городом и Канауджем находятся две знаменитые крепости Гвалиор и Каланджар. Далее [находится] Дахала со столицей Тиаури; ее правитель в настоящее время Гангея. [Затем] до царства Каннакара двадцать фарсахов. А после этого Апсур, потом Банавас на берегу моря.
От Канауджа по направлению к юго-западу до Аси восемнадцать фарсахов, оттуда до Саханьи семнадцать, далее до Джандры еще восемнадцать, потом до Раджаури пятнадцать и еще до [города] Базаны - столицы Гуджарата,- который наши знают [под названием] Нараян, двадцать фарсахов. Когда этот город был разрушен, его жители перебрались в другой город, [называемый] Джадура [?].
Расстояние между Матхурой и Канауджем и между Матхурой и Базаной одинаковое, [а именно] двадцать восемь фарсахов. У того, кто направляется в Уджайн из Матхуры, дорога проходит через деревни, расположенные близко друг от друга, так что они отстоят одна от другой только на пять фарсахов или того меньше. Пройдя тридцать пять фарсахов, он достигает большого города, называемого Дудахи; затем - Бамахур в семи [фарсахах от Дудахи]; далее в пяти фарсахах - Бхайлсан, очень известный среди индийцев; город называется так же, как идол, [почитаемый] там. Отсюда до Ардина девять фарсахов; идол, [почитаемый] в этом городе, называется Махакала. Затем - Дхар в семи фарсахах.
От Базаны по направлению к югу двадцать пять фарсахов до Майвара, а это царство, в котором находится крепость Джаттараур. От этой крепости до Малавы и [ее] столицы Дхара - двадцать фарсахов. Город Уджайн расположен к востоку от Дхара в семи фарсахах.
От Уджайна до Бхайлсана, [также] относящегося к Малаве, десять фарсахов.
От Дхара по направлению к югу до Бхумихары двадцать фарсахов, далее до Канда еще двадцать, оттуда до Намавура на берегу реки Нармада [Нербудда] десять, затем до Алиспура двадцать и далее до Мандагира на берегу реки Годавари еще шестьдесят фарсахов.
Опять-таки в южном направлении от Дхара до долины Намии семь фарсахов, далее до Махратта-деши восемнадцать фарсахов; оттуда до Кункана и его столицы Тханы, находящейся на берегу моря, еще двадцать пять фарсахов.
Рассказывают, что в степях Кункана, называемых Данак, [обитает] животное, называемое шарабха. У него четыре ноги, но на его спине есть еще четыре [конечности], похожие на ноги и растущие кверху. У него есть маленький хобот и два больших рога, которыми оно может ударить слона и разорвать пополам. Оно по внешности похоже на буйвола, но крупнее, чем ганда [носорог]. Индийцы утверждают, что оно часто бьет рогами какое-либо животное и вскидывает его [всего] или часть его себе на спину так, что оно падает между двумя верхними конечностями и разлагается там, превращаясь в кишащую массу червей, которые проникают в его спину; и оно все время трется о деревья до тех пор, пока не погибает. Говорят, что иногда это животное, заслышав, как гремит гром, принимает его за какое-то животное и устремляется против него; оно забирается за ним на горные вершины и, бросившись оттуда на него, низвергается и разбивается на куски.
Что касается ганды [носорогов], то их в Индии много, в особенности около Ганга. По внешности он похож на буйвола: у него черная складчатая кожа и свисающие подгрудки. Из трех желтых копыт на каждой ноге одно большое выступает вперед, а два - по бокам. Хвост у него недлинный, а глаза сидят ниже обычного [для других животных] места на щеке. На кончике носа у него один рог, загнутый кверху. Его мясо едят исключительно [одни] брахманы. Я видел своими глазами, как один молодой ганда ударил попавшегося ему навстречу слона и, ранив его своим рогом в переднюю ногу, забодал его.
Я думал, что ганда - это носорог [каркаданн], однако некий человек, прибывший из Суфалы зинджей, сообщил мне, что карк, из рога которого там выделывают рукоятки для ножей, ближе подходит к этому описанию. На языке негров его [карк] называют инпила. Он бывает разных цветов; у него на макушке есть рог конической формы, широкий у основания и невысокий; острие рога черное с внутренней стороны и все остальное белое. На лбу у него есть другой рог, длиннее первого и такого же вида; он выпрямляется, когда [животное] пускает его в дело и бодает. Оно точит его о камни, пока он не станет способным все разрезать и прокалывать. У него есть копыта и хвост, наподобие хвоста осла покрытый волосами.
В индийских реках, как и в Ниле, водятся крокодилы. Поэтому ал-Джахиз по простоте сердечной и весьма отдаленному представлению о течениях рек и расположении морей полагал, что река Мухран есть рукав Нила. В этих реках водятся также удивительные животные: крокодилы, макара, различные странные виды рыб и еще животное, похожее на бурдюк, которое появляется около кораблей, плавает и резвится. Индийцы называют его бурлу, а я думаю, что это дельфин или одна из его разновидностей. Говорят, что у него на голове есть щель, через которую он дышит, так же как у дельфина.
В южных индийских реках водится животное, называемое граха, а иногда называемое бжалатанту и также тандуа. Оно тонкое, но очень длинное. Индийцы утверждают, что оно высматривает, кто войдет в воду и остановится в ней, будь то человек или животное, и, бросившись к нему, начинает кружить вокруг него на некотором от него отдалении, пока не растянется во всю свою длину. Потом оно сжимается, обвивается вокруг ног своей жертвы, сваливает и губит ее. Я слышал от одного индийца, который сам видел это животное, что голова у него похожа на голову собаки, а хвост оканчивается множеством длинных щупальцев, которыми оно обвивает свою жертву, застав ее врасплох, и притягивает ее к хвосту так, чтобы можно было охватить ее; тогда уже дело прочно и жертве от него не спастись.
Теперь мы вернемся к нашему предмету и продолжим.
По направлению к юго-западу от Базаны до города Анхилвары шестьдесят фарсахов и отсюда до Соманатха на берегу моря пятьдесят фарсахов.
От Анхилвары по направлению к югу до Лардеша и двух его столиц, Бихроджа и Риханджура, сорок два фарсаха; эти два города расположены на берегу моря, восточнее Тханы.
От Базаны по направлению к западу до Мултана - пятьдесят фарсахов, а затем до Бхати пятнадцать фарсахов.
От Бхати в юго-западном направлении пятнадцать фарсахов до Арора, а это город, расположенный между двумя протоками реки Синд; далее до Бахманвы - ал-Мансуры двадцать фарсахов и еще тридцать фарсахов до Лохарани в устье [реки Синд].
Двигаясь от Канауджа к северу, немного отклоняясь к западу, достигают Ширшарахи, находящейся в пятидесяти фарсахах от Канауджа; потом Пинджаура в восемнадцати фарсахах, расположенного в горах, а напротив него на равнине находится город Танешар; далее до Дахмалы, столицы Джаландхара, расположенной у подножия гор, восемнадцать фарсахов и до Баллавара десять фарсахов; отсюда по направлению к западу до Ладды тринадцать фарсахов, затем до крепости Раджагири восемь фарсахов; от этой крепости к северу до Кашмира двадцать пять фарсахов.
От Канауджа по направлению к западу до Дьямау десять фарсахов, потом до Кути десять фарсахов, до Ахара еще десять фарсахов, затем до Мирата десять фарсахов, далее до Панипата десять фарсахов - а между ними [Миратом и Панйпатом] река Джаун, - и, наконец, до Кавитала десять фарсахов и до Суннама еще десять фарсахов.
Отсюда к северо-западу до Адиттахаура девять фарсахов, потом до Джаджжанира шесть фарсахов, далее до Мандахукура, столицы Лаухавура, расположенной к востоку от реки Иравы, восемь фарсахов, затем до реки Чандрахи двенадцать фарсахов, далее до реки Джайлам, расположенной к западу от реки Бьятты, - восемь фарсахов, до Вайханда, столицы Кандахара, расположенной к западу от реки Синд, еще двадцать фарсахов, потом до Пуршавара четырнадцать фарсахов, до Дунпура еще пятнадцать фарсахов, далее до Кабула двенадцать фарсахов и до Газны еще семнадцать фарсахов.
Что касается Кашмира, он находится на равнине, которую окружают высокие непроходимые горы. Его южной и восточной частями владеют индийцы, а западной частью - различные цари: ближайшей частью Болор-шах, далее Шугнан-шах, и до границ Бадахшана - Вахан-шах. Северная часть и некоторые области на востоке Кашмира принадлежат тюркам Хотана и Тибета.
Расстояние между вершиной Бхотешар до Кашмира через земли Тибета примерно равняется тремстам фарсахам.
Жители Кашмира пешеходы, у них нет ни верховых животных, ни слонов. Знатные там садятся в катты, то есть паланкины, и их несут на плечах. Кашмирцы очень пекутся о [сохранении] неприступности своей страны и поэтому постоянно принимают меры предосторожности, чтобы обезопасить горные проходы и дороги, ведущие в нее. По этой причине общение с ними сильно затруднено. В прошлом бывало, что в нее попадали один или два чужеземца, в особенности из евреев, но в настоящее время они не дозволяют войти в нее даже индийцу, которого не знают, не говоря уже о прочих.
Самый известный вход в Кашмир - это через селение Бабрахан, расположенное примерно посредине пути между реками Синд и Джайлам. От него до моста через реку, образовавшуюся от слияния вод Куснари и Махви, вытекающих из гор Шамилан и впадающих в реку Джайлам,- восемь фарсахов. Отсюда пять дней пути до начала ущелья, из которого вытекает река Джайлам; в [другом] конце ущелья находится город - сторожевой пост Двар, расположенный на обоих берегах реки. Затем отсюда попадают на равнину и достигают за два дня Аддиштана - столицы Кашмира; по дороге делают остановку в городе Ушкара, который, так же как город Барамула, расположен по обоим берегам реки.
Город Кашмир тянется на четыре фарсаха; он построен в длину по обоим берегам реки Джайлам, которые [соединяются] между собой мостами и паромами. Эта река берет начало в горах Харамакот, в которых берет начало также и река Ганг; это холодный неприступный край, где не тают снега и [никогда] не исчезают. Позади них [находится] Махачин, то есть "Великий Китай". Когда река Джайлам вытекает из этих гор и проходит двухдневный путь, она пересекает Аддиштан, а через четыре фарсаха от него вливается в болото площадью в один квадратный фарсах. Посевные поля [тамошних] жителей [расположены] по берегам этого болота и на отвоеванных у него участках. Затем, выйдя из этого болота, река [Джайлам] достигает города Ушкара и далее вступает в [упомянутое выше] ущелье.
А река Синд берет начало в горах Унанг в стране тюрков. Дело в том, что когда выходят на равнину из ущелья, служащего входом [в Кашмир], то слева на расстоянии двух дней пути будут горы Болор и Шамилан. Тюркские племена называются бхаттаварьян, а их царь Бхатта-шах. Их города - Гилгит, Асвира и Шилтас, а язык у них тюркский. От их набегов терпит бедствия Кашмир. Если следовать по левому берегу реки, дорога до самой столицы идет через обработанные земли; а если следовать правым берегом, то путь пролегает через близко отстоящие друг от друга селения к югу от столицы и доходит до горы Куларджак. Эта гора куполообразна, наподобие горы Дунбаванд, с нее [никогда] не сходит снег, ее всегда можно видеть из пределов Такешара и Лаухавара. Расстояние между нею и кашмирской равниной два фарсаха. Крепость Раджагири находится к югу от нее, а крепость Лахур - к западу от нее; я не видывал более прочных крепостей, чем эти две крепости. В трех фарсахах от этой горы находится город Раджвари. Именно вплоть до этого города наши торговцы ведут торговлю, но далее его они не идут.
Такова граница земли индийской с северной стороны. В горах, расположенных к западу от нее, обитают различные племена афганцев, занимая области вплоть до земли Синда.
Что касается южной границы Индии, то это - море. Его побережье начинается от Тиза, столицы Макрана, и простирается к юго-востоку до области ад-Дайбал на сорок фарсахов, а между ними находится Туранский залив. А залив [губб] - это как бы угол и загиб, который вдается из моря в сушу. Для кораблей бывают в нем опасности, в особенности из-за приливов и отливов. Лиман же [хаур] - это подобие залива, однако он образуется не тем, что море вдается в сушу, а от поступления текучих вод и соединения их, уже неподвижных, с морем. Опасности для кораблей в лимане происходят оттого, что пресная вода не поддерживает тяжестей с той легкостью, с какой их поддерживает вода соленая.
После упомянутого залива [по берегу моря следует] Малая Мунха, затем Большая Мунха, потом ал-баваридж, то есть разбойники в местностях Качч и Соманатх; они так прозваны потому, что они совершают морской разбой на суденышках, называемых бара. Далее по берегу моря от Дайбала до Таваллешара пятьдесят фарсахов, отсюда до Лохарани двенадцать фарсахов, далее до Баги двенадцать фарсахов, до Качча - места произрастания [дерева] мукл - и Барои шесть фарсахов, до Соманатха четырнадцать фарсахов, до Канбаята тридцать фарсахов, затем до Асавила два дня пути, до Бихроджа тридцать фарсахов, до Сандана пятьдесят фарсахов, до Субары шесть фарсахов и до Тханы пять фарсахов.
Далее морской берег доходит до области Ларан, в которой [находится город] Джимур, затем до Валлабхи, затем до Канджи, затем до Дарвада. Потом следует большой залив, в котором находится Сингалдиб, то есть остров Сарандиб. Вокруг залива [расположен] город Панджаявар, который пришел в запустение, а их царь Джаур построил вместо него на берегу моря к западу другой город, названный им Паднар.
Далее [по морскому берегу] следует Уммалнара, затем Рамшер [Рамешар?], расположенный напротив Сарандиба, а между ними [расстояние] по воде двенадцать фарсахов. От Панджаявара до Рамшера сорок фарсахов, и от Рамшера до Сетубандхи, то есть "морского моста", два фарсаха. Этот последний есть плотина, [построенная] Рамой, сыном Дашаратхи, до замка Ланка, который теперь представляет горы, отделенные друг от друга морем. В шестнадцати фарсахах от него к востоку [находится] Кихкинд, то есть "горы обезьян". Каждый день их король выходит с толпами [обезьян] и они рассаживаются на приготовленных местах. Жители тех мест заранее приготовляют для них вареный рис и приносят им его на листьях. Наевшись, они возвращаются в чащу, а если только не позаботиться о них, то в этом будет гибель того края вследствие их многочисленности и стремительности их нападения. Согласно представлениям индийцев, это - община людей, обращенных в обезьян из-за того, что они оказали помощь Раме в войне против злых духов, а те селения [он передал] им в неотъемлемое владение [вакф]. Если [случайно] попавший к ним человек продекламирует им стихи Рамы и произнесет его заклинания, они слушают их и, внимая им, затихают, а заблудившегося они выводят на верную дорогу, кормят его и поят. Если в этих поверьях есть что-либо, соответствующее действительности, то оно происходит из-за мелодии, как и в приведенном выше рассказе об охоте на газелей.
Что же касается восточных островов в этом океане, расположенных ближе к пределам Китая, то это острова Забадж, которые индийцы называют Суварна-двипа, то есть "Золотые острова". Западные острова [в этом океане] - острова зинджей; средние же - острова Рамм и Дива, к числу которых относятся острова Кмайр. Острова Дива имеют ту особенность, что они растут: из моря они появляются в виде песчаной отмели и непрерывно продолжают подниматься все выше и выше, раздаваться вширь и расти до тех пор, пока не затвердеют прочно; а другие острова с течением времени становятся мягкими, рушатся и размываются, пока не погружаются в океан и не исчезают. Как только обитатели островов почувствуют это, они ищут новый молодой и растущий остров и перевозят туда кокосовые и финиковые пальмы, хлеба и весь скарб и сами переселяются туда. Эти острова делятся на две группы в зависимости от того, что на них добывают; одна называется Дива-кудха, то есть "Дива морских раковин", которые люди собирают с ветвей кокосовых пальм, посаженных в море; другая называется Дива-канбар, то есть "Дива веревок", свитых из волокна кокосовых пальм и употребляемых для скрепления кораблей.
Остров ал-Ваквак является частью Кмайра. Это название [ал-Ваквак произошло] не от дерева, на котором произрастают плоды, подобные человеческим головам и могущие кричать, как это воображают невежественные люди, но кхмер - это народ с почти белым цветом кожи, люди короткотелые, по внешности похожие на тюрков, исповедующие религию индийцев и имеющие обычай прокалывать уши; из них обитатели острова ал-Ваквак - чернокожие, и люди предпочитают их. Отсюда доставляется черное эбеновое дерево, а это - сердцевина дерева, остальные части которого выбрасываются. Что же касается [дерева] муламма` и шаухат и желтого сандалового дерева, то они [доставляются] из [страны] зинджей.
Раньше в заливе Сарандиба были ловли жемчуга, но в настоящее время они заброшены. Позже они обнаружились в Суфале зинджей, где их до того не было: поэтому говорят, что жемчуг переселился [из Сарандиба] в Суфалу.
На землю индийцев летом выпадает тропический ливень, который они называют варшакала; он бывает тем обильнее, продолжительнее и чаще, чем область, где он выпадает, расположена глубже к северу и менее защищена горами. И я не раз слышал, как жители Мултана говорили, что варшакала у них не бывает, а вот дальше к северу и ближе к горам он выпадает; так что в Бхатале и Индраведи он начинается в месяце ашадха и непрерывно идет четыре месяца, как из опрокинутых бурдюков. А в областях, находящихся еще далее [к северу] вокруг гор Кашмира вплоть до вершины Джудари, что между Дунпуром и Баршаваром, проливные дожди идут в течение двух с половиной месяцев, начиная с месяца шравана. Дальше за этой вершиной дожди не выпадают по той причине, что эти облака, [носящие много влаги,] тяжелые и невысоко поднимаются над поверхностью земли. Когда они достигают этих гор, они ударяются о горы, вода из них [как бы] выжимается и выливается [в виде ливней], и облака [никогда] не проходят дальше гор. Поэтому в Кашмире не бывает варшакалы, однако там обычно непрерывно выпадает снег в течение двух с половиной месяцев, начиная с [месяца] магха. Когда же проходит половина [месяца] чайтра, в течение нескольких дней непрерывно идут дожди, от которых снега тают и земля очищается. Эта закономерность редко там нарушается; что же касается отступлений от [обычного] порядка, то они в какой-то мере приходятся на долю каждой области.

ГЛАВА XIX - О НАЗВАНИЯХ СВЕТИЛ, ЗНАКОВ ЗОДИАКА ЛУННЫХ СТАНЦИЙ И ТОМУ ПОДОБНОМ

В начале книги мы уже упоминали о том, что язык индийцев чрезвычайно богат именами, как коренными, так и производными, так что всякая называемая вещь получает в нем много наименований. Я слышал, как индийцы утверждали, что число имен Солнца у них - тысяча; в таком случае неизбежно, чтобы у каждого светила было столько же или почти столько же наименований, так как им без этого не обойтись.
Названия дней недели у них - это самые известные названия семи светил, а вместо недели они употребляют слово бара, которое следует за названием светила так же, как в персидском языке слово шамба (шанбих) следует за порядковым номером дня недели. Итак [они называют]: воскресенье - Адитья бара, то есть "день Солнца"; понедельник - Сома бара, то есть "день Луны"; вторник - Мангала бара, то есть "день Марса"; среду - Будка бара, то есть "день Меркурия"; четверг - Брихаспати бара, то есть "день Юпитера"; пятницу - Шукра бара, то есть "день Венеры", субботу - Шанайшчара бара - то есть "день Сатурна"; затем снова начинают с [дня] Солнца.
Наши астрономы называют светила "владыками дней". Это пошло от обычая считать часы [суток], начиная с владыки данного дня и продолжая книзу, по порядку расположения светил на небосводе. Например, Солнце является владыкой воскресенья, будучи в то же время владыкой первого часа [этого дня]. Следующий, второй час, принадлежит светилу, сфера которого находится ниже сферы Солнца, то есть Венере. Третий час принадлежит Меркурию, четвертый - Луне. [На этом] опускание книзу по эфиру кончается и с пятого часа в счете возвращаются к Сатурну. Согласно этому [порядку] двадцать пятый час принадлежит Луне; он же является первым часом понедельника, а Луна есть владыка этого часа и владыка этого дня [понедельника].
Между теми и другими [то есть мусульманами и индийцами] расхождение состоит лишь в одном, а именно в том, что наши астрономы в этом деле употребляют переменные [по величине] часы и поэтому тринадцатое [светило, считая] от владыки суток, будет владыкой ночи, следующей за днем. Он будет третьим [светилом, считая] от владыки дня, если счет ведется в обратном порядке, я имею в виду снизу кверху. Индийцы же делают владыку дня владыкой суток в целом, так что ночь следует за днем, не имея особого владыки. Этого способа придерживается простой народ у индийцев.
Иногда кажется, что у них также приняты переменные [по величине] часы, так как они час называют хора и этим же именем они обозначают половину знака зодиака при вычислении нимбахров. Я видел в одном из их зиджей следующее вычисление владыки часа:
"Следует разделить расстояние между Солнцем и градусом восходящего светила, [выраженным] в равных градусах, на пятнадцать и прибавить к частному в целых числах единицу, отбросив дробь, если она получилась. Затем следует отсчитать эту сумму, начиная с владыки дня в последовательности сфер сверху вниз". Это более похоже на употребление переменных [по величине] часов, чем на употребление равных часов.
У индийцев установился обычай [считать] порядок светил в порядке дней [недели]; они поспешно прибегают к нему в своих зиджах и книгах и отказываются от других способов, хотя они более близки к истине.
У греков для [обозначения] светил есть фигуры, которыми они указывают их границы на астролябиях для облегчения; но это не буквы алфавита. Точно так же поступают индийцы при сокращении, но фигуры не изобретены [специально], а представляют первые буквы названий светил, например, "а" для Солнца - от "Адитья", "ч" для Луны - от "Чандра" и "б" для Меркурия - от "Будха".
Здесь мы приводим в следующей таблице основные названия семи светил:

Светила Их названия на языке индийцев
Солнце Адитья, Сурья, Бхану, Арка, Дивакара, Рави, Бибата [?],
Хели
Луна Сома, Чандра, Инду, Химагу, Шитарашми, Химарашми, Шитамшу,
Шитадидхити, Химамаюкха
Марс Мангала, Бхаумья, Куджа, Ара, Вакра, Аванея,, Махея,
Круракши [?], Ракта
Меркурий Будха, Саумья, Чандра, Джна [Шна ?], Бодхана, Витта [?],
Хемна
Юпитер Брихаспати, Гуру, Джива, Деведжья, Девапурохита,
Девамантрин, Ангирас, Сури, Девапита
Венера Шукра, Бхригу, Сита, Бхаргава, Аспати [?], Данава-гуру,
Бхригупутра, Аспхуджит [?]
Сатурн Шанайшчара, Манда, Асита, Кона, Адитьяпутра, Сау-ра, Арки,
Сурьяпутра

Такое множество имен Солнца привело теологов к представлению о многочисленности самого небесного тела, так что они стали утверждать, что солнц двенадцать, каждое из которых восходит в одном месяце. В книге "Вишну-дхарма" говорится: "Вишну, а это Нараяна, у которого нет ни начала во времени, ни конца, разделил самого себя ради ангелов на двенадцать частей, которые стали сыновьями Кашьяпы. Это и есть солнца, которые восходят в каждом месяце". Те, кто не усматривает причины этого в множестве имен, утверждают, что прочие планеты имеют много имен, но лишь одно тело, и что вместе с тем имен Солнца не только двенадцать, а еще больше. Имена Солнца образованы от значимых слов. Его называют Адитья, то есть "начало", потому что Солнце есть начало всего; Савитри - это имя, применяемое ко всякому [существу], имеющему потомство, и Солнце было названо этим именем, поскольку всякое рождение в мире обязано ему; Солнце называют Рави, потому что оно сушит все влажные субстанции; дело в том что вода, содержащаяся в растениях, называется раса, а тот, кто берет ее [из них] называется рави.
Затем Луна, напарник и спутник Солнца, имеет также многочисленные имена. Она называется Сома, потому что она счастливая, а все счастливое называется сомаграха, и все несчастливое - папаграха; ее называют Нишеша, то есть "владыка ночи"; Накшатранатха, то есть "владыка лунных станций"; Двиджешвара, то есть "владыка брахман"; Шитамшу, то есть "обладающая холодными лучами", потому что шар Луны водянист и в этом - благо, поскольку, когда на Луну падают лучи Солнца, они становятся холодными, как холодна она сама, и, отражаясь, освещают темноту, делают холодной ночь и гася вызванную Солнцем вредную жару; к тому же ее еще называют Чандра, то есть "левый глаз Нараяны", подобно тому как Солнце [называют] его правым глазом.
В следующую таблицу я поместил [названия] солнц месяцев. Беда с путаницей [имен] в ней [происходит] по причине, подобной той, которая была упомянута при перечислении [различных] миров.

Полагают, что передаваемый в книге "Вишну-дхарма" порядок [имен солнца] сохранился верно, потому что у Васудевы в каждом месяце есть [особое] имя, и те, кто поклоняется ему, начинают месяцы с маргаширши, в котором его имя будет Кешава. А если считать его имена, то на месяц чайтра приходится имя Вишну, как это и есть в "Вишну-дхарме". Васудева говорит также в "Гите": "Я подобен васанте [?], то есть соразмерности шестых частей года. Это свидетельствует в пользу правильности того, что стоит в начале таблицы.
Что касается названий месяцев, то они родственны с названиями лунных станций: поскольку на каждый месяц приходится по нескольку лунных станций, его название образуется от [названия] одной из них. В следующей таблице мы написали их красными чернилами, чтобы родство их было очевидным.
Когда Юпитер восходит в одной из лунных станций, то месяц, к которому она относится, будет [считаться] владыкой того года, и весь год получает название по этому месяцу.
Если в названиях месяцев [в таблице] обнаружится несогласие с приведенными выше, то да будет известно [читателю], что выше название приводилось в том виде, как их произносит народ, а эти [даны] на классическом языке:

Знаки зодиака носят названия в зависимости от их изображений, которые соответствуют [изображениям], принятым у всех народов. Третий знак зодиака называется Митхуна, то есть именем, употребляемым для обозначения двойни, мальчика и девочки, что соответствует Близнецам - [общепринятому] изображению этого знака зодиака. Варахамихира говорит в "Большой книге рождений", что это слово применяется к изображению человека, держащего лиру и палицу; похоже на то, что он принял Митхуну за изображение Ориона [ал-Джаббар], как это принимает и простой народ, среди которого этот знак зодиака известен как ал-Джауза' ["Близнецы"], хотя это вовсе не является его изображением.
Относительно изображения шестого знака зодиака Варахамихира говорит, что это корабль с колосом в руке. [Мне] представляется, что в нашем списке чего-то не хватает, потому что у корабля нет рук. Индийцы называют этот знак зодиака Канья, то есть "девственница", и похоже на то, что [у Варахамихиры] было сказано: "девственница на корабле с колосом в руке". Это - [лунная станция] ас-Симак ал-А'зал. Можно подумать, что под "кораблем" подразумевалась лунная станция ал-'Авва', так как это созвездие образует линию, конец которой изогнут.
Об изображении седьмого знака зодиака он говорит, что это огонь. Оно называется Тула, то есть "Весы".
Про изображение десятого знака зодиака Варахамихира говорит, что у него голова, как у козла, а в остальном это макара. Когда говорят о макаре, то уже излишне [говорить] про голову козла. Это нужно только грекам, потому что они считают то изображение состоящим из двух животных: выше груди - из козла, а ниже груди - из рыбы. А морское животное, называемое макара, также, согласно описаниям, не нуждается в том, чтобы его считали состоящим из двух животных.
Об изображении одиннадцатого знака зодиака он говорит, что это кувшин; его название - Кумбха - соответствует его словам. Однако, поскольку индийцы называют его или часть его в числе человеческих изображений, это указывает на то, что здесь они сходятся в мнении с греками и принимают его за [изображение] человека, льющего воду.
Про последний [двенадцатый] знак зодиака он говорит, что это изображение двух рыб, хотя его название на всех языках подразумевает одну рыбу.
Варахамихира перечисляет и необщеупотребительные названия знаков зодиака на языке индийцев; мы их поместили в следующей таблице.

У индийцев принято за обычай при обозначении знаков зодиака через числа не начинать с нуля для Овна и единицы для Тельца, а начинать с единицы для Овна и двойки для Тельца, так что двенадцать приходится для Рыб.

ГЛАВА XX, В КОТОРОЙ РАССКАЗЫВАЕТСЯ О БРАХМАНДЕ

Брахманда значит "яйцо Брахмы" и в действительности употребляется для [обозначения] всего эфира - поскольку принимается во внимание его круглая форма и [особый] вид его движения - и даже для [обозначения] всего мироздания, принимая во внимание то, что оно делится на верхний и нижний [миры]. Когда индийцы перечисляют небеса, они говорят, что их совокупность [составляет] брахманду. Однако индийцы относятся к числу тех, кто лишен опыта занятий астрономией и не имеет о ней истинного представления. Поэтому они не представляют небеса иначе как покоящимися, в частности, потому, что когда они описывают блаженства рая подобными тому, что можно наблюдать в этом мире на земле, они делают небеса обиталищем различных разрядов существ, которые якобы передвигаются и направляются к нижнему [миру].
Согласно преданиям индийцев, изложенным в загадочных иносказаниях, прежде всех вещей была вода, которой было заполнено все мировое пространство; не иначе как это было в начале дня души [Пу-руши] и когда только начиналось образование форм и составление [сложного из простых элементов]. Говорят, что [затем] вода заволновалась, стала пениться и из нее появилось что-то белое, из которого Создатель сотворил яйцо Брахмы. Согласно другой версии, яйцо раскололось и из него вышел Брахма; одна из двух его половин стала небом, а другая - землей, а из обломков между двумя его половинами [образовались] дожди. Если бы сказали "горы" вместо "дождей", это было бы более приемлемым и правдоподобным. Еще другие передают, что Бог Всевышний сказал Брахме: "Подлинно я создал яйцо, сделав его жилищем для тебя"; он сотворил его из упомянутой уже пены, а когда вода спала и ушла под землю, вот тогда-то яйцо и раскололось на две половины.
Представлений, близких к этим, придерживались греки относительно Асклепия, изобретателя искусства врачевания. Потому что, согласно утверждению Галена, когда они изображают его, помещают в его руке яйцо, чтобы оно служило символом шарообразности земли и подобием мироздания и указывало бы на то, что весь мир нуждается в [науке] врачевания. Асклепию отводится не менее почетное положение, чем Брахме, так как греки говорят, что он есть божественная сила, для которой это имя образовано [по этимологии] от ее действия, состоящего в защите от сухости, ибо смерть наступает от преобладания сухости и холода. О его естественном происхождении говорят, что он есть сын Аполлона, который есть сын Флегия [?], сына Кроноса, то есть планеты Сатурн - все это [говорится], чтобы приписать ему силу трижды бога.
А теория индийцев о существовании воды раньше всего сотворенного основана на том, что именно благодаря воде сцепляются все мельчайшие частицы, растет все растущее и держится жизнь во всяком одушевленном существе. Следовательно, она есть орудие и инструмент творца, когда он хочет творить [что-либо] из материи. И подобное этому сказано в откровении в словах Аллаха (славен он и превыше всего!): "И был его трон на воде". Все равно, относить ли это, исходя из прямого значения, к определенному телу, которое Аллах назвал таким именем и повелел почитать, относить ли его к истолкованию [скрытого значения] через "царство" или что-либо подобное, смысл [получается] один: в то время, помимо Аллаха, не было ничего, кроме воды и его трона. Если бы наша книга не ограничивалась учениями одной религиозной общины, мы привели бы [примеры] из учений религиозных общин, существовавших в древности в Вавилоне и вокруг него, которые походят на рассказы об этом яйце, но еще более нелепы.
Что же касается указания индийцев о раскалывании яйца на две половины, то оно объясняется тем, что сообщивший его впервые был человек темный, который не знал, что небо окружает землю, как скорлупа яйца Брахмы окружает его содержимое. А он представлял себе землю как низ, а небо как верх - только в одном направлении от земли. Если бы он проник в суть дела, ему бы и не понадобилось рассказывать о раскалывании яйца. Он хотел лишь изобразить одну половину яйца простертой в виде земли, а другую - [возвышающейся] над ней в виде купола, стремясь превзойти Птолемея в изображении земного шара в виде сферической плоскости, однако это ему не удалась.
Подобные неотчетливые представления имели хождение [везде и повсюду], и всякий толковал их так, чтобы они соответствовали его вере. Платон в книге "Тимей" говорил нечто сходное с представлением о Брахманде: "Творец разрезал прямую нитку на две половины; из каждой половины он описал по кругу, которые соприкасались в двух точках; затем он разделил один круг на семь частей". Здесь он загадочно, намеками, как это у него в обычае, говорит о двух движениях и шарообразных телах планет.
Брахмагупта говорит в первой главе "Брахма-сиддханты", где он перечисляет небеса, помещая Луну на первом небе, светила - в следующих семи небесах и Сатурн - на седьмом небе: "Неподвижные звезды находятся на восьмом небе, они сделаны круглыми, чтобы быть вечно, чтобы содеявший добро мог там получить вознаграждение, а содеявший зло - кару, потому что далее восьмого неба ничего нет". В этой главе он указывает, что небеса совпадают с [небесными] сферами и дает иной порядок их расположения, чем индийские книги по религиозным преданиям, как мы расскажем об этом в своем месте. Он указывает также, что на круглую форму [лишь] медленно может быть оказано воздействие [извне]. Его замечания о круглой форме и вращательном движении, а также о том, что за [небесными] сферами не существует никаких тел, совпадают с воззрениями Аристотеля по этим вопросам.
Если Брахманда соответствует вышеприведенному описанию, то становится явным, что Брахманда - это совокупность сфер, я имею в виду эфир, более того - все мироздание, потому что место воздаяния, согласно представлению индийцев, находится также в его пределах.
Пулиса говорит в своей "Сиддханте": "Весь мир есть совокупность земли, воды, огня, ветра и неба, которое создано за пределами мрака. Небо кажется нам лазурного цвета, так как солнечные лучи не достигают его, чтобы оно могло быть освещенным ими, как освещены водянистые, не огненные шары, под которыми я разумею тела планет и Луны. Когда солнечные лучи падают на тела планет и Луны и тень Земли не доходит до них, их темнота исчезает и их очертания становятся видимыми ночью. Излучающее свет [тело] одно, а все прочие тела получают свет от него". В этой главе он говорит о крайнем пределе, который может быть достигнут, и называет его небом. Он помешает его во мраке, поскольку говорит, что оно находится в таком месте, которого не достигают солнечные лучи. Рассмотрение вопроса о кажущемся серо-голубом цвете [неба] затянулось бы, [пожалуй], слишком долго.
В упомянутой главе Брахмагупта говорит: "Помножь число циклов Луны, а это - 57 753 300 000, на число йоджан ее сферы, а это - 324 000, и произведение составит 18712069200000000, то есть число йоджан сферы [знаков] зодиака". Что касается величины йоджаны как меры расстояния, то об этом говорилось в соответствующей главе. Все, что говорит Брахмагупта, мы приняли как оно есть, поскольку он не упоминает ничего в обоснование [своих выкладок].
Что касается Васиштхи, то он говорит, что Брахманда объемлет сферы и приведенные выше числа выражают ее размеры, потому что сфера зодиака тесно связана с ней. Комментатор Балабхадра говорит: "Мы не принимаем эти числа за размеры неба, потому что мы не в состоянии определить его величину, однако мы принимаем их за крайний предел, куда может проникнуть [человеческий] взор. Далее неба нет ничего чувственно воспринимаемого, но вместе с тем прочие сферы различаются по величине и малости [в зависимости от степени видимости]". Сторонники Арьябхаты говорят: "Нам достаточно знать то пространство, которого достигают солнечные лучи, и нам нет нужды в том, куда они не добираются, хотя бы оно было очень велико само по себе. То, до чего не достигают солнечные лучи, не может быть познано чувственным восприятием, а недоступное чувству не может быть познано".
[Рассмотрим], что получается из сказанного этими [авторами]. Из слов Васиштхи следует, что Брахманда есть шар, охватывающий восьмую сферу, отмеченную знаками зодиака, в которой находятся неподвижные звезды, и что две сферы непосредственно соприкасаются друг с другом. Восьмую сферу мы вынуждены предположить, но нет ничего, что вынуждало бы нас с необходимостью предполагать о наличии еще выше девятой сферы.
Относительно девятой сферы люди расходятся в мнениях. Одни считают ее существование обязательным из-за движения [с востока] ж западу, которое она [также] совершает, увлекая с собой все, что входит в нее. Другие предполагают ее существование необходимым из-за того же движения, но ее считают покоящейся.
Цель сторонников первой точки зрения известна. Однако уже Аристотель разъяснил, что всякое движущееся приходит в движение лишь от приводящего в движение, находящегося извне. Поэтому неизбежно, чтобы у девятой сферы был внешний побудитель к движению. Но что же мешает ему приводить в движение восемь сфер без посредничества девятой?
Что же касается сторонников второй точки зрения, то они как будто слышали изложенное нами выше и то, что придающий начальное движение сам остается неподвижным, и поэтому представили свою девятую сферу покоящейся, а движение [с востока] к западу - исходящим от нее. Однако Аристотель также разъяснил, что придающий начальное движение не может быть телом, а поскольку они описывают его как сферу, шар, охватывающий что-то и покоящийся, то он непременно должен быть телом. Таким образом, [в представлении о] девятой сфере дошли до абсурда.
В этом же смысле говорит Птолемей в начале книги "Альмагест": "Первопричина первого движения мироздания, если мы предполагаем движение лишь само по себе, по нашему мнению, есть бог, недоступный взору и неподвижный, и особый род исследования о нем мы называем божественным. Это действие [бога] мы разумеем [как происходящее] только в высочайшей высоте мира и непременно отличающимся от действий субстанций, которые могут быть восприняты чувствами".
Так говорит Птолемей о придающем начальное движение без всякого упоминания о девятой сфере, о которой рассказывает Иоанн Грамматик в своем "Опровержении Прокла", говоря: "Платон не знал девятой сферы, в которой нет звезд". Иоанн утверждал то же самое, что подразумевал Птолемей [то есть не признавал девятой сферы].
Что же касается россказней тех, кто допускает, что за конечным пределом движущегося мира есть бесконечное покоящееся тело или бесконечная пустота, или нечто, не являющееся ни пустотой, ни заполненностью, то все они не стоят ни в какой связи с рассматриваемой нами темой.
От высказывания Балабхадры веет склонностью к мнению тех, кто представляет небо или небеса как плотное тело, уравновешивающее тяжелые тела и удерживающее их, а также что оно находится выше сфер. Балабхадре легко отдавать предпочтение сообщению перед непосредственным наблюдением, однако нам столь же трудно предпочесть сомнительные вещи ясному доказательству.
Истина на стороне последователей Арьябхаты, которые [вообще] производят впечатление настоящих ревнителей науки. Таким образом, выяснилось, что Брахманда - это эфир вместе со всем, что содержится в нем из различных видов творений.

ГЛАВА XXI - О ФОРМЕ ЗЕМЛИ И НЕБА СОГЛАСНО РЕЛИГИОЗНЫМ ПРЕДСТАВЛЕНИЯМ, КОТОРЫЕ ВОСХОДЯТ К УСТНЫМ ИЗВЕСТИЯМ И ПРЕДАНИЯМ

Люди, о которых нам случалось упоминать в предшествующей главе, придерживаются того представления о земле, что она состоит из семи земель в виде пластов, лежащих одна на другой. Верхнюю землю они делят на семь частей в отличие от наших астрономов, которые делят ее на климаты, и от персов, которые делят ее на кишвары. Далее мы хотим дать ясное изложение преданий индийцев, исходящее от авторитетов в их религиозных законах, чтобы оно могло предстать перед справедливым суждением. И если нам попадется в нем что-нибудь новое или совпадение с мнением других [народов], хотя бы и те и другие ошибались, мы будем отмечать это, но не с целью защиты индийцев, а лишь стремясь утончить природу изучающего предмет.
У них нет расхождений относительно количества земель или относительно числа частей верхней земли, они расходятся лишь в отношении их названия и порядка расположения названий. Чаще всего я склонен относить подобные расхождения за счет обширности их словаря, потому что они называют одну и ту же вещь многочисленными именами. Например, как они рассказывают, для солнца у них есть тысяча имен, подобно тому, как у арабов для льва есть близкое к этому число имен. Некоторые из этих имен коренные, а некоторые образованы от изменчивых обстоятельств его жизни и его различных действий. Индийцы и подобные им хвастают этим [богатством словаря], тогда как оно есть один из огромных недостатков языка. Потому что задача языка - это обозначить именем каждый существующий предмет [или существо] и его действия [или качества] по общему согласию между людьми так, чтобы всякий мог узнать при посредстве языка, что хочет ему сообщить другой, когда он явственно воспроизводит это имя в речи. А если одно и то же имя обозначает несколько объектов называния, это свидетельствует о бедности языка и вынуждает собеседника переспросить говорящего, что он имел в виду своими словами Поэтому такое слово обесценивается [из-за необходимости] замены его другим удовлетворительным синонимом, либо [из-за необходимости] в уточняющем смысл объяснении. Если же одна и та же вещь имеет много названий, и это не вызвано тем, что одно из них является исключительным достоянием целого племени или целого сословия, и если одного из них вполне достаточно, то все прочие следует признать как излишество, бессмыслицу и пустую болтовню и как ставшие средством затемнять и скрывать [смысл]; к тому же они доставляют трудности в изучении языка в целом, они абсолютно бесполезны, на них лишь напрасно тратится время.
Часто в мою душу западала мысль, что авторы книг и передатчики преданий отклонялись от [надлежащего] порядка [расположения земель] и ограничивались перечислением названий или что переписчики списывали наобум, потому что люди, объяснявшие мне перевод, были сильны в языке и за ними не было замечено, чтобы они бесцельно обманывали.
В следующей таблице я приведу названия земель, насколько они мне известны. В основном я опирался на то, что передается в "Адитья-пуране", потому что она составлена в известном порядке и каждая земля или небо связаны с каким-либо членом из членов [изображения?] Солнца. Небеса связаны [с членами] от черепа до живота, а земли - [с членами] от пупка до ступни. Благодаря этому порядок стал наглядным и сомнительность исчезла.

Обитатели этих семи земель - духи, по данным "Ваю-пураны".
[1]. Из данавов - Намучи, Шанкукарна, Кабандха [?], Нишкубада, Шуладанта, Лохита, Калинга, Швапада; и еще владыка змей Дханандава, Калия.
[2]. Из дайтьев - Суракшас, Махаджамбха, Хаягрива, Кришна, Джакарта [?], Шанкхакхша, Гомукха; и еще из ракшасов - Нила, Мегха, Кратханака, Махошниха, Камбала, Ашватара, Такшака.
[3]. Из данавов - Рада [?], Анухлада, Агнимукха, Таракакша, Тришира, Шишумара; из ракшасов - Чьявана, Нанда, Вишала; в этой земле много стран [городов?].
[4]. Из дайтьев - Каланеми, Гаджакарна, Унджара [?]; и еще из ракшасов - Сумали, Мунджа, Врикавактра и большие птицы, называемые Гаруда.
[5]. Из дайтьев -Вирбчана, Джаянта [?], Агниджихва, Хираньяк-ша; и из ракшасов - Видьюджжихва, Махамегха; змея Кармара, Сва-стикадава.
[6]. Из дайтьев - Кесари; и еще из ракшасов - Урдхвакуджа [?], Шаташирша, то есть "стоголовый", а он друг Индры; Васуки, а это змея.
[7]. Царь Бали и из дайтьев - Мучукунда. В этой земле много домов, принадлежащих ракшасам, там же [обитают] Вишну и Шеша, владыка змей.
За землями следуют семь небес, расположенных одно над другим; называются они локами, а лока - это "место собрания или стечения". Греки подобным же образом превращали небеса в места собрания. Иоанн Грамматик говорит в своем "Опровержении Прокла": "Некоторые философы думали, что сфера, называемая Галактика, то есть "молоко", а это - Млечный Путь, есть местопребывание и обиталище разумных душ". Поэт Гомер говорит: "Ты сделал чистое небо вечным жилищем для богов. Его не колеблют ветры, и дожди не орошают его, и снега не наносят ему вреда. Напротив, там сияющая ясность без облака, которое закрывало бы его".
Платон говорит: "Бог сказал семи вращающимся планетам: Вы - боги богов, а я отец деяний, создавший вас устроенными так, что невозможно никакое нарушение; потому что всякое связанное хотя и может быть развязано, его не может коснуться порча, если его порядок устроен хорошо".
Аристотель говорит в одном из своих посланий к Александру: "Мир - это устройство всего сотворенного. А то, что находится выше его и окружает его со [всех] сторон, есть местопребывание богов. Небо наполнено телами богов, которые мы называем в нашей речи звездами". В другом месте той же книги он говорит: "Земля окружена водой, вода - воздухом, воздух - огнем, огонь - эфиром. Поэтому самая высокая сфера стала обиталищем богов, а самая низшая была предназначена как обиталище водяных животных".
В "Ваю-пуране" говорится нечто подобное этому в том смысле, что "землю [охватывает и] держит вода, воду держит чистый огонь, огонь держит ветер, ветер держит небо, небо держит его господь"; расхождения существуют лишь относительно их порядка.
Относительно названий лок нет таких расхождений, какие имеются относительно названий земель. Мы приведем названия лок также в таблице, подобно вышеприведенной.

Все эти (представления о земле и небесах] совпадают [у всех индийских авторов], за исключением того, что встречается у комментатора книги "Патанджала". Он слышал, что у питаров, а это - "праотцы", место собрания находится в сфере Луны; эта версия основана на учениях астрономов. Соответственно он сделал место их собрания первым небом, тогда как ему следовало поместить его там же, где Бхурлока. Однако этого он не сделал, а вместо добавленной им сферы опустил Сварлоку, место воздаяния.
Затем он сделал еще одну вещь. Дело в том, что седьмое небо, Сатьялока, в пуринах называется Брахмалока, а он поместил Брахмалоку над Сатьялокой, тогда как более обычно их считать за одно [небо], называемое двумя именами. Ему следовало оставить Брахмалоку в стороне, поместить Питрилоку на место Бхурлоки и не опускать Сварлоку.
Это все о семи землях и семи небесах. Теперь мы расскажем также, на какие части делится поверхность высшей земли, а затем о том, что мы должны поместить вслед за этим, и продолжим:
Дип [двипа] на языке индийцев значит "остров", а Сангаладип это то, что мы называем Сарандиб, потому что он есть остров, как и ад-Дибаджат, потому что это - многочисленные острова, из которых одни стареют, размываются и расползаются, затем их покрывает вода и они исчезают, а другие образуются заново, появляясь в виде полоски песка, которая непрерывно увеличивается, растет ввысь и вширь; затем на них перебираются жители тех [стареющих] островов и поселяются там.
На основании религиозных преданий индийцы придерживаются таких представлений: Земля, на которой мы находимся, круглая и окружена морем. За этим морем - земля в форме ожерелья, а за той землей - еще круглое море также в форме ожерелья. Этот [перемежающийся] ряд продолжается до тех пор, пока число морей и ожерелий из суши, называемых островами, не завершается семью. При этом обязательно, чтобы каждое море и каждое ожерелье соответственно были вдвое больше охватываемого им ближайшего моря и ожерелья. Следовательно, величина морей и ожерелий возрастает так же, как возрастают два ряда чисел, умножаемых каждый раз на два. Если землю, находящуюся в центре, взять за единицу, то совокупность [всех] семи земель в форме ожерелья составит 127. Если море, окружающее срединную землю, взять за единицу, то совокупность семи морей в форме ожерелья будет также 127. Общая сумма морей и земель составит 254,
Однако комментатор книги "Патанджала" взял за размер центральной земли сто тысяч йоджан, следовательно, размер всех земель будет 12 700 000 йоджан. Размер моря, охватывающего срединную землю, он принял за двести тысяч йоджан, а для следующего моря - четыреста тысяч йоджан. Соответственно размер всех морей будет 25 400 000 йоджан, а общий размер [морей и земель] - 38 100 000 йоджан. Он не приводит получаемых сумм, поэтому мы не можем сравнить их с этими цифрами. Однако в "Ваю-пуране" упоминается, что диаметр всех островов и морей 37 900 000 йоджан, и это число не соответствует первому [полученному нами] числу. Более того, оно могло получиться лишь в том случае, если морей - шесть, а умножение на два начинать с четырех. Число морей [6] может быть отнесено за счет того, что автор опустил упоминание седьмого, желая [определить размер] суши, но раз он упомянул ее, он должен был учесть и окружающие моря. Что же касается того, что он умножает на два начиная с четырех, то я не могу найти объяснение этому в принятом правиле. У каждой двипы и каждого моря есть свое название. Известные нам названия мы приведем в таблице, надеясь на то, что нас извинят.

Вся эта противоречивость [версий] недоступна для постижения разумом. Я не знаю ей другого объяснения, кроме манеры пускаться перечислять наобум, как попало. Среди этих преданий наиболее предпочтительна версия "Матсья-пураны", потому что она перечисляет острова и моря одно за другим, в определенной последовательности, переходя от моря, окружающего такой-то остров, к острову, окружающему такое-то море, от центра к краю.
Теперь мы изложим некоторые сходные и близкие вопросы, хотя они и связаны с другими, более подходящими местами [настоящей книги]. Дело в том, что комментатор "Патанджалы", желая определить границы мира, начинает с его низа и говорит: "Размер [царства] мрака - один коти и восемьдесят пять лакша йоджан, а это - 18 500 000 [йоджан].
Выше него [находятся] нараки, то есть ады, в тридцать кота и двенадцать лакшей, а это 131 200 000 [йоджан].
Затем [царство] мрака в одну лакшу, а это 100 000 [йоджан].
Выше него - земля Ваджра, [названная так] вследствие ее твердости, так как это слово значит "алмаз" или "отлитая молния", в 34 000 [йоджан].
Затем Гарбха, то есть "середина", в 60 000 [йоджан].
Над ней - Золотая земля в 30 000 [йоджан].
Выше [нее находятся] семь земель, каждая в десять тысяч [йоджан], что в [сумме составляет] 70 000 [йоджан]. Самая верхняя из них содержит двипы и моря.
За морем с пресной водой [находится] Локалока, что значит "не место собрания", то есть [земля], в которой нет ни обрабатываемой почвы, ни жителей.
Далее [следует] Золотая земля в один коти, то есть 10 000 000 [йоджан].
Над ней - Питрилока в 6 134 000 [йоджан].
Совокупность семи лок, которая называется Брахмандой, дает в сумме пятнадцать коти, то есть 150 000 000 [йоджан]. Над ними [находится царство] мрака тамас, подобное нижнему [царству мрака], в 18 500 000 [йоджан]".
Мы сочли тягостным для себя перечислять семь морей вместе с семью землями, а этот автор "облегчил" нам задачу, добавив еще земли, которые [якобы] находятся под ними.
А в "Вишну-пуране" при изложении подобных же вопросов говорится: "Под самой низшей, седьмой, землей есть змея, называемая Шешакхья, которую почитают духовные существа. Ее также называют Ананта. У нее тысяча голов, и она держит на себе земли, не испытывая никакого беспокойства от их тяжести. Эти земли лежат одна на другой слоями; на них есть всякое добро и благо; они украшены драгоценными камнями и освещаются их лучами, а не солнцем и луной, которые там не восходят. Поэтому климат там умеренный, всегда цветут базилики и цветы деревьев, всегда есть плоды. Их жители не замечают времени, потому что они не знают, как его считать по каким-либо движениям [небесных тел]. Их протяженность - семьдесят тысяч йоджан, а протяженность каждой из них - десять тысяч [йоджан]. Риши Нарада посетил их, чтобы посмотреть и понаблюдать за обитающими там двумя видами существ: дайтьями и данавами. Он счел блаженство рая ничтожным по сравнению с их блаженством и, вернувшись к ангелам, рассказал им об этом, удивляя их описанием тех земель".
Далее говорится: "За пресноводным морем [находится] золотая земля, вдвое большая, чем все двипы и моря [вместе взятые], на которой не обитают ни люди, ни джинны. За нею [находится] Локалока, а это гора высотой в десять тысяч йоджан и такой же ширины; общая протяженность этих земель - 500 000 000 йоджан, то есть пятьдесят коти".
Вся эта совокупность [земель] на языке индийцев иногда называется дхатри, то есть "держащая все вещи", а иногда - видхатри, то есть "отпускающая все вещи". Она называется также "обиталищем всего живого". Как это похоже на расхождение мнений о пустоте: признающие ее [существование] заявляют, что она есть причина притяжения тел к ней, а отрицающие пустоту заявляют, что причина того же явления есть ее небытие!
Затем автор "Вишну-пураны" говорит: "Все, на что может ступить нога и на чем может двигаться корабль, есть Бхурлока". Этими словами он как будто бы указывает на поверхность верхней земли. [Далее] он говорит: "Находящийся между Землей и Солнцем воздух, в котором странствуют сиддхи, муни и гандхарвы-музыканты, есть Бхуварлока. Совокупность этих трех [земель] называется "три притхиви". Та [земля], что [находится] над ними, [называется] Вьяса-мандала, то есть "владение Вьясы". От Земли до местонахождения Солнца сто тысяч йоджан и от Солнца до Луны столько же. От Луны до Меркурия две лакша, то есть двести тысяч [йоджан], и от него до Венеры, столько же. От Венеры до Марса, затем [от него] до Юпитера, затем [от Юпитера] до Сатурна одинаковые расстояния, каждое из которых в двести тысяч [йоджан]. От Сатурна до Большой Медведицы сто тысяч [йоджан] и от Большой Медведицы до Полюса тысяча йоджан. Выше всего этого [находится] Махарлока в двадцать миллионов [йоджан]; над ними - Джиналока в восемьдесят миллионов [йоджан], еще выше - Питрилока в четыреста восемьдесят миллионов [йоджан], a над ним - Сатьялока".
Эта сумма [расстояний] более чем в три раза превышает цифру, которую мы приводили со слов комментатора книги "Патанджала". Однако таков обычай переписчиков, на каком бы они языке ни писали. Я не могу считать свободным от него авторов пуран, потому что и они не относятся к числу много и хорошо знающих людей.

ГЛАВА XXII, ГДЕ РАССКАЗЫВАЕТСЯ О ПОЛЮСЕ И ПРЕДАНИЯХ О НЕМ

Полюс на языке индийцев [называется] дхрува и ось - шалака. От индийцев, за исключением их астрономов, редко можно услышать о чем-либо ином, кроме одного полюса, вследствие упомянутой нами выше их веры в небесный купол. В "Ваю-пуране" [говорится], что небо вертится вокруг полюса йодобно гончарному кругу, а полюс вертится вокруг самого себя, не перемещаясь со своего места; полный оборот совершается за тридцать мухурт, то есть за [одни] полные сутки.
Относительно южного полюса я не слышал от них ничего, кроме следующего рассказа. Некогда у них был царь по имени Сомадатта, который был удостоен рая за свои благие деяния; однако он не мог примириться с мыслью о том, что его тело отделится от его души, когда он отправится в иной мир. Тогда он явился к риши Васиштхе и сообщил ему, что он любит свое тело и не хочет с ним расставаться; но Васиштха заставил его отчаяться в желании перенести свое земное тело из этого мира в рай. Затем он изложил свое желание детям Васиштхи, а они плюнули ему в лицо, высмеяли его и превратили в чандалу с серьгами в обоих ушах и одетого в новую рубашку. Тогда он пришел в таком состоянии к риши Вишвамитре, но этот нашел его внешность отвратительной и спросил его о ее причине. Он сообщил ему о ней и рассказал всю эту историю. Вишвамитра рассердился от возмущения за него, и, созвав брахманов для совершения большого жертвоприношения,- среди них были и дети Васиштхи,- сказал им: "Я хочу сделать другой мир и другой рай ради этого праведного царя, чтобы он мог достичь там осуществления своего желания". И он начал делать полюс и Большую Медведицу на юге, но его испугались Индра-глава и духовные существа. Они пришли к нему смиренные, прося его оставить начатое им дело на том условии, что они перенесут Сомадатту вместе с его телом, как он есть, в рай. Они это сделали, и Вишвамитра прекратил делать второй мир, но то, что он уже сделал к тому времени, осталось.
Известно, что северный полюс у нас отмечают Большой Медведицей, а южный - Канопусом. Однако некоторые наши коллеги, не отличающиеся от темного люда, утверждают, что в южной части неба есть Большая Медведица, [точно] такая же, как на севере, и вращающаяся вокруг южного полюса.
Это не было бы невозможным или даже странным, если бы сообщение о нем поступило от надежного, верного человека, предпринявшего много путешествий по морям. Действительно, в южных краях восходят неведомые нам звезды. Так, Шрипала утверждает, что в Мултане летом появляется пониже тропика Канопуса красная звезда, которую индийцы называют Шула, а это - дерево для креста, и считают ее несчастливым знаком. Поэтому, когда Луна находится в Пурвабхадрападе, индийцы не отправляются в путешествие по направлению к югу, так как эта звезда находится там.
И ал-Джайхани упоминает в "Книге путей", что на острове Лангабалус можно наблюдать большую группу звезд, известную под названием "Обладательница лихорадки", зимой во время утренней зари со стороны восхода солнца на высоте примерно в длину грот-мачты. Она составляется из хвоста Малой Медведицы и ее задней части и некоторых маленьких звезд, [находящихся] там. Она имеет продолговатую форму и называется "Топор жернова". Брахмагупта относит ее к [созвездию] Рыб. У индийцев есть всякие нелепые предания относительно того, что эта группа звезд изображается в виде водного животного с четырьмя ногами, которое они называют шаквара и [которое] называется также шишумара. Я думаю, что эта шишумара есть большая ящерица, потому что по-персидски ее называют сусмар и между обоими названиями есть сходство. У этих ящериц бывает водная разновидность, подобная крокодилу и скинку. Вот одна из этих сказок [асатир].
Когда Брахма хотел породить род человеческий, он разделил себя на две половины, [из которых] правая называлась Вирадж, а левая - Ману. Ману это тот, по имени которого назван период времени манвантара. У Ману было два сына, один - Прияврата и другой - Уттанапада - царь с кривой ногой. У последнего был сын по имени Дхрува, который испытал пренебрежительное отношение со стороны одной из жен его отца. По этой причине ему была дана такая мощь, что он мог приводить в круговращение все звезды по своему желанию. Он явился в манвантару Сваямбхува, то есть первый из периодов времени, и остался на своем месте навечно.
В "Ваю-пуране" [говорится]: "Ветер движет звезды вокруг полюса, к которому они привязаны невидимыми людям нитями. Они движутся подобно деревянному орудию, которое вращают в давильне маслобойщиков, потому что его верхушка как бы покоится, а конец вращается".
В книге "Вишну-дхарма" [говорится]: "Ваджра, один из детей Балабхадры, брата Нараяны, спросил риши Маркандею о полюсе, и последний ответил ему, что когда Брахма создал мир, он был темным и пустынным. Затем он сделал диск солнца светящимся и диски звезд водянистыми, принимающими свет солнца с той стороны, которой оно обращено к ним. Четырнадцать из них он расположил вокруг полюса в форме шишумары, чтобы они вращали остальные звезды вокруг полюса. Из них [та, что] севернее полюса, на [месте] верхней части подбородка,- Уттанапада, на нижней части подбородка - Яджна, на голове - Дхарма, на груди - Нараяна, на двух руках к востоку - две звезды Ашвини-"врачевателя", на двух ногах - Варуна и Арьяман к западу, на члене - Самватсара, на ягодице - Митра и на хвосте - Агни, Махендра, Маричи и Кашьяпа".
Далее там говорится: "Полюс - это Вишну, которому подчиняются обитатели рая; он также есть время, которое создает и растит, уничтожает и губит".
Затем там сказано: "И если кто прочитает это и познает в точности, бог простит ему грехи того дня и к предопределенному сроку его жизни будет прибавлено четырнадцать лет".
Как простодушны эти люди! Ведь у нас есть такие, которые знают тысячу двадцать с лишним звезд; и не дышат же они и не получают определенных сроков жизни только по этой причине!
И все эти звезды вращаются, каково бы ни было их положение в отношении полюса. Если бы мне посчастливилось найти среди индийцев человека, который был бы в состоянии указать мне на них [по отдельности] пальцами, то я смог бы соотнести их со знакомыми нам греческими и арабскими изображениями для [групп] звезд или с близлежащими звездами, если они не входят в эти изображения.

ГЛАВА XXIII, ГДЕ РАССКАЗЫВАЕТСЯ О ГОРЕ МЕРУ СОГЛАСНО ПРЕДСТАВЛЕНИЯМ, КОИХ ПРИДЕРЖИВАЮТСЯ О НЕЙ АВТОРЫ ПУРАН И ДРУГИЕ

Мы начнем с описания этой горы, поскольку она есть центр двип и морей и [также] центр [одной] из них, Джамбу-двипы. Брахмагупта говорит: "Многообразны высказывания людей относительно описания Земли и горы Меру, в особенности тех, кто изучает пураны и книги по религиозному закону. Одни из них описывают эту гору как возвышающуюся над поверхностью Земли на необычайную высоту; она находится-де под полюсом и звезды вращаются у ее подножия, так что восход и заход зависят от нее, и она-де называется Меру из-за того, что это в ее власти, и из-за того, что только ее вершина благодаря своей мощи может [скрывать и] открывать [Земле] Солнце и Луну, что будто день ее обитателей из ангелов длится шесть месяцев и их ночь [также длится] шесть месяцев".
И Брахмагупта приводит цитату из книги "Джина", а это Будда: "Гора Меру четырехугольная, а не круглая".
Комментатор Балабхадра говорит: "Некоторые люди говорят, что Земля плоская и что гора Меру есть источник света и освещения". Он говорит: "Если бы было так, как они утверждают, то планеты не вращались бы вокруг горизонта обитателей [горы] Меру; и если бы от нее исходили лучи, то она была бы видна вследствие ее высоты, подобно тому, как виднеется полюс, находящийся выше ее. Одни говорят, что [гора] Меру [состоит] из золота, другие говорят, что она из драгоценных камней. Арьябхата полагает, что она не возвышается над всем и поднимается только на одну йоджану, что она круглой формы, а не прямоугольной, и является царством ангелов; что она стала невидимой, хотя и испускает лучи, так как она далека от [обитаемых] 12 стран, по отношению к любому месту [на земле] находится на севере, в зоне холода, посреди пустыни, называемой "Нандана-вана". Но если бы она поднималась очень высоко, то было бы невозможно, чтобы весь тропик Рака появлялся в шестидесяти шести градусах широты и чтобы Солнце вращалось над нею, [будучи всегда] видимым и не скрываясь".
Балабхадра - пустослов и мелет вздор, и я не знаю, как он мог счесть себя способным писать комментарий, когда его комментарии таковы.
Что же касается его опровержения того, что земля плоская, аргументируя вращением планет вокруг горизонта Меру, то оно скорее выглядит, как доказательство. Ибо если бы земля была плоской и любое возвышение [на ней] было параллельно высоте этой горы, то горизонт был бы неизменным и являлся бы причиной равноденствия во всех местах [на земле].
Теперь относительно того, что Балабхадра излагает со слов Арьябхаты:

Пусть земной шар - [шар] АВ с центром Е, где А есть место в шестьдесят шестом градусе широты. Отложим дугу АВ, равную наибольшему склонению, тогда В будет местом, в зените которого находится полюс. Затем из точки А проведем касательную к шару АС, которая будет лежать в плоскости видимого горизонта, докуда может добраться человеческий взор по поверхности земли.
Соединим [точки] А и Е и проведем [линию] ЕВС, пересекающую [линию] АС в [точке] С. Опустим перпендикуляр AF на ЕС. Теперь ясно, что AF есть синус наибольшего склонения, FB есть косинус наибольшего склонения и FE есть синус дополнения наибольшего склонения до прямого угла.
Поскольку мы ведем спор с Арьябхатой, то выразим синусы в кардаджах так, что AF будет 1397, FE - 3140, BF - 288.
А так как угол ЕАС прямой, то EF относится к FA, как FA к FC, и квадрат AF [составит] 1 951-609, а частное от деления его на FE - 622.
Разность между этим и FB составит 324, это - ВС. ВС относится к BE, а это - полный синус, то есть 3438, как йоджаны ВС к йоджанам BE, которых, согласно Арьябхате, восемьсот. Если умножить это [число] на упомянутую разность, получим 259 200, а частное от деления этого на полный синус - 75, это йоджаны ВС, которые составят 600 миль, или двести фарсахов.
Если высота горы будет двести фарсахов, то подъем будет почти вдвое больше. Но такова высота [горы] Меру или нет, ее совершенно не будет видно на широте в шестьдесят шесть градусов и она не будет нисколько скрывать тропика Рака [от лучей Солнца]. И если она на этой широте будет [скрыта] ниже горизонта, то в других местах, широта которых еще меньше, она также будет находиться ниже горизонта.
Допустим [даже], что гора Меру светит подобно Солнцу. Но разве Солнце можно увидеть, когда оно скрылось под Землей? Поэтому можно провести аналогию между Солнцем и этой горой. Эта гора скрыта от нас не потому, что она находится далеко в холодной зоне, а потому, что она находится ниже горизонта, по причине шарообразности Земли и притяжения всех тяжелых предметов к ее центру.
Кроме того, Арьябхата пытается доказать, что высота этой горы незначительна, [аргументируя] тем, что тропик Рака появляется в таких местах, широта которых равна дополнению [угла] наибольшего склонения до прямого. Но это доказательство неубедительно, потому что особенности широтных поясов и всего прочего в тех краях мы узнали только благодаря логическим доводам, а не через наблюдение или передачу известия, так как те края необитаемы и дороги к ним нехожены.
Если к Арьябхате пришел кто-нибудь из тех краев и сообщил ему, что тропик Рака можно наблюдать в той широте, то к нам тоже пришел [оттуда] человек и сообщил нам, что некоторая часть его там невидима, что его может скрывать только гора Меру и что если бы ее не было, то тропик Рака был бы виден целиком. Кто же может определить, какому из двух сообщений следует отдать предпочтение?
В книге Арьябхаты из Кусумапуры [написано], что гора Меру находится в Химаванте, то есть в зоне холода, и не превышает одной йоджаны. А в переводе получилось, что гора Меру не превышает Химавант более чем на одну йоджану.
Этот автор не Арьябхата-Старший, а один из его последователей, потому что он упоминает Арьябхату-Старшего и следует ему. И я не знаю, кого из двух названных лиц имеет в виду Балабхадра.
В общем, особенности местонахождения этой горы известны нам только по логическим доводам. О самой же горе они знают только из предания, все равно, считают ли они ее высотой в одну йоджану или больше, четырехугольной или восьмиугольной. Теперь мы приведем, что говорят об этой горе риши.
В "Матсья-пуране" сказано: "Она из золота и светит подобно огню без примеси затемняющего дыма. Четыре ее стороны имеют четыре разных цвета. Цвет восточной стороны ее белый, подобно цвету брахманов; цвет северной стороны - красный, подобно цвету кшатриев; цвет южной стороны - желтый, подобно цвету вайшьев; цвет западной стороны - черный, подобно цвету шудр. Высота ее 86 000 йоджан, из которых в земле находится 16 000. Каждое ребро четырех ее сторон [составляет] 34 000 йоджан. На этой горе есть реки с пресной водой и прекрасные золотые жилища, в которых обитают различного рода духовные существа: девы вместе с их певцами гандхарвами и их любовницами апсарасами, а также асуры, дайтьи и ракшасы. Вокруг горы находится водоем Манаса, а вокруг этого водоема с четырех сторон [обитают] локапалы, а они - хранители мира и его обитателей. У горы Меру есть семь узлов, то есть больших гор, названия которых суть Махендра, Малайя, Сахья, Шуктибам [?], Рикшабам [?], Виндхья, Париятра. А маленьких гор так много, что их почти не счесть; это и есть те горы, на которых живут люди.
Что же касается больших гор вокруг Меру, то к их числу относятся: Химавант, покрытая вечными снегами, и на которой [обитают] ракшасы, пишачи и якши; Хемакута - из золота, на которой [обитают] гандхарвы и апсарасы; Нишадха, на которой обитают змеи наги, а имена семи главных из этих змей суть Ананта, Васуки, Такшака, Каркотака, Махападма, Камбала и Ашватара; Нила - похожая на павлина, разноцветная, на ней живут сиддхи и брахмарши-отшельники; гора Швета, на которой обитают дайтьи и данавы; Шрингавант, на которой [обитают] питары - отцы и деды девов. Недалеко от него, в северном направлении, есть горные перевалы, полные драгоценных камней и деревьев, которые сохраняются в течение целой кальпы. В центре этих гор [лежит] Илаврита, а это самая высокая среди них. Все [горы] в целом называются Пурушапарвата. Область между горами Химавант и Шрингавант называется Кайласа - место игр ракшасов и апсарас".
В "Вишну-пуране" [сказано]: "Большие горы средней земли - это Шри-парвата, Малайя-парвата, Мальявант, Виндхья, Трикута, Трипу-рантика и Кайласа. Обитатели этих гор пьют воду из рек и живут в постоянном блаженстве".
В "Ваю-пуране" приводятся данные о размерах четырех сторон и высоте Меру, сходные с упомянутыми выше. Затем там говорится, что с каждой стороны Меру есть четырехугольная гора: к востоку от нее Мальявант, к северу - Анила, к западу-Гандхамадана и к югу Нишадха.
В "Адитья-пуране" о каждом ребре [Меру] говорится то же, что и выше [в цитате из "Матсья-пураны"], но я ничего не узнал из нее о ее высоте. Там сказано, что восточная сторона Меру из золота, западная из серебра, южная из рубинов, а северная из различных драгоценных камней.
Подобные чрезмерные данные о размерах горы [Меру] не могли бы быть в ходу, если бы индийцы одновременно не приводили столь же чрезмерные данные о размерах земли. Если высказывание наугад ничем не ограничено, то поле для лжи остается открытым для высказывающегося наугад. Например, комментатор книги "Патанджала" от изображения горы Меру как четырехугольной дошел до изображения ее продолговатой и установил длину одной из ее четырех сторон в пятнадцать коти, то есть в 15 000 000 йоджан, а длину другой - в пять коти, [то есть] в одну треть первой. Относительно четырех ее сторон он говорит, что к востоку от нее находится гора Малава и море, а между ними царства, называемые Бхадрашва; к северу - горы Нила, Сита, Шригандри и море, а между ними царства Рамьяка, Хиранмая и Куру; к западу - гора Гандхамадана и море, а между ними царство Кетумала; к югу - горы Мраварта [?], Нишадха, Хемакута, Химагири и море, а между ними царства Бхаратаварша, Кимпуруша и Хариварша.
Это все, что я нашел из преданий индийцев относительно горы Меру. Поскольку я не нашел ни одной книги буддистов и ни одного буддиста, от которого я мог бы узнать, каких они придерживаются на этот счет представлений, то я рассказываю о них только через посредство ал-Ираншахри, хотя и думаю, что его рассказ не есть результат глубокого изучения или передан со слов человека, не отличавшегося глубоким знанием предмета. Он рассказывал, что, по представлению буддистов, Меру находится посредине четырех миров в четырех направлениях; что низ ее четырехугольный и верх круглый, длина ее 80000 йоджан, половина ее уходит в небо, а [другая] половина скрывается под землей; что ее южная сторона, примыкающая к нашему миру, [состоит] из голубого яхонта, по причине чего небо кажется голубым, а другие стороны - из красных, желтых и белых яхонтов. Таким образом, эта гора Меру есть центр земли.
Что же касается горы Каф, как ее называют у нас среди простонародья, то у индийцев это Локалока. Они утверждают, что солнце вращается от Локалоки по направлению к горе Меру и освещает только ее внутреннюю северную сторону.
Подобных же представлений придерживаются и огнепоклонники Согда: гора Ардийа находится вокруг мира, а за его пределами - хом, подобный зрачку глаза, в котором есть частичка всякой вещи; и что позади хома - пустота; в центре мира есть гора Гирнагар - трон небесного царства, которая находится между нашим климатом и остальными шестью климатами; между каждыми двумя климатами есть обжигающий песок, на который не может ступать [ничья] нога; сферы вращаются в климатах подобно жернову, а в нашем климате они [вращаются] наклонно, потому что он находится сверху и в нем [живут] люди.

ГЛАВА XXIV, В КОТОРОЙ ПОДРОБНО РАССКАЗЫВАЕТСЯ О СЕМИ ДВИПАХ ПО ПУРАНАМ

Не следует [особо] останавливать внимание на разнообразии названий и понятий, которые я привожу. Что касается разнообразия названий, то здесь затруднение преодолевается легко вследствие различия языков. А разнообразные понятия [я привожу] либо для того, чтобы читатель смог извлечь из них что-нибудь вызывающее желание понять их и соответствующий предмет, либо для того, чтобы благодаря им читатель мог узнать несостоятельность всего того, что лишено основания.
О центральном острове мы уже рассказали там, где вели речь о том, что окружает гору, лежащую посреди него. Его назвали Джамбу-двипой по названию растущего там дерева, ветви которого тянутся на сто йоджан. В ходе рассказа об обитаемой части мира и его делении последует окончание описания этого острова. Теперь же мы расскажем об остальных островах, окружающих его, придерживаясь последовательности их названий, [данной] в "Матсья-пуране" по уже упомянутой нами причине.
Но предварительно мы приведем кое-что из "Ваю-пураны" о центральном острове, а именно: "В Мадхьядеше, как утверждают, есть два рода [обитателей]. Одни называются кимпурушами. Их мужчины известны как золотистые по цвету, а их женщины как сурену. Живут они долгую жизнь, не зная болезней в течение своего бытия. Они не совершают грехов и не завидуют друг другу. Пища их [состоит] из сока, который они выжимают из плодов пальм, называемых мадья [?]. Другой род [обитателей] - харипуруша. Они серебристого цвета, живут одиннадцать тысяч лет; у них не растет борода, и питаются они сахарным тростником". Исходя из упоминания об отсутствии бороды и о золотистом и серебристом цвете, мысль обращается к тюркам, однако, принимая во внимание употребление в пищу фиников и сахарного тростника, она отклоняется от них и обращается к южным странам. Но где же встречаются эти два цвета среди их обитателей? Встречается только цвет каленого серебра, а именно у зинджей можно найти нечто близкое к этому. Действительно, они не ведают печали и взаимной зависти, поскольку они ничем не владеют, что могло бы их вызвать. И жизнь у них, конечно, более продолжительна, чем в наших странах, но не намного, меньше чем в два раза. Вследствие своего неразумия зинджи не признают смерть естественной, а усматривают ее причину лишь в отравлении. Смерть кажется им подозрительной, если человек не был убит оружием, и столь же подозрительной, если он умер, [заразившись] от выделений легочного больного.
Теперь приступим к [описанию] Шака-двипы. Согласно "Матсья-пуране", на нем есть семь больших рек, одна из которых равна Гангу по чистоте. В первом море есть семь гор, богатых драгоценными камнями; на некоторых из них обитают девы, а на других демоны. Есть среди них высокая гора из золота, с которой поднимаются обла ка и приходят к нам, чтобы оросить дождем. На другой из них есть все лекарства, и с нее Индра-глава берет дождь. Еще одна из них называется Сома, и о ней рассказывают следующее.
У Кашьяпы было две жены; одна из них Кадру - мать змей и другая - Вината - мать птиц. [Как-то] обе они очутились в степи, в которой была серая лошадь; но мать змей заявила, что лошадь темной масти, и тогда они побились об заклад: кто окажется лгуньей, та будет рабой [другой]. Решение [спора] они отложили на завтра. А той ночью мать змей послала своих черных детей, чтобы они обвились вокруг лошади и скрыли ее масть. Поэтому мать птиц на некоторое время была превращена в рабыню. А у нее было двое детей: один из них - Ануру, охранявший башню Солнца, которую тащат лошади, а другой - Гаруда. И этот последний сказал своей матери: "Спроси детей своей соперницы, чем можно достичь твоего отпущения на волю". Она так и сделала, а они ей ответили: "При помощи амброзии, которая есть у девов". Тогда Гаруда полетел к девам и попросил у них амброзию, но они ответили ему, что амброзия является одной из вещей, принадлежащих исключительно им одним и что если она окажется у кого-либо помимо них, то он будет жить столько же, сколько и они. Тогда Гаруда стал униженно просить у девов, чтобы они дали ее в его распоряжение [на время], пока он освободит свою мать при ее помощи, а затем вернет ее обратно. Девы сжалились над Гарудой и отдали ему амброзию. Затем, после того как его мать была освобождена, он принес амброзию к горе Сома, где находились девы, и отдал ее им. Затем он сказал им: "Не приближайтесь к амброзии, пока вы не умоетесь в реке Ганг". Они отправились [к Гангу] для этого, оставив амброзию там, где она была, а потом Гаруда вернул ее им и благодаря этому достиг почета, так что стал царем птиц и на нем стал летать Вишну.
Жители той земли [Шака-двипы] добры и наделены долгой жизнью. Они могут обходиться без того, чтобы ими правили цари, поскольку они отбросили взаимную зависть и споры. Период времени, в котором они живут, - трета-юга, он не меняется. Они делятся на четыре цвета, то есть касты, резко отличающиеся друг от друга, которые не роднятся между собой посредством браков и не смешиваются. Они всегда радостны и не знают печали. В "Вишну-пуране" [говорится], что названия имеющихся у них каст [такие]: арьяка - это самая высшая, затем курура, затем вивимша [вивамша], затем бхавин [?] [бханишьяти?], и что поклоняются они Васудеве.
Затем третий остров Куша. На нем, согласно тому, что [написано] в "Матсья-пуране", есть семь гор, содержащих драгоценные камни, фрукты, цветы, благоухающие растения и посевы. На одной из них, называемой Дрона, есть превосходные лекарства, например вишалья-карани, от которой любая рана тотчас зарастает мясом, и мритасан-дживани, которая оживляет мертвых. Другая гора, называемая Хари, похожа на черное облако. На ней есть огонь, называемый Махиша, который вышел из воды и будет жить на этой горе до времени гибели мира; именно этот огонь и сожжет мир. На этом острове [Куша-двипе] есть семь царств и бесчисленное количество рек, вливающихся в море, которые потом берет Индра, чтобы сделать из них дождь. Одна из больших рек - это Джауну, которая очищает от грехов. Относительно обитателей этого острова в "Матсья-пуране" ничего не сказано, а в "Вишну-пуране" [говорится], что они благочестивы, не совершают грехов, что каждый из них живет десять тысяч лет, что они поклоняются Джанардане и что их касты имеют названия домин, шушмин, смеха и мандеха.
Затем четвертый остров Краунча-двипа, на котором, согласно "Матсья-пуране", есть горы, содержащие драгоценные камни, реки, являющиеся притоками Ганга, и царства, жители которых имеют белый цвет [кожи], добродетельны и чисты. Согласно "Вишну-пуране", [люди там живут], собравшись в одном месте, и не имеют [кастовых] различий. Но потом там говорится, что названия каст там следующие - пушкара, пушкала, дханья, тишья и что они поклоняются Джанардане. Затем пятый остров Шалмала-двипа, на котором, согласно "Матсья-пуране", есть горы и реки; его обитатели чисты, им дарована долгая жизнь, кроткие и не гневающиеся. У них не бывает засухи, и пища к ним приходит по их желанию: им не надо сеять и трудиться. На свет они появляются не рождаясь, не ведают ни болезни или горя. Они обходятся без царей, поскольку они отказались от соперничества ради имущества. Они живут в довольстве и мире, предпочитают добрые поступки и любят добродетель. Климат у них не меняется, принося жару или холод, от которых они вынуждены были бы защищаться. У них не бывает дождей, а вода у них бьет ключом из-под земли и просачивается из гор; точно такое же положение и на следующих двипах. Обитатели острова составляют один род и не знают кастовых различий. Каждый из них живет три тысячи лет.
Согласно "Вишну-пуране", обитатели острова прекрасны лицом, а поклоняются Бхагавату, приносят жертвы огню и каждый из них живет десять тысяч лет. Названия каст у них - капила, аруна, пита и кришна.
Затем шестой остров Гомеда-двипа, на котором, согласно "Матсья-пуране", есть две большие горы. Одна из них, называемая Сумана, черна, как смоль, охватывает большую часть острова, а другая, [называемая] Кумуда, имеет золотистый цвет и очень высокая; на ней есть все лекарства. На этом острове есть два царства.
Согласно "Вишну-пуране", жители острова благочестивы, не совершают грехов и поклоняются Вишну. Названия имеющихся у них каст - мрига [мага?], магадха, манаса и мандага. Климат острова настолько приятен, что обитатели рая посещают его время от времени ради услады.
Затем седьмой остров Пушкара-двипа, в восточной части которого, согласно "Матсья-пуране", есть гора Читрашала [Читрасана?], то есть "имеющая разноцветную крышу", с рогами из драгоценных камней. Ее высота 34 000 йоджан и ее окружность 25 000 йоджан. В западной части острова есть гора Манаса, которая светит, как луна; ее высота 35 000 йоджан. У этой горы есть сын, который охраняет ее с запада. В восточной части острова есть два царства, каждый из обитателей которых живет десять тысяч лет. Вода у них бьет ключом из-под земли и просачивается из гор. Дожди у них не выпадают и ни одна река не протекает там, не бывает у них ни лета, ни зимы. Они составляют один род и не различаются [по кастам]. У них не бывает засухи, они не стареют, к ним приходит все, чего они желают, и они пребывают в покое и радости, не ведая ничего, кроме добра, как будто находятся в предместье рая. Им даны все блага одновременно с долголетием и отсутствием притязаний на превосходство друг над другом. Так что [там у них] нет ни службы, ни власти, ни греха, ни зависти, ни борьбы, ни споров, ни труда над обработкой земли, ни стараний ради торговли.
Согласно "Вишну-пуране", Пушкара-двипа именуется так по названию имеющегося там большого дерева, которое называется еще и ньягродха. Под этим деревом находится Брахма-рупа, то есть "изображение Брахмы", которому поклоняются девы и данавы. Обитатели острова равны между собой и одинаково не стремятся к превосходству друг над другом, будь то люди или причастные к девам. На этом острове есть только одна гора, называемая Манасоттама, окружность [основания] которой совпадает с окружностью острова. С вершины ее видны все остальные двипы, потому что высота ее 50 000 йоджан и ширина ее такая же.

ГЛАВА XXV, ГДЕ РАССКАЗЫВАЕТСЯ О РЕКАХ ИНДИИ, ИХ ИСТОКАХ И ИХ ТЕЧЕНИИ ЧЕРЕЗ РАЗЛИЧНЫЕ ОБЛАСТИ

В "Ваю-пуране" перечисляются реки, которые вытекают из известных больших гор, уже упомянутых нами как узлы горы Меру. Для облегчения [ознакомления с ними] мы расположили их в следующей таблице.

В "Матсья-пуране" и "Ваю-пуране" упоминаются реки, текущие в Джамбу-двипе и [говорится], что они вытекают из гор Химавант. Мы [в следующей таблице] не соблюдаем [их] последовательности, [оставляем] только перечисление.
Мы должны представить себе, что горы окружают землю индийцев по ее границам. Горы, окружающие ее с севера, - снежные горы Химавант. Посреди них лежит земля Кашмира, и они простираются до страны тюрок. Холода на этих горах непрерывно увеличиваются вплоть до того места, где кончается обитаемая земля, и до горы Меру. Поскольку эти горы простираются в длину, то реки, текущие из них по направлению к северу, проходят через земли тюрок, тибетцев, хазар и славян и впадают либо в Море Джурджана, либо в Озеро Хорезма, либо в Море Понта, либо в Северное Море Славян. А реки, текущие из них по направлению к югу, протекают через землю индийцев и впадают в Великое Море, достигая его поодиночке или слившись попарно.
Реки земли индийцев [текут] или из холодных северных гор, или из восточных гор. Собственно, это одна и та же [горная цепь], которая тянется на восток и сворачивает к югу, достигая Великого Моря и отдельными частями врезаясь в него у места, известного под названием Плотина Рамы. Эти горы отличаются между собой по жаре и холоду, которые в них бывают.
Мы приводим названия рек в следующей таблице:

Из гор, лежащих близ страны Каябиш, а это Кабул, вытекает река, прозываемая из-за [обилия] своих притоков Горванд. В нее вливаются: [1] река перевала Гузак; [2] река ущелья Панчхир, [расположенного] ниже города Парван; [3, 4] река Шарват и река Сава, которая проходит через город Ланбага, то есть Ламган; они сливаются [с Горвандом] возле крепости Друта; [5, 6] в Горванд еще впадают реки Hyp и Кират.
Из всех этих рек напротив города Пуршавар образуется большая река, называемая "Переправа" по переправе у селения Маханара на восточном берегу реки, впадающая в реку Синд возле крепости Битур, пониже [главного] города ал-Кандахара, то есть Вайханда.
Затем идет река Бьятта, известная [как Джайлам] по [городу] Джайламу на ее западном берегу, и река Чандараха, которые соединяются выше Джахравара приблизительно на пятьдесят миль и текут через западную часть Мултана. Река Бияха течет через его восточную часть и сливается с Бьяттой и Чандарахой.
Затем идет река Ирава, в которую впадает река Кадж, вытекающая из Нагаркота в горах Бхатул. Затем - река Шатладар.
Когда они [Бьятта, Чандараха, Бияха, Ирава и Шатладар] соединяются ниже Мултана в местности, называемой Панчанада, то есть "место соединения пяти рек", образуется огромная река. В период половодья ее уровень поднимается настолько, что она разливается почти на десять фарсахов и затопляет деревья на равнинах, так что приносимый потоком сор можно видеть [после спада] застрявшим на их макушках подобно птичьим гнездам
У нас, [мусульман], эту реку, когда она, уже вобрав в себя пять рек, проходит далее города Арора в стране Синд, называют "рекой Михрана". И она тянется, пробивая себе прямую дорогу, разливаясь все шире и становясь чище, окружая местности, подобные островам, пока не достигает ал-Мансуры, которая расположена между многими ее ответвлениями, и вливается в море в двух местах: одно из них возле города Лохарани, и другое, более отклоненное к востоку, в пределах Качча; называется оно Синдху-Сагара, то есть "Море Синда".
Как здесь, [в Пенджабе], употребляется название "соединение пяти рек", подобное же название применяется к рекам, текущим с упомянутых выше гор к северу: точно таким же образом их, когда они соединяются около Термеза и из них образуется река Балха, называют "соединением семи рек". Огнепоклонники Согда смешали оба эти случая, потому что они говорят, что сумма семи рек есть Синд, а его истоки - Баридиш. Тот, кто спускается к ней, видит заход солнца справа от себя, если он обратится [лицом] к западу, подобно тому как здесь мы видим его слева от нас.
Что касается реки Сарсати, то она впадает в море восточнее Соманатха на расстоянии полета стрелы.
Река Джаун вливается в реку Ганг ниже Канауджа, который находится к западу от нее. Затем соединенные воды обеих рек впадают в Великое Море возле Гангасагары.
Между устьями рек Сарсати и Ганг находится устье реки Нармада, которая течет из восточных гор, тянется по южной части [Индии] к западу и впадает в море вблизи города Бахродж, расположенного к востоку от Соманатха приблизительно на шестьдесят йоджан.
За рекой Ганг [текут] реки Рахаб и Кавини, которые вливаются в реку Сарва близ города Бари.
Индийцы верят относительно реки Ганг, что она в давние времена протекала через райскую землю, и рассказ о том, как она спустилась на землю, будет приведен ниже.
В "Матсья-пуране" говорится: "Когда Ганг очутился на земле, он разделился на семь ответвлений, среднее из которых есть его главное русло, известное под этим названием, [то есть Ганг]. Три потекли по направлению к востоку, и их названия: Налини, Храдини [Ладини?], Павани; три потекли к западу, и их названия: Сита, Чакшу, Синдху.
Что касается реки Сита, то она, после того как вытекает из Химаванта, проходит страны: Салила, Карстуба, Чина, Варвара, Яваса [?], Баха, Пушкара, Кулата, Мангала, Кавара и Сангаванта [?]; затем она впадает в западное море.
Южнее Ситы [течет] река Чакшу, которая орошает страны Чина, Мару, Калика [?], Дхулика [?], Тукхара, Барбара, Кача [?], Палхава и Барванчат.
А река Синд проходит через страны Синдху, Дарада, Зиндутунда [?], Гандхара, Рураса [?], Крура [?], Шивапаура, Индрамару, Сабати [?], Сайндхава, Кубата, Бахимарвара, Мара, Мруна и Сукурда.
Река Ганг, которая есть центральное русло, протекает через гандхарвов-певцов, киннаров, якшей, видьядхаров, урагов - пресмыкающихся на груди, то есть змей, Калапаграму, то есть селение добродетельных, кимпурушей, кхасов, а это горные жители; киратов, пулиндов, а это охотники в степях, грабители; куру, бхаратов, панчалов, каушаков [?], матсьев, магадхов, брахмоттаров и тамалиптов. Все эти - добрые и злые [существа], через [земли] которых протекает Ганг. После этого он входит в ущелье горы Виндхья, откуда происходят и где обитают слоны, и затем впадает в южное море.
Что касается восточных притоков Ганга, то река Храдини протекает через нишабов, упаканов, дхиваров, пришаков, ниламукхов, кикаров, уштракарнов, то есть тех, у кого губы вывернуты как уши; каратов, калидаров, виварнов, то есть тех, у кого нет цвета [кожи] вследствие сильной черноты; кушиканов и Сваргабхуми, то есть землю, подобную раю. Потом она впадает в восточное море.
Река Павани орошает купатхов [?], которые избегают греха, Индраюмнасару, то есть водоемы царя Индраюмны; кхарапатхов, битров и санкупатхов. Она проходит через пустыню Удьянамурура, минует [страну] кушаправаранов, которые надевают траву на безымянные пальцы брахман, затем через Индра-двипу и впадает после этого в соленое море.
Река Налини протекает через тамаров, хамсамаргов, самухуков и пурнов - все они праведные, воздерживающиеся от зла. После этого она течет среди гор и проходит через карнаправаранов, то есть тех, чьи уши ниспадают до плеч; ашвамукхов, то есть тех, чьи лица подобны лошадиной морде; Парватамару - гористые степи и Румимандалу. Затем она впадает в море.
А в "Вишну-пуране" упоминается, что большие реки средней земли, впадающие в море, это - Анутапата, Шикхи, Дипапа, Тридива, Карма, Амрита и Сукрита.

ГЛАВА XXVI - О ФОРМЕ НЕБА И ЗЕМЛИ ПО УЧЕНИЮ ИНДИЙСКИХ АСТРОНОМОВ

Воззрения индийцев [на этот предмет] совершенно отличаются от того, что есть среди нашего народа [мусульман]. Дело в том, что об этом предмете и о всякой другой необходимой [для знания] вещи Коран не говорит ничего такого, что требовало бы произвольного толкования для того, чтобы оно стало познанным по необходимости. В этом Коран похож на другие ниспосланные до него [священные] книги. Действительно, относительно вещей, необходимых [для знания], Коран точь-в-точь следует за другими [священными] книгами; и изложен он стройно и доказательно, без какой бы то ни было неясности. Он не содержит также ничего такого, что стало бы предметом разногласий или приводило бы в отчаяние своей непостижимостью, примеры чему встречаются в хронологии.
Тем не менее, ислам еще в раннем периоде стал объектом козней враждебно настроенных к нему людей, которые излагали его с домыслами и рассказывали простодушным слушателям по имеющимся у них книгам такое, чего Аллах в них вообще не создавал. А люди принимали их речи за правду и, обманутые их лицемерием, составляли с их слов другие списки книг и оставляли в пренебрежении то, что у них имелось из Истинной Книги, потому что чернь легко склоняется душой и сердцем к различным небылицам. Так вследствие этого в [мусульманские] предания была внесена путаница.
Потом [на ислам] обрушилось другое несчастье со стороны зиндиков - последователей Мани, как Ибн ал-Мукаффа', 'Абд ал-Карим ибн абу-л-'Ауджа' и им подобные, которые, [оценивая все] с точки зрения справедливости и несправедливости, возбудили у слабых по своей натуре [людей] сомнения относительно Единого и Первого и склонили их к дуализму. Они так красиво расписали людям образ жизни Мани, что люди стали у него искать покровительства. Этот человек не ограничился в своем учении невежественными россказнями, а высказал также и свои суждения об устройстве мироздания, из которых ясно видна его преднамеренная ложь. Его учение широко распространилось среди людей и, наряду с упомянутыми кознями сторонников иудейства, стало особым направлением, которое начали выдавать за учение ислама - да сохранит Аллах преславный от подобного учения! А того, кто противился этому направлению и придерживался истинной веры, [полностью] согласующейся с Кораном, стали называть неверным и еретиком, кровь которого дозволено пролить, даже не выслушав его речей. Все это хуже, чем слышать такие слова фараона: "Я господин ваш высочайший" и "Я не знаю для вас другого божества, кроме меня самого". При длительном существовании сектантского духа мы можем сбиться с превосходнейшего пути и склониться к раздору, но Аллах делает твердой поступь того, кто стремится к Нему и стремится к истине о Нем.
Что же касается индийцев, то их религиозные книги и пураны - книги преданий, все они говорят об [устройстве] мироздания такое, что целиком противоречит тому, что принято у их астрономов за несомненную истину. Однако люди нуждаются в этих книгах при соблюдении обрядов и благодаря им массы простого народа вынуждены руководствоваться астрономическими расчетами и астрологическими предостережениями. Поэтому они проявляют благосклонность к астрономам, любят говорить об их достоинствах, считают за счастливое предзнаменование встречу с ними и выражают твердую уверенность в том, что они станут обитателями рая и ни один из них не попадет в ад. А их астрономы воздают им за это тем, что объявляют правдивыми их [астрономические] представления и к ним приноравливаются, хотя большая их часть противоречит истине, и снабжают их теми [астрономическими сведениями], какие им требуются. По этой причине с течением времени оба вида [астрономических] представлений перемешались; и в результате изложение их астрономов очень путаное, в особенности у подражателей, которые передают основы [этой науки] с чужих слов и не идут путем [самостоятельного] исследования, а таких авторов - большинство.
Теперь мы перейдем к изложению тех [представлений и теорий], которых придерживаются индийские астрономы по этим вопросам, и скажем: по их мнению, небо и [все] мироздание круглой формы, Земля шарообразна, ее северная половина состоит из суши, а южная половина покрыта водой. Размеры Земли по их данным большие, чем по мнению греков и чем их находят современные ученые. При определении размеров они отклоняются от упоминания морей и двип и их предполагаемой протяженности на многие йоджаны. Они следуют за богословами во всем, что не порочит их науки, например они признают существование горы Меру под северным полюсом и острова Вадавамукха под южным полюсом. Что касается горы [Меру], то [де] все равно находится она там или нет, поскольку она нужна только для объяснения особенностей жерновообразного вращения, которое должно существовать, потому что для каждой точки на поверхности земли можно найти зенит, находящийся прямо над ней в небе. Что касается предания о южном острове, то оно {де] не наносит никакого ущерба, хотя вполне возможно и даже скорее обязательно, что две четверти Земли образуют сплошные пространства суши, а две другие четверти - сплошные залитые водой пространства. Они полагают, что Земля есть центр мироздания и все тяжести притягиваются к ней. Отсюда с необходимостью следует, что они считают небо шарообразным.
Теперь мы изложим их высказывания по этому предмету в нашем переводе. Если некоторые слова [в переводе] будут отличаться от обычного [их] употребления, то пусть внимание [читателей] будет обращено на их [коренное] значение, поскольку имеются в виду именно они.
Пулиса говорит в своей "Сиддханте": "Грек Паулиса упоминает в одном месте, что Земля шарообразна, а в другом месте, что она плоская. Он в обоих случаях говорит правду, потому что поверхность Земли круглая, а ее диаметр прямой. Однако то, что он верил только в шарообразность [Земли], доказывается его собственными многочисленными высказываниями и тем, что на этом же мнении сходятся такие ученые, как Варахамихира, Арьябхата, Дева, Шришена, Вишнучандра и Брахма. Если бы Земля не была круглой, она не опоясывалась бы широтами различных мест, день и ночь не были бы различными летом и зимой и положения светил и линии их вращения не были бы такими, какими их находят.
Что касается места ее расположения, то она в центре. Одна ее половина - суша, а [другая] половина - вода. Гора Меру [находится] в ее сухой половине, [она есть] обиталище девов - ангелов, а над нею находится северный полюс. А в ее покрытой водой половине, под южным полюсом, находится Вадавамукха - суша, подобная острову, на которой обитают дайтьи и наги, родственники ангелов, которые [обитают] на Меру, поэтому она называется также Дайтьянтара.
Черта, отделяющая сухую и влажную половину Земли, называется ниракша, то есть "не имеющая широты", что и есть экватор. В четырех странах света по отношению к этой черте есть четыре больших города: на востоке Ямакоти, на юге Ланка, на западе Ромака, на севере Сиддхапура.
Земля прикреплена к двум полюсам и удерживается осью. Когда солнце восходит над линией, которая проходит через Меру и Ланку, этот момент будет полуднем для Ямакоти, полночью для ар-Рума и вечером для Сиддхапуры".
Таким же образом излагает [все эти вопросы] Арьябхата.
Брахмагупта, сын Джишну из Бхилламалы, говорит в своей "Брах-ма-сиддханте": "Многообразны высказывания людей относительно формы Земли, в особенности из тех, кто изучает пураны и книги религиозных законов. Одни из них полагают, что она ровная, как зеркало, другие полагают, что она вогнутая, как миска. Еще некоторые из них утверждают, что она плоская, как зеркало, и окружена морем, потом землей, потом еще морем и так далее, и что все они, [моря и земли], круглые, как ожерелья. Размеры каждого моря или земли вдвое большие, чем размеры охватываемого им [моря или земли], так что самая крайняя земля будет в шестьдесят четыре раза больше, чем срединная земля, и самое дальнее охватывающее море будет в шестьдесят четыре раза больше, чем ближайшее охватывающее море. Однако различие в восходе и заходе [небесных тел], - так что тот, кто находится в Ямакоти, видит какую-нибудь звезду над западным горизонтом, тогда как тот, кто находится в ар-Руме, видит ее в то же самое время восходящей над восточным горизонтом - этот факт делает необходимым [признание] шарообразности неба и Земли. Также в пользу этого свидетельствует то, что находящийся на Меру видит одно и то же светило над горизонтом в зените Ланки - родины [и обиталища] демонов, тогда как находящийся в Ланке видит его в то же самое время над своей головой. Кроме того, все [астрономические] расчеты будут неверны, если не учитывать шарообразность неба и Земли. Следовательно, мы с необходимостью можем утверждать, что небо есть шар, потому что мы обнаруживаем в нем все свойства шара и эти свойства применительно к миру не были бы действительны, если бы он не был на самом деле шаром. А в том случае ни от кого не скрыто, что все прочие высказывания о форме мира ложны".
Арьябхата рассматривает, [как устроен] мир и говорит, что он состоит из земли, воды, огня и ветра и что все они имеют круглую форму.
Точно так же Васиштха и Лата говорят, что пять элементов, а именно: земля, вода, огонь, ветер и небо - имеют круглую форму.
Варахамихира говорит, что все видимые, чувственно воспринимаемые вещи свидетельствуют в пользу шарообразности Земли и отрицают возможность у нее других форм.
Арьябхата, Пулиса, Васиштха и Лата сходятся на том, что когда в Ямакоти наступает полдень, в ар-Руме в это время бывает полночь н в Ланке - начало дня и в Сиддхапуре - начало ночи; это было бы невозможно, если бы мир не был круглым. Точно так же затмения не были бы периодическими, если бы мир не был круглым.
Лата говорит: "В каждой точке Земли видна только половина шарообразного неба. Сообразно [увеличению] широты к северу Меру и полюс поднимаются выше над горизонтом, точно так же с увеличением широты к югу они опускаются ниже над горизонтом. Экватор дня [т. е. небесный экватор] опускается ниже зенита вместе с [увеличением] широты и к северу и к югу. Всякий, кто находится к северу или к югу [от экватора], видит только соответственно северный или южный полюс, а противоположный полюс бывает скрыт от него".
Таковы высказывания индийских астрономов относительно шарообразности неба и Земли и того, что находится между ними, и о нахождении Земли в центре мироздания, будучи очень маленького размера по сравнению с видимой частью неба. Эти высказывания суть начала астрономии, которые содержатся в первой главе "Альмагеста" и других подобных книг, хотя они и не [разработаны] с той тщательностью и точностью, как это делаем обычно мы...
Дело в том, что земля тяжелее воды, а вода текуча, как воздух. Шарообразная форма для Земли есть естественная необходимость, разве что божественное повеление выведет ее из этой формы. Следовательно, не может быть, чтобы земля отклонялась к северу, а вода к югу, так что половина целиком стала бы сушей, а другая - водой, не иначе как при условии, чтобы суша была полой Мы находим, что [исследователь], придерживающийся индуктивного метода, будет считать необходимым, чтобы в одной из северных четвертей была суша, и вследствие этого мы предполагаем то же самое относительно примыкающей к ней четверти. Существование острова Вадавамукха мы считаем возможным, но не обязательным, потому что наши знания о нем и Меру основаны на предании.
Что касается экватора, то он в известной нам четверти [Земли] не есть черта, отделяющая сушу от моря и общая для обоих; ибо суша оттесняет море во многих местах и сильно вдается в него, переходя за линию экватора. Например, равнины Западного Судана оттесняют море и вдаются в него в нескольких местах за Лунными горами и истоками Нила. Точного представления о тех краях мы не имеем, потому что со стороны суши они пустынны и недоступны, а со стороны моря далее Суфалы зинджей также пустынны и недоступны: ни одно судно, пускавшееся в опасное путешествие, не возвращалось оттуда, чтобы рассказать, что оно там увидело.
Подобным же образом большая часть Индии выше области Синд вдается в море и, кажется, даже переходит за линию экватора к югу.
Между ними [Суданом и Индией] находятся Аравия и Йемен, также вытянутые к югу, однако они не вдаются в море настолько, чтобы перейти за линию экватора.
Как суша вдается в море, точно так же море вдается в сушу, разрывая ее в нескольких местах и образуя в ней бухты и заливы. Например, море простирается к западу от Аравии в форме языка до середины Сирии и становится очень узким около Кулзума, почему оно и называется по нему [морем Кулзума]. Другое, еще большее море простирается к востоку от Аравии и известно как Персидское море. А также между Индией и Китаем море образует значительный изгиб к северу.
Отсюда получается, что береговая линия не совпадает с экватором и даже не проходит на незначительном и всюду неизменном от него удалении... А речь о четырех городах пойдет в своем месте.
Упомянутое выше различие времени [в разных местах] есть следствие круглой формы Земли и ее постоянного нахождения в центре мироздания. Если вместе с Землей, хотя она и круглая, обычно упоминают ее обитателей, - ведь города не могут быть без горожан, - то это есть результат притяжения тяжестей к ее центру, то есть середине мироздания.
Близко к этому сказанное в "Ваю-пуране" о том, что полдень в Амаравати есть время восхода Солнца для Вайвасваты, полночь для Сукхи и время захода Солнца для Вибхи.
Примерно в том же смысле в "Матсья-пуране" [говорится], что к востоку от горы Меру [находится] город Амараватипура, принадлежащий Индре-Главе и являющийся местопребыванием его жены; к югу от Меру [лежит] город Самьяманипура - местопребывание Ямы, сына Солнца, где он карает и вознаграждает людей; к западу от Меру [расположен] город Сукхапура - местопребывание Варуны, то есть воды; к северу от Меру [находится] принадлежащий Луне город Вибхаварипура. Солнце и планеты вращаются вокруг Меру. Когда Солнце занимает полуденное положение в Амараватипуре, в Самьяманипуре бывает начало дня, в Сукхе - полночь, в Вибхаварипуре - начало ночи. Когда Солнце занимает полуденное положение в Самьяманипуре, оно восходит над Сукхапурой, заходит над Амараватипурой и занимает полуночное положение над Вабхаварипурой.
Слова автора "Матсья-пураны" о том, что Солнце вращается вокруг Меру, подразумевают жерновообразное вращение над обитателями этой горы и вследствие такого характера движения там не может быть ни востока, ни запада. И Солнце восходит там не в одном определенном месте, а в различных местах. Просто этот автор указывает на зенит какого-либо города и называет его востоком, указывает на зенит другого города и называет его западом. Возможно, что эти четыре города совпадают с теми самыми, которые упоминают их астрономы. Но автор ["Матсья-пураны"] не говорит отчетливо, как далеко отстоят эти города от горы Меру. Все прочее, изложенное нами со слов индийцев, соответствует истине и научно доказуемо; однако у них вошло в привычку, что как только они упоминают про полюс, непременно в сочетании с ним упоминают и про гору Меру.
Индийцы считают низом то же самое, что и мы считаем низом, а именно - центр мироздания, однако их высказывания об этом скудны, в особенности потому, что это есть один из важнейших вопросов, который рассматривают только великие [ученые] мужи.
Брахмагупта говорит: "Ученые утверждали, что земной шар находится в центре неба, что на земном шаре находится гора Меру - обиталище девов и ниже ее - Вадавамукха, на которой обитают дайтьи и данавы, противники девов. При этом "ниже" они понимали только как степень. Однако, [по нашему мнению], положение на всех сторонах Земли одинаковое: все люди на ней стоят прямо по направлению кверху и тяжелые предметы падают на нее согласно [закону] природы, подобно тому как Земле от природы присуще [свойство] притягивать и удерживать предметы, воде от природы присуще [свойство] литься, огню от природы присуще гореть [сжигать], ветру от природы присуще двигаться. Если какая-либо вещь захочет быть ниже Земли, пусть попробует стать ниже. Но нет [другого] низа, кроме Земли, и семена [всегда] опускаются на нее, куда бы их ни бросали, а не поднимаются с нее".
Варахамихира говорит: "Горы, моря, реки, деревья, города, люди и ангелы - все они [располагаются] вокруг земного шара. И если Ямакоти и ар-Рум находятся в противоположных друг Другу точках, то нельзя сказать, что один из них расположен ниже другого, ибо низа не существует. Как же можно сказать, что один из них ниже другого, если положение одного точно такое же, как и положение другого, и ни один из них не склонен падать, а стоит сам по себе. Каждый про себя говорит: "Я нахожусь сверху, а все прочие ниже меня", тогда как все они [располагаются] вокруг земного шара подобно цветам, растущим на ветвях дерева, называемого кадамба. Они окружают его [со всех сторон], и каждый цветок занимает такое же положение, как и всякий другой, то есть ни один не свисает книзу и ни один не тянется кверху. Итак, Земля притягивает все, что на ней есть, потому что она является низом со всех сторон, а небо является верхом во все стороны". Как ты видишь, все высказывания индийских ученых по этому вопросу исходят из знания истинных законов, хотя они и угодничают перед хранителями преданий и религиозных догм. Например, комментатор Балабхадра говорит: "Наиболее правильное из мнений, при всей их многочисленности и разнообразии, состоит в том, что Земля, Меру и сфера зодиака круглы. И апта[?]-пурана-кара, то есть "праведные последователи пуран", говорят: "Земля подобна спине черепахи, и она не кругла снизу". Они правы, ибо Земля находится посреди воды и то, что выступает над нею, имеет форму спины черепахи, а море, которое окружает Землю, непроходимо. Что касается круглой формы сферы зодиака, то она очевидна при непосредственном наблюдении".
Посмотри, как Балабхадра объявил правильными слова праведных последователей пуран о том, что спина [черепахи] круглая, и притворился не заметившим, как они отрицают округленность живота, [то есть нижней половины Земли] и нарочно занялся болтовней, которая не имеет никакого отношения к предмету - [Земля окружена морем].
Далее Балабхадра говорит: "Человеческий взор не способен постичь относительно Земли и ее округленности более, чем одну девяносто шестую часть из пяти тысяч йоджан, то есть пятидесяти двух йоджан [и 1/12]. Поэтому круглость Земли человеком не воспринимается и отсюда противоречивость мнений на этот счет".
Те праведные [последователи пуран] не отрицают, что поверхность Земли имеет круглую форму, а наоборот, подтверждают это, сравнивая ее со спиной черепахи. Только Балабхадра отрицает это, ссылаясь на их слова, потому что он свел смысл этих слов к тому, что Землю-де окружает вода. А ведь выступающая над водой часть может быть либо шарообразной, либо плоской, возвышающейся над водой подобно перевернутому барабану, то есть подобно отрезку круглой колонны.
Что касается [замечания Балабхадры о том], что округлость [Земли] недоступна непосредственному наблюдению из-за малости человеческого роста, то оно неверно, потому что, если бы даже рост человека был столь же велик, как высота самой большой торы, но он наблюдал бы только с одного места, не переходя [с места на место] и не прибегая к сопоставлению полученных разнящихся [от места к месту] данных, и такой [большой] рост не принес бы никакой пользы и он [зрительно] не воспринял бы ни круглости Земли, ни ее края.
Однако в каком же отношении стоят его слова к взглядам тех ученых? Если бы он признал по аналогии, что половина Земли, противоположная круглой половине, я имею в виду низ, также кругла, и уже после этого сделал вышеприведенное замечание [о том, как далеко способен проникнуть человеческий взор], показав, что это есть достижение разума, использовавшего данные чувственного восприятия, вот тогда его слова имели бы какое-то основание.
Что касается его [Балабхадры] определения величины той части Земли, которую способен охватить человеческий взор, то возьмем для этого земной шар АВ с центром Е. Точка В на нем пусть будет местом, где стоит наблюдатель, а ВС будет его ростом. Проведем касательную к земному шару линию СА.

Отсюда ясно, что видимым участком будет ВА. Предположим, что [дуга] ВА одна девяносто шестая часть окружности, что составит три и три четверти градуса, если окружность считать за триста шестьдесят градусов.
В соответствии со способом, примененным ранее в главе о горе Меру, разделим квадрат FA, то есть 50 625, на EF, то есть 3 431, тогда получится, что FC - О°14`45" и BС, рост наблюдателя, - 0°7'45".
Это потому, что ЕВ - полный синус - 3 438. Однако полудиаметр Земли в соответствии с упомянутой нами окружностью - 952 716 [йоджан]. Если мы переведем ВС в эту меру, получится одна йоджана, шесть крошей н тысяча тридцать пять локтей. Если мы предположим, что ВС - четыре локтя, то ВС будет относиться к AF в мере синуса как 57 035, то есть полученное нами число локтей для высоты человеческого роста, относится к AF в мере синуса, а это - 225. Если мы теперь определим синус, это будет 0°0'1"3"', и его дуга будет такой же. Однако величина каждого градуса окружности Земли, как было упомянуто, - тринадцать йоджан семь крошей и триста тридцать три и одна треть локтя. Поэтому видимый участок Земли будет двести девяносто один н две трети локтя.
Источник, откуда Балабхадра взял эти расчеты, - "Пулиса-сиддханта", которая делит дугу четверти круга на двадцать четыре кардаджи. Затем там говорится: "Если кто-нибудь спросит о причине этого, то пусть он знает, что каждая из этих кардаджат - одна девяносто шестая часть круга, то есть 225 минут. А когда мы выводим его синус, то это тоже 225 минут. Отсюда мы узнаем, что синусы равняются своим дугам в отрезках, меньших, чем эта кардаджа. И если полный синус, согласно Пулисе и Арьябхате, соответствует отношению диаметра к кругу в триста шестьдесят градусов, то это арифметическое равенство внушило Балабхадре мысль о том, что дуга является прямой, [перпендикулярной к диаметру], линией и что всякое [пространство], на котором нет выгнутости или выпуклости, препятствующей проникновению взора и которое не слишком мало, обозримо.
Однако это большая ошибка, ибо дуга никогда не бывает прямой и синус, как бы мал он ни был, никогда не равняется своей дуге. Это может быть верно только для градусов, в которых такое равенство предполагается для удобства действий с ними. А применительно к градусам Земли - далеко до такого равенства, как до отдаленнейших пределов Китая.
Что касается слов Пулисы о том, что Земля удерживается осью, то он не имеет в виду существование [настоящей] оси, не будь которой Земля упала бы. Как он может сказать это, когда он полагает наличие четырех населенных городов вокруг Земли, что объясняется падением тяжести со всех сторон на Землю. Просто Пулиса держится того мнения, что движение того, что находится на поверхности [шара], есть причина покоя того, что находится в центре, и что движение шара не может происходить иначе как при наличии двух полюсов, а линия, соединяющая два полюса, есть воображаемая ось. Словно он хотел сказать, что движение неба удерживает Землю на ее месте, делая его естественным местом, для нее, вне которого она не может находиться; что Земля находится на оси движения и притом на середине этой оси, потому что прочие диаметры шара можно также представить мысленно осями, ибо в потенции они и есть оси, и если бы Земля не находилась посреди оси, то было бы возможно наличие оси вне ее. Следовательно, можно образно представить себе, что Земля поддерживается осями.
То, что Земля покоится, - а это тоже одна из начальных истин астрономии,- относительно чего возникают трудноразрешимые сомнения, у индийцев также принимается на веру. Брахмагупта говорит в своей "Брахма-сиддханте": "Есть люди, которые утверждают, что пер вое движение [с востока на запад] находится не на экваторе дня, а принадлежит Земле. Но Варахамихира опровергает их, говоря: "Если бы это было так, то птица не вернулась бы к своему гнезду, сколько бы она ни летела на запад". А дело обстоит именно так".
Брахмагупта говорит в другом месте той же книги: "Последователи Арьябхаты говорят, что Земля движется, а небо покоится. Но в их опровержение было сказано, что если бы это было так, то камни и деревья упали бы с Земли". Но Брахмагупта не согласен с этим и говорит, что их предположение не обязательно должно оправдаться; словно он подразумевал этим, что все тяжести притягиваются к центру Земли. Он говорит: "Напротив, если бы это было так, то Земля не двигалась бы в гармонии и согласованности с минутами неба - пранами времени".
Видимо, в этой главе произошла путаница по вине переводчика, ибо минут неба 21 600 и называются они прана, то есть "вздохи", потому что, согласно утверждению индийцев, каждая минута экватора дня проходит [в вращении] за время среднего человеческого вздоха.
Предположим, что это верно, и Земля совершает полный оборот к востоку за это число вздохов, как совершает его и небо, согласно его мнению, однако где же препятствие гармонии и согласованности [вращения Земли и неба]? К тому же вращательное движение Земли нисколько не порочит астрономии, а все астрономические явления равно протекают в согласии с этим движением, однако оно представляется невозможным по другим причинам. Поэтому вопрос [о движении Земли] вызвал много сомнений при решении. Выдающиеся астрономы древности и современности очень много занимались его решением и пытались отрицать вращательное движение Земли. И мы думаем, что мы не на словах, а по сути стали выше этих ученых [в решении вопроса] в [нашей] книге "Мифтах 'илм ал-хай'а".

ГЛАВА XXVII - О ПЕРВОНАЧАЛЬНЫХ ДВУХ ДВИЖЕНИЯХ ПО УЧЕНИЮ ИНДИЙСКИХ АСТРОНОМОВ И АВТОРОВ ПУРАН

Индийские астрономы имеют по этим вопросам те же мнения, коих по большей части придерживаемся и мы. Сначала мы изложим их высказывания на эту тему, хотя и обнаружили мы таковые в ничтожном количестве.
Пулиса говорит: "Ветер вращает сферу неподвижных звезд и два полюса удерживают ее; [вращательное] движение ее к западу представляется жителям горы Меру [как движение] слева направо, а жителям Вадавамукхи оно представляется [как движение] справа налево".
В другом месте он говорит: "Если кто-нибудь спросит, каково направление движения звезд, видя в то же время, как они восходят на востоке и вращаются по направлению к западу, пока они не исчезнут, то пусть он знает, что движение, которое мы видим [как движение] к западу, имеет различное направление в зависимости от восприятия его обитателями различных мест. Жители горы Меру видят его [как движение] слева направо, жители острова Вадавамукха находят его обратным ему, [то есть движением] справа налево, жители экватора - [движением] только по направлению к западу, а те, кто живет в промежуточных между полюсами и экватором областях, [видят его более или менее] снижающимся в зависимости от своих широт. В целом это движение вызывается ветром, который вращает сферы так, что заставляет планеты и прочие звезды восходить на востоке и заходить на западе, но только в явлении, а в сущности они двигаются по направлению к востоку. Это движение протекает от аш-Шаратана к ал-Бутайну - ведь ал-Бутайн находится к востоку от аш-Шаратана. Но если спрашивающий не знает лунных станций и не в состоянии по ним сделать суждение об этом движении к востоку, то пусть он понаблюдает за самой Луной, как она постепенно удаляется от Солнца, затем приближается к нему таким же образом, так что [полностью] соединяется с ним. Из этого он получит представление о ее втором движении".
Брахмагупта говорит: "Сфера была создана движущейся вокруг двух полюсов с наиболее возможной скоростью, которая никогда не ослабевает, и светила были созданы там, где не Батн-хут и не аш-Шаратан, то есть в разделяющем их и общем для обоих промежутке, а это - весеннее равноденствие".
Комментатор Балабхадра говорит: "Весь мир подвешен к двум полюсам и движется круговым движением, которое начинается с кальпы и кончается на кальпе. Однако нельзя говорить о мире, основываясь на непрерывности его движения, что у него нет ни начала, ни конца". Брахмагупта говорит: "Место, у которого нет широты, то есть место, разделенное на шестьдесят гхатик, является горизонтом для обитателей Меру. Восток там является западом; далее от этого места к югу расположены Вадавамукха и море, окружающее его. Когда сферы и светила вращаются, экватор дня становится горизонтом, общим для ангелов и дайтьев, которые видят его одновременно. А направление движения представляется им различным: то, что ангелы видят как движение вправо, дайтьи видят как движение влево и наоборот, подобно тому как человек, держа в правой руке какую-либо вещь и глядя в воду, видит ее в своей левой руке. Причиной этого равномерного движения, которое [никогда] не увеличивается и не уменьшается, является ветер, но это не тот ветер, который наблюдается у нас, потому что последний то затихает, то поднимается и бывает разнообразным, тогда как тот ветер никогда не затихает".
В другом месте он, [Брахмагупта], говорит: "Ветер вращает все неподвижные звезды и планеты к западу в едином круговращении, но планеты совершают также незначительное движение к востоку наподобие пылинок, которые двигаются возле гончарного круга в направлении, противоположном вращению [гончарного круга]. Видимое движение пылинок - это движение, совпадающее с вращением гончарного круга, а их собственное движение не ощущается. В этом мнении согласны Лата, Арьябхата и Васиштха, но только некоторые люди думают, что Земля движется, а небо покоится. Что же касается движения, которое люди принимают [за движение] с востока на запад, то ангелы воспринимают его [как движение] слева направо, а дайтьи - справа налево".
Это все, что я прочитал в их книгах о движениях. Что касается ветра, на который они указывают как на источник движения, то я думаю, что делается это лишь с целью сделать [предмет] более доступным разумению. Ибо люди видят воочию, как ветер, когда дует, приводит в движение различные механизмы и игрушки с крыльями. Однако, когда индийцы указывают на того, кто впервые привел [мир] в движение, они возвращаются к отказу от сравнения с обычным ветром, который столь же изменчив, как и причины, его вызывающие. Ибо обычный ветер может приводить в движение различные вещи не сам по себе и не без соприкосновения, так как он материален и вызывается внешними побудителями, от силы которых зависит его движение.
Отрицая затихание [сукун] ветра , индийцы говорят не о покое [сукун] и движении, присущих телам, а указывают лишь на непрерывность вызываемого им движения. И точно так же отрицание ими ослабевания [движения] ветра свидетельствует о том, что он свободен от различных [случайных] обстоятельств, ибо ослабевание и утомление присущи только тому, что составлено из элементов, обладающих взаимно противодействующими свойствами.
Что касается [их выражения] "два полюса удерживают сферу неподвижных звезд", то оно означает, что они удерживают ее в определенном положении, а не от падения. Про какого-то человека из древних греков рассказывают, будто он думал, что некогда в прошлом Млечный Путь был путем Солнца и что впоследствии оно отошло от него. Здесь речь идет о прекращении известного порядка движений, который можно сопоставить с тем, что "полюсы удерживают [сферу неподвижных звезд]".
Слова Балабхадры об окончании движения [на кальпе] значат: то, что начало существовать и может быть выражено в числе, неизбежно должно иметь конец. [Во-первых], потому, что у него было начало, ибо число образуется из различных комбинаций из единицы и ее кратных, тогда как единица непременно существует раньше их всех; и, [во-вторых], потому, что какая-то часть его существует в данный момент времени, и это необходимо, ибо если дни и ночи увеличиваются в числе в соответствии с длительностью бытия, то у них был исходный момент, с которого они начались. Если же кто-нибудь станет отрицать существование в [небесной] сфере дней и ночей и будет утверждать, что день и ночь существуют относительно только для Земли я ее обитателей и что если Землю удалить мысленно из середины мироздания, то ночь и день исчезнут вместе с удалением Земли и ее обитателей и станет также невозможным вычисление того, что составляется из дня и ночи, то есть различных видов суток, тогда Балабхадра будет вынужден отказаться от аргументирования необходимым элементом первого движения и аргументировать необходимым элементом второго движения, то есть циклами планет, ибо они связаны лишь со сферами, но не с Землей Балабхадра обозначил эти циклы словом кальпа, потому что она объемлет их [всех] и все они начинаются там, где начинается кальпа.
Что касается слов Брахмагупты "экватор дня разделен на шестьдесят частей", это равносильно тому, что кто-либо из наших коллег скажет: экватор дня разделен на двадцать четыре. Дело в том, что экватор дня есть мерило и счетчик времени. Оборот его содержит двадцать четыре часа, а по мнению индийцев, он содержит шестьдесят гхатик. По этой причине они исчисляют восходы знаков зодиака в гхатиках, а не в временах [т. е. градусах] экватора дня.
А его высказывание о ветре, вращающем неподвижные звезды и планеты, и то, что он особо наделяет планеты незначительным движением к востоку, все это внушает мысль о том, что он не усматривал этого движения у неподвижных звезд; иначе бы они также должны совершать незначительное движение к востоку подобно планетам, от которых они отличаются только количеством [движения] и мешкотностью, появляющейся у них при обратном движении. Некоторые люди рассказывают про древних, что они [долго] не могли постичь движения неподвижных звезд, пока прохождение значительного периода времени не указало им на него. Эту мысль поддерживает отсутствие в книгах Брахмагупты упоминания циклов неподвижных звезд среди прочих циклов и то, что он связывает появление и исчезновение этих звезд с одними и теми же градусами Солнца.
Относительно отрицания Пулисой того, что первое движение представляется обитателям экватора как движение направо или налево, то да будет известно [читателю]: обитающий под любым из двух полюсов, куда бы он ни обратился [лицом], видит движущиеся небесные тела перед собой, а поскольку они [двигаются] в одном направлении, то они обязательно должны оказаться напротив одной его руки в той стороне, куда обращено его лицо, и потом, при дальнейшем продвижении оказаться напротив другой его руки. Положение рук при этом для обитателей двух полюсов меняется на обратное вследствие взаимной противоположности [позы] самих обитателей, наподобие того, как меняется положение [при отражении] в воде или в зеркале. Ибо отражение в воде или зеркале кажется другим человеком, стоящим напротив того, кто смотрится и воспринимает правую сторону отражения как левую, а левую как правую.
Подобно этому, обитатели прочих мест северной широты видят движущиеся небесные тела [перемещающимися] к югу, а обитатели южных широт видят их [перемещающимися] к северу. Это движение представляется им таким же, как и обитателям Меру и Вадавамукхи. Что касается живущего на экваторе, то движущиеся небесные тела вращаются почти [прямо] над ним и он не может их видеть перед собой в какой-либо стороне. Сказать точнее, они немного отклоняются от экватора, и, хотя его житель видит их по обе стороны [экватора] одинаковыми, движение северных небесных тел бывает справа налево, а движение южных небесных тел - в противоположном направлении. Следовательно, обитатель экватора сочетает в себе особенности [жителей] обоих полюсов и может сам по себе, без связи с кем-либо другим, изменить свое положение [по отношению к движению небесных тел] на прямо противоположное. На окружность, проходящую над головой [в зените] жителя экватора, вот на что указывал Брахма-гупта, когда говорил о делении [на шестьдесят частей].
Что касается мнений авторов пуран, то они представляли небо в виде купола над землей и покоящимся, а светила - движущимися сами по себе с востока на запад. Разве у них может быть какое-либо знание о втором движении? А если бы оно у них и было, разве может оспаривающий их благосклонно принять, что якобы одно и то же тело самостоятельно совершает два разных движения в противоположных направлениях?
Теперь мы изложим то, что нам стало известно из их учений, но не для того, чтобы принести пользу [читателю], поскольку пользы от этого нет никакой.
В "Матсья-пуране" говорится: "Солнце и звезды двигаются в направлении к югу с быстротой стрелы, вращаясь вокруг Меру. Вращение Солнца напоминает быстрое вращение бревна с горящим концом. Солнце по существу не исчезает, а только скрывается от одной части и продолжает светить другой части обитателей четырех городов в четырех сторонах от горы Меру. Оно вращается вокруг Меру, [начиная] с севера горы Локалока; оно не проходит далее Локалоки и не освещает ее южную сторону. Ночью оно скрыто [от взоров] вследствие его большой удаленности. Человек может видеть его за тысячи йоджан, но в еще большем отдалении [даже] маленький предмет, близкий к глазам, может скрыть его от человека.
Когда Солнце находится в зените Пушкара-двипы, оно проходит за три пятых часа одну тридцатую часть земли. За этот отрезок времени оно проходит двадцать одну лакшу и пятьдесят тысяч йоджан, то есть 2 150 000 йоджан. Затем оно сворачивает к северу, и проходимое им расстояние становится в три раза больше прежнего, и по этой-то причине день бывает длинным. Расстояние, которое Солнце проходит за день на юге, равно девяти коти и десяти тысячам сорока пяти йоджанам. А когда оно возвращается к северу и вращается вокруг Кширы, то есть "Молочного Моря" {Млечного Пути], его дневной переход бывает равен трем коти и двадцати одной лакша йоджане".
Смотри же, как запутаны эти высказывания по данному вопросу! Ибо, если даже его слова о том, что светила двигаются с быстротой стрелы, употреблены в качестве гиперболы, чтобы его понял темный люд, то все же такая быстрота не может быть свойственна только югу в отличие от севера. И если на севере и юге есть конечные пределы движения Солнца и время прохождения им [пути] от южного предела до северного равно времени прохождения им этого пути в обрат ном направлении, то его движение на север также должно быть "с быстротой стрелы". Однако это доказывает, что автор верит, будто северный полюс есть верх, а юг находится книзу от него, и поэтому светила катятся к нему, как дети на качелях.
Если автор имел в виду под этим второе движение, - тогда как оно есть первое движение, - то при втором движении светила не вращаются вокруг Меру, а наклоняются в сторону от горизонта Меру приблизительно на половину одной шестой оборота.
Далее, как отдаленно его сравнение движения Солнца с вращением горящего бревна! Если бы мы видели движущееся Солнце как сплошное круглое ожерелье, то его сравнение могло бы оказаться полезным для доказательства того, что это не так, но поскольку мы видим Солнце как бы покоящимся на небе телом, его сравнение бессмысленно. Если же он имел в виду под этим, что Солнце при вращении описывает круг, то горение его бревна излишне, ибо камень, привязанный к концу веревки, описывает [точно] такой же круг, если его вращать вокруг головы.
Что Солнце восходит над одними и бывает скрыто от других - это он говорит правду, если бы не [мешала] его уже упоминавшаяся приверженность к религиозной догме. Об этом свидетельствуют [его слова] о горе Локалока и том, что лучи Солнца падают на нее с человеческой, называемой им севером, стороны, но не с дикой, называемой им югом, стороны.
Солнце скрыто ночью не из-за [большой] удаленности, а из-за того, что его скрывает что-то - по нашему мнению, Земля, а по мнению автора "Матсья-пураны", - гора Меру. Однако он воображает, что вращение [Солнца] происходит вокруг горы [Меру], тогда как мы находимся с какой-либо ее стороны. Следовательно, расстояния между нами и Солнцем бывают различными. Последующие слова свидетельствуют о том, что это действительно так и есть. Но Солнце бывает ночью скрыто вовсе не из-за его [большой] удаленности.
Что касается упомянутых чисел [в "Матсья-пуране"], то я думаю, что они искажены и запутаны, и нам до них нет дела. Однако он представил дело так, что путь Солнца на севере втрое длиннее его пути на юге, и счел это за причину долготы и краткости дня. Но [в действительности] сумма дня и ночи всегда одинакова, а день и ночь на севере и на юге обратно пропорциональны, поэтому следует полагать, что сказанное им относится к широте, где летний день сорок пять гхатик, а зимний день - пятнадцать.
Вместе с тем, для более быстрого движения Солнца на севере нужно указать причину. Параллели различных мест на севере укорачиваются из-за их близости к полюсу, а на юге удлиняются из-за их близости к экватору. Но если Солнце на меньшем расстоянии движется быстрее, то время, за которое оно его проходит, будет меньше времени, за которое оно проходит большее расстояние, к тому же двигаясь медленнее. В действительности же все происходит наоборот.
Далее, его слова "когда Солнце вращается над Пушкара двипой" имеют в виду параллель зимнего солнцестояния. Долготу дня на этой параллели он представил большей, чем на любой другой, будь то [параллель] летнего солнцестояния или иная. Все его изложение в целом невразумительно.
Подобное этому говорится в "Ваю-пуране": "День на юге - двенадцать мухурт, на севере - восемнадцать; между севером и югом Солнце склоняется на 17 221 йоджану за 183 дня, следовательно, за один день - на 94 [и девятнадцать сто восемьдесят третьих] йоджаны".
[Одна] мухурта - это четыре пятых часа. Высказанное [в "Ваю-пуране"] правило относится к широте, самый длинный день которой будет четырнадцать и два пятых часа.
Что же касается упомянутого автором "Ваю-пураны" числа йоджан, то оно, по всей видимости, является долей двойного склонения [небесной] сферы. Согласно представлениям индийцев, склонение равно двадцати четырем градусам; в таком случае йоджан всей [небесной] сферы будет 129 157 с половиной. Дни, за которые Солнце пересекает двойное склонение, составляют половину солнечного года, если не принимать во внимание дробные части дней, составляющие приблизительно пять восьмых дня.
В "Ваю-пуране" [говорится], что "Солнце на севере днем движется медленно, ночью - быстро, а на юге - наоборот. Поэтому на севере день бывает долгим и [даже] достигает восемнадцати мухурт".
Это говорил человек, который не имеет ни малейшего представления о движении [Солнца] на восток и не знает способа измерения дуги дня при помощи наблюдения.
В книге "Вишну-дхарма" [говорится]: "Орбита Большой Медведицы находится ниже полюса; ниже ее - орбита Сатурна, затем Юпитера, далее - Марса, Солнца, Венеры, Меркурия и Луны. Они вращаются по направлению к востоку подобно жернову, при этом у каждого светила особое равномерное движение: одни из них движутся быстро, другие - медленно. Жизнь и смерть на них повторялись в древности тысячи раз".
Если кто-либо захочет применить к этому высказыванию методы обнаружения истины, оно окажется путаным. Ибо если мы от предположения о том, что Большая Медведица [находится] ниже полюса, придем к тому, что место полюса есть [абсолютная] вышина, то Большая Медведица находится ниже зенита обитателей Меру. В этом он прав, но далее он ошибается относительно планет. [Слово] "низ" он употребляет в смысле большего или меньшего расстояния от Земли.
В этом случае его высказывание [о расстояниях от Земли до планет] будет правильным, только если допустить, что отклонение Сатурна от экватора дня больше, чем у любой другой планеты, а далее [по величине отклонения следуют] Юпитер и остальные планеты и при этом величина их отклонения остается постоянной. Но в действительности это не так.
Если мы возьмем в целом все высказывания [автора "Вишну-дхармы"], то он прав в том, что неподвижные звезды [находятся] выше планет, но [он не прав, поскольку] полюс не выше неподвижных звезд.
Жерновообразный круг [светил получается] благодаря первому движению по направлению к западу, а не благодаря второму движению, на которое указывает автор "Вишну-дхармы". По его представлению, светила - это души людей, которые достигли возвышения за свои заслуги и пришли к нему после окончания срока [земной жизни], ~ думаю, что он употребил выражение "тысячи раз" по одной из двух причин: либо желая сказать о бытии и переходе из потенциального в действенное состояние; либо желая сказать, что среди душ есть такие, которые обрели спасение, и такие, которые обретут спасение. Следовательно, их число может уменьшаться, а все, что приемлет уменьшение, - конечно.

ГЛАВА XXVIII - ОБ ОПРЕДЕЛЕНИИ ДЕСЯТИ НАПРАВЛЕНИЙ

Протяженность тел в пространстве бывает в трех направлениях: во-первых, в длину, во-вторых, в ширину, в-третьих, в глубину или высоту.
Реальная, а не воображаемая протяженность конечна, поэтому линии, изображающие эти три направления, [также] конечны, имеют шесть концов, то есть сторон. Если вообразить, что в их центре - я имею в виду точку их пересечения - находится животное, обратившееся лицом в одну из сторон, то для него эти стороны будут впереди, сзади, справа, слева, сверху и снизу.
Если же применить эти стороны к мирозданию, они получат иные наименования. Поскольку восход и заход бывают на горизонте и первое движение обнаруживается благодаря ему же, то предпочтительнее всего и стороны определять по горизонту. Четыре стороны, а именно восток, запад, север и юг, общеизвестны, а стороны, лежащие между каждыми двумя из них, менее известны. Вместе с ними сторон становится восемь, а если прибавить к ним еще верх и низ, объяснением которых мы и заниматься не станем, [их становится] десять.
Греки определяли их по восходу и заходу знаков зодиака, связывали их с ветрами, и число их получалось шестнадцать.
Подобным же образом арабы связывали четыре стороны с местами, откуда дуют ветры. Ветер, который дул между двумя из них, [они называли] вообще накба', а в исключительных случаях они называли их особыми именами.
Индийцы же при определении и назывании сторон не приняли во внимание дуновения ветров. Они лишь сначала дали названия четырем странам света, а потом добавили к ним названия промежуточных направлений между каждыми двумя из них. Таким образом, у них получилось восемь горизонтальных направлений, как они изображены в следующей схеме:

Еще осталось два направления двух полюсов горизонтальной плоскости] - вверх и вниз; верх называется упари и низ называется адхас, а также тала.
Эти направления и те, что имеются у других народов, установлены по общему согласию. Поскольку горизонт можно разделить бесконечным количеством окружностей, то и направления от его центра неисчислимы. Два конца любого диаметра можно принять за [направления] вперед и назад или наоборот, поэтому два конца диаметра, перпендикулярного к данному диаметру [и лежащего на той же плоскости], будут [направлениями] вправо и влево.
Поскольку индийцы не могут упомянуть о каком-либо продукте мысли или воображения без того, чтобы подставить вместо него какое-нибудь чувственно воспринимаемое лицо, поспешно женить его, поторопиться свадьбу справить, родителем его сделать и дать ему потомство, то в книге "Вишну-дхарма" говорится, что Атри, звезда, которая примыкает к созвездию Большой Медведицы, женился на странах света, представленных как одно лицо, хотя их и насчитывается восемь, и от них у него родилась Луна.
Другой [автор] говорит, что Дакша, он же Праджапати, женил Дхарму, то есть воздаяние, на своих десяти дочерях, то есть направлениях. Среди них была одна по имени Васу, которая родила ему много детей, называвшихся Васун. Одним из них была Луна.
Конечно, наши единоверцы будут смеяться над тем, что Луна "родилась". Но я могу им еще подкинуть такого рода товару. Индийцы рассказывают, что Солнце, сын Кашьяпы и своей матери Адитьи, родилось в шестой манвантаре на лунной станции Вишакха; Луна, сын Дхармы, родился на лунной станции Криттика; Марс, сын Праджапати, родился на лунной станции Пурвашадха; Меркурий, сын Луны, родился на лунной станции Дхаништха; Юпитер, сын Ангираса, родился на лунной станции Пурвапхалгуни; Венера, дочь Бхригу, родилась на лунной станции Пушья; Сатурн, сын Солнца, родился на лунной станции Ревати; "Хвостатый" [зу-з-занаб], сын Ямы - ангела смерти, родился на лунной станции Ашлеша и "Голова" родилась на лунной станции Ревати.
Индийцы, согласно своим обычаям, восьми горизонтальным направлениям [странам света] придали владык, которых мы поместили в следующей таблице:

Для гадания об исходе азартной игры, индийцы пользуются изображением из восьми направлений [стран света], которое они называют рахучакра, то есть "изображение Головы". Вот оно:

Пользуются изображением так.
Ты узнаешь владыку того дня, о котором идет речь, и место владыки на этом изображении. Затем ты определяешь ту из восьми долей дня, в которой ты тогда очутился, и отсчитываешь восьмые доли ша линиях, начинающихся с владык дней, в непрерывной последовательности от востока к югу, потом к западу. Так ты доходишь до владыки нужной восьмой доли дня. Например, если нам нужно [найти] владыку пятой из восьми долей, приходящейся на четверг, когда владыкой дня является Юпитер на юге, а черта, начинающаяся от юга, оканчивается на северо-западе, то владыкой первой из восьми долей дет Юпитер, второй - Сатурн, третьей - Солнце, четвертой - на, пятой - Меркурий на севере. В таком порядке восьмые доли продолжаются до конца дня, потом вступают в следующую ночь и так непрерывно до завершения суток. А когда ты узнал направление той из восьми долей дня, в которой ты очутился, то знай, что индийцы связывают его с "Головой". Садясь играть, ты сделай так, чтобы это направление оказалось у тебя за спиной. Тогда ты выиграешь, согласно их утверждению. Однако тебе не следует презирать человека, который на основании такого гадания выбирает из множества конов один для ставки; достаточно с тебя того, что ответственность за игру в кости ты возложишь на нет самого.

ГЛАВА XXIX - ОБ ОПРЕДЕЛЕНИИ ЗАСЕЛЕННОЙ ЧАСТИ ЗЕМЛИ СОГЛАСНО ПРЕДСТАВЛЕНИЮ ИНДИЙЦЕВ

В книге риши Бхуванакоши [говорится], что обитаемая земля [простирается] от Химаванта к югу и называется Бхаратаварша; названа она так по имени человека, прозывавшегося Бхарата, который правил индийцами и снабжал их пищей. Жители этой обитаемой части земли - это те, кому, в отличие от всех других, предназначены вознаграждения и кара. Она делится на девять частей, называемых Навакханда-пратхама, то есть "девять первоначальных отрезков". Между каждыми двумя из этих отрезков находятся моря, через которые они переправляются из одной части в другую. Ширина обитаемой части земли с севера к югу - тысяча йоджан.
Указание Бхуванакоши на Химавант имеет здесь в виду горы, находящиеся на севере возле границы, далее которой из-за холода прекращается обитаемый мир. Таким образом, обитаемый мир должен располагаться южнее этих гор.
Его указание на то, что на жителей обитаемой земли возложена обязанность [заслужить вознаграждение или кару], свидетельствует о том, что другие [люди] свободны от этой обязанности. А свобода от такой обязанности может быть лишь [двоякой]: либо они должны возвыситься от человеческого состояния до степени ангелов, которые, вследствие простоты [составляющих] их элементов и чистоты их природы, не проявляют ослушания повелению (бога] и не отвращаются от молитвы; либо они должны опуститься от человеческого состояния до степени неразумных скотов. Следовательно, вне обитаемой земли нет ни единого человеческого существа.
Бхаратаварша это не только страна индийцев - хотя они убеждены в том, что она и есть [весь] мир и что индийцы единственные люди [на свете], - так как землю индийцев не разрезает море, отделяющее один отрезок [т. е. кханду] от другого, и эти отрезки не отождествляются с двипами, ибо автор ясно говорит, что через те моря переправляются с одного берега на другой. Из его слов следует, что все обитатели земли и индийцы обязаны соблюдать один религиозный закон.
Это деление [на девять кханд] названо пратхама, то есть "первое", потому что они Индию в отдельности также делят подобным же образом. Следовательно, деление [всей] обитаемой земли будет первым, а деление Индии - вторым; индийские астрономы каждую страну делят также [на девять частей] - это будет уже третье деление. Последнее они производят, когда ищут в любой стране счастливые и несчастливые места.
В "Ваю-пуране" есть подобное изложенному нами, а именно там говорится: "Середина Джамбу-двипы называется Бхаратаварша, что значит "те, что чистосердечно повинуются богу и добывают себе пропитание". У них бывает четыре юги и для них обязательны вознаграждения и кары. Химавант находится к северу от Джамбу-двипы, которая разделена на девять частей; между ними находятся моря, через которые можно переправиться. Ее длина - девять тысяч йоджан, ее ширина - тысяча йоджан; поскольку она называется также Самнара [?], тот, кто владеет ею целиком, называется по ней Самнара [?]. Изображение девяти ее частей следующее".

Затем он начинает описывать горы, находящиеся в среднем между востоком и севером отрезке [то есть кханде], и реки, вытекающие из них, но далее этого описания он не идет. Этим он внушает мысль, что этот отрезок [кханда] и есть [весь] обитаемый мир. Но он противоречит сам себе, высказываясь в другом месте, что Джамбу-двипа является центральной среди Навакханда-пратхама, что остальные расположены в восьми направлениях [от нее] и что на них есть ангелы, люди, животные и растения. Похоже на то, что здесь он имеет в виду двипы.
Если ширина обитаемой земли тысяча йоджан, ее длина должна быть приблизительно около двух тысяч восьмисот йоджан.
Затем автор "Ваю-пураны" перечисляет города и страны, расположенные во всех направлениях. Мы их перечислим в таблицах вместе с данными других источников, ибо так будет легче всего их изложить.
Мы уже говорили выше о том, что тот отрезок [Бхаратаварши], в котором помещается обитаемая земля, может быть уподоблен черепахе по следующим причинам, [во-первых], все ее края округлы, [во-вторых], она выступает из воды и ее окружает вода, [в-третьих], ее поверхность имеет шарообразную выпуклость. Но это [уподобление] возможно еще и по той причине, что индийские астрономы делят страны света на лунные станции. Поэтому и страны делятся также по лунным станциям и изображение такого деления напоминает черепаху. Потому оно и называется "Курма-чакра", то есть "круг черепахи" или "изображение черепахи". Вот каково это изображение в книге "Самхита" Варахамихиры.

Варахамихира называет каждую часть нава-кханда варгой. Он говорит "Ими [варгами] Бхаратаварша, то есть половина мира, делится на девять частей, первая из которых - центр, затем - восток". Затем он переходит к югу и так огибает весь горизонт На то, что он подразумевает [под Бхаратаваршой] только одну Индию, указывают его слова о том, что у каждой варги есть область, царь которой будет убит, когда на нее обрушатся бедствия.
Так, у первой, или центральной, варги - Панчала,
у второй - Магадха,
у третьей - Калинга,
у четвертой - Аванти, а это Уджайн,
у пятой - Ананта,
у шестой - Синдху и Саувира,
у седьмой - Харахаура,
у восьмой - Мадура,
у девятой - Кулинда.
Все эти области - части [самой] Индии, а не какой-либо другой страны.
Что же касается названий стран, то большинство из них отличается от тех, под которыми они известны теперь. Утпала из Кашмира составил комментарии на книгу "Самхита", в которой он говорит по этому поводу "Названия стран меняются, в особенности в югах. Так, [например], Мултан некогда назывался Кашьяпапура, затем назывался Хамсапура, затем - Багапура, затем - Саммбхапура и затем - Муластхана, то есть "коренное место", ибо мула значит "корень", а тана значит "место".
Юга связана с длительным периодом времени, а названия изменяются быстро, когда какой-либо местностью овладевают иноплеменники с чуждым языком. Их органы речи часто коверкают названия, и в таком виде они переносят их в свой язык, как это в обычае греков. Они берут [первоначальное] значение, но названия претерпевают изменения. Разве ты не видишь, что "Шаш" взято из названия этого города на тюркском языке, а именно Таш-канд, то есть "Каменное селение"; и точно так же в книге "Джаографийа" он называется "Каменной башней". Названия претерпевают подобные изменения, когда их значения переводят на другой язык или когда их передают [на другом языке] через удобопроизносимые звуки, как это делают арабы при передаче [чужих] названий на арабском языке. Названия при этом искажаются, например, Пушанг они пишут в своих книгах [в форме] Фусандж, а Сакилканд они пишут в своих налоговых книгах [дававин] как Фарфаза. Но еще более непостижимое и необычное дело, когда мы обнаруживаем, что один и тот же язык у одного и того же народа претерпевает изменения и в результате в нем появляются странные вещи, которые способен понять лишь редкий человек. Такие изменения происходят за незначительное количество лет, когда не появляется ничего такого, что с необходимостью побуждало бы народ к ним. Между тем индийцы намеренно умножают число названий и употребляют при этом различные искусственно образованные формы, и они гордятся этим.
Что касается упоминаемых в "Ваю пуране" названий стран, то они [распределены] только по четырем странам света, а те, что упоминаются в "Самхите", [распределены] по восьми странам света. Ко всем им применимо сказанное выше [о том, что они ныне неупотребительны] Мы их даем в следующих таблицах
Страны срединного царства и их области согласно "Ваю-Пуране":
Куру,
Панчала,
Салва;
Джангала;
Шурасена;
Бхадракара [?]
Бодха;
Патхешвара;
Ватса;
Кисадья;
Кулья; Кунтала;
Каши;
Кошала;
Артхаяшава [?],
Пумлныга [!];
Машака [!];
Врика.
Страны на востоке:
Андхра;
Бака;
Мудракарака [?];
Пратрагира [?];
Вахиргира;
Пратханга [?];
Вангея;
Малава [!];
Малавартика;
Прагджьотиша;
Мунда;
Абика [?];
Тамралиптика;
Мала;
Магадха;
Говинда [Гонанда ?].
Страны на юге:
Пандья;
Керала;
Чаулья;
Кулья;
Сетука;
Мушика;
Румана [?];
Ванавасика;
Махараштра;
Махиша;
Калинга;
Абхира;
Ишика;
Атавья;
Шавара [?];
Пулинда;
Виндхьямули;
Вайдарбха;
Дандака;
Мулика [!];
Асмака;
Найтика [!];
Бхогавардхана;
Кунтала;
Андхра;
Удбхира;
Налака;
Алика;
Дакшиыатья;
Вайдеша;
Сурпакарака;
Колавана;
Дурга;
Тиллита [?];
Пулея;
Крала [!];
Рупака;
Тамаса;
Тарупана [?];
Караскара;
Насикья;
Уттаранармада;
Бханукаччхра [?];
Махая;
Сарасвата [?];
Каччхия;
Сураштра;
Анартта;
Худвуда [?].
Страны на западе:
Малада [?];
Каруша;
Мекала;
Уткала;
Уттамарна;
Башарна [?];
Бходжа;
Кишкинда;
Косала;
Трайпура;
Вайдика;
Тхарпура [?];
Тумбура;
Шаттумана [?];
Падха;
Карнаправарана [!];
Хуна;
Дарва;
Хухака [!];
Тригартта;
Малава;
Кирата;
Тамара.
Страны на севере:
Вахлика [!];
Вадха;
Вана [?];
Абхира;
Калатояка;
Апаранта [?];
Пахлава;
Чармакхадика;
Гандхара;
Явана;
Синдху;
Саувира, то есть Мултан и Джахравар;
Мадхра [?];
Шака;
Дрихала [?];
Литта [Кулинда];
Малла [?];
Кодара [?];
Атрея;
Бхарадва;
Джангала;
Дасерука [!];
Лампака;
Талакуна [?];
Сулика;
Джагара.
Названия стран для изображения черепахи по книге "Самхита" Вара-хамихиры.
[1] Названия стран и областей в срединном царстве:
Бхадра;
Ари;
Меда;
Мандавья;
Салвани;
Поджжихана,
Мару;
Ватса;
Гхоша;
Долина Ямуны;
Сарасвата;
Матсья;
Матхура;
Копа;
Джьотиша;
Дхармаранья;
Шурасена;
Гаурагрива;
Уддехика близ Базаны;
Панду;
Гуда, Танешар;
Ашваттха;
Панчала;
Сакета;
Канка;
Куру - это Танешар;
Калкоти;
Кукура;
Париятра;
Аудумбара;
Капиштхала;
Гаджа.
[2] Названия стран на востоке по "Самхите":
Анджана;
Вришабадхваджа;
Падма-Тулья;
Вьягхрамукха, то есть люди с лицами, подобными морде тигра;
Сухма;
Карвата;
Чандрапура;
Шурпакарна, то есть люди с ушами, похожими на решето;
Кхаша;
Магадха;
Гора Шибира;
Митхила;
Саматата;
Одра;
Ашвавадана, то есть люди с лицами, похожими на лошадиную морду;
Дантура, то есть люди с длинными зубами;
Прагджьотиша;
Лохитья;
Крира Самудра, то есть молочное море;
Пурушада;
Удаягири, то есть гора восхода солнца;
Бхадра;
Гаурака;
Паундра;
Уткала;
Каши;
Мекала;
Амбаштха;
Икапада, то есть одноногие люди;
Тамралиптика;
Каусалака;
Вардхамана.
[3] Названия стран в агнее [на юго-востоке] по "Самхите":
Косала;
Калинга;
Ванга;
Упаванга;
Джатхара;
Анга;
Садлика;
Бидарбха;
Ватса;
Андхра;
Чолика [?];
Урдхвакарна, то есть люди с торчащими кверху ушами;
Вриша;
Наликера;
Чармадвипа;
Гора Виндхья;
Трипури;
Шмашрудхара;
Хемакутья;
Вьялагрива, то есть люди со змееподобной грудью;
Махагрива, то есть люди с широкой грудью;
Кишкиндха - страна обезьян;
Кандакастхала;
Нишада,
Раштра;
Дашарна,
Пурика,
Нагнапарна;
Шавара.
[4] Названия стран на юге по "Самхите":
Ланка, то есть Купол Земли;
Каладжина;
Сайрикирна [?];
Таликата;
Гирнагара;
Малайя;
Дардура;
Махендра;
Малиндья;
Бхарукаччха;
Канката;
Танкана;
Ванаваши на берегу моря;
Шибика;
Пханикара;
Конкана близ моря;
Абхира;
Акара;
Вена - это река;
Аванти, то есть город Уджайн;
Дашапура;
Гонарда;
Кералака;
Карната;
Махатави;
Чикракута;
Насикья;
Коллагири;
Чола;
Краунчадвипа;
Джатадхара,
Кауверья;
Ришьямука;
Вандурья;
Шанкха;
Мукта;
Атри;
Варичара;
Джармапагтана;
Двипа;
Ганараджья;
Кришнавайдурья;
Шибика;
Шурьядри;
Кушуманага;
Тумбавана;
Карманаяка;
Ямьодадхи;
Тапасашрама;
Ришика;
Канчи;
Маручипаттана;
Диварша [!];
Симхала;
Ришабха;
Баладевапаттана;
Дандакавана;
Тимингилашана [?],
Бхадра;
Каччха;
Кунджарадари;
Тамрапарна.
[5] Названия стран в найррите [на юго-западе] по "Самхите":
Камбоджа;
Синдху;
Саувира, то есть Мултан и Джахравар;
Вадавамукха;
Араватбаштха;
Калила;
Парашава, то есть персы;
Шудра;
Барбара;
Кирата;
Кханда;
Кравья;
Абхира;
Чанчука;
Хемагири;
Синдху;
Калака;
Райватака;
Сураштра;
Бадара;
Драмида;
Махарнава;
Наримукха, то есть люди с женоподобными лицами, а это - тюрки;
Анарта;
Пхенагири;
Явана, это - греки;
Марака;
Карнаправана.
[6] Названия стран на западе по "Самхите":
Маниман;
Мегхаван;
Ванаугха;
Астагири, то есть место захода солнца;
Апарантака;
Шантика;
Хайхая;
Прашастадри;
Воккана;
Панчанада, то есть место слияния пяти рек (пятиречье);
Матхара;
Парата;
Гаракрути [?];
Джринга;
Вайшья;
Канака;
Шака;
Млеччха, это - арабы.
[7] Названия стран в ваяве [на северо-западе] по "Самхите":
Мандавья;
Тукхара;
Талахала;
Мадра;
Ашмака;
Тулукалахада;
Стрираджья, то есть женщины, среди которых ни один мужчина не остается [жить] больше полугода;
Нрисимхавана, то есть люди с лицами, похожими на львиную морду;
Кхастха, то есть люди, которые рождаются от деревьев, будучи связаны с ними через пуповину;
Вснумати [?], то есть Термез;
Пхалгулу;
Гуруха;
Марукучча;
Чармаранга, то есть люди с [разно]цветной кожей;
Икавилочана, то есть одноглазые люди;
Сулика;
Диргхагрива, то есть люди с длинной грудью, под которой подразумевается шея;
Диргхамукха, то есть люди с длинными лицами;
Диргхакеша, то есть длинноволосые люди.
[8] Названия стран на севере по "Самхите":
Кайласа;
Химавант;
Васумант;
Гири;
Дханушман [!], то есть обладатели луков;
Краунча;
Меру;
Курава;
Уттаракурава;
Кшудрамина;
Кайкая;
Васати;
Ямуна, то есть разновидность греков;
Бхогапрастха;
Аржунаяна;
Агнитья;
Ардарша;
Антардвипа;
Тригарта;
Тураганана, то есть люди с лицами, похожими на лошадиные морды;
Швамукха, то есть люди с лицами, похожими на собачьи морды,
Кешадхара;
Чапитанасика, то есть плосконосые;
Дасера;
Каватадхана;
Шарадхана;
Такшашила, то есть Марикала;
Пушкалавати, то есть Пукала;
Кайлавата;
Кантхадхана;
Амбара;
Мадрака;
Малава;
Паурава;
Каччхара;
Данда;
Пингалака;
Манахала;
Хуна;
Кохала;
Шатака;
Мандавья;
Бхутапура;
Гандхара;
Яшовати;
Хематала;
Раджанья;
Кхаджара;
Яундхея;
Дасамея;
Шьямака;
Кшемадхурта [?].
[9] Названия стран в айшане [на северо-востоке] по "Самхите":
Меру;
Канаштхараджья;
Пашупала;
Кира;
Кашмира;
Абхи;
Шарада;
Тангана;
Кулута;
Сайриндха;
Раштра;
Брахмапура,
Дарва;
Дамара;
Ванараджья;
Кирата;
Чина;
Каунинда;
Бхалла;
Палола;
Джатасура;
Кунатха;
Кхаша;
Гхоша;
Кучика;
Икачарана, то есть одноногие люди;
Анувишва;
Суварнабхуми, то есть золотая земля
Арвасудхана;
Нандавиштха;
Паурава;
Чиранивасана;
Тринетра, то есть люди с тремя глазами;
Пунджадри;
Гандхарва.
Что касается индийских астрономов, то они ограничивают протяженность обитаемого мира Ланкой, [лежащей] в его центре на экваторе, тогда как Ямакоти [расположен] к востоку от нее, Ромака - к западу от нее и Сиддхапура - в диаметрально противоположном по отношению к Ланке месте [на экваторе]. Их данные о восходе и заходе [небесных тел] в обитаемом мире указывают на то, что расстояние между Ямакоти и ар-Румом - это половина круга. Похоже на то, что они причисляют страны ал-Магриба к ар-Руму вследствие того, что эти две страны расположены на противоположных берегах [Средиземного] моря. Иначе - ведь страны ар-Рума находятся на значительных широтах и углубляются к северу и даже ни одна их часть не имеет малой широты, не говоря уже о том, чтобы находиться на экваторе, как утверждают они.
Мы отвлечемся теперь от речи о Ланке. Ямакоти, как упоминают Йа'куб и ал-Фазари, находится на таком месте, где в море есть город, называемый Тара. Но я не нашел ни малейшего следа этого названия в книгах индийцев. Поскольку коти значит "замок" и Яма - это ангел смерти, то это слово навевает мысль о Кангдизе, о котором персы рассказывают, будто Кейкаус или Джам построил его на самом отдаленном востоке за морем; Кейхусрау переправился через море в Кангдиз, идя по следам тюрка Афрасияба, и он же отправился именно туда, когда вел отшельнический образ жизни и покинул свое царство. [Кангдиз приходит мне на ум] потому, что в персидском языке диз значит "замок", и Абу Ма'шар ал-Балхи составил свой зидж, опираясь на Кангдиз как на исходный пункт [с нулевым меридианом].
Что касается Сиддхапуры, то я не знаю, откуда индийцы его взяли, хотя ведь они не расходятся с нами [в представлении] о том, что позади обитаемой половины круга есть [только] моря, по которым невозможно плавать.
Относительно того, как индийцы определяют широту, у меня нет никаких сведений от них. Высказывание о том, что долгота обитаемой земли - это половина круга, относится к числу широко распространенных среди астрономов мнений. Расхождение [между западными и индийскими астрономами] существует лишь относительно начала долготы [обитаемого мира]. Мнение индийцев, если его принять во внимание, насколько нам известно, [состоит в том, что] начало долготы - это город Уджайн, который они помещают в одной четверти от восточного предела, а границу окончания второй четверти [они помещают] западе, немного не доходя до предела обитаемой земли, как мы скажем об этом [в главе] о разности двух долгот. Мнение западных [астрономов] двояко. Одно [состоит в том, что] начало долготы берется от берега [Атлантического] океана и конец той четверти приходится где-то около Балха. Поскольку в этом мнении соединены несовместимые вещи, то Шапуркан и Уджайн оказались помещенными на одном меридиане. Вот куда зашли! Ведь это же не соответствует действительности. Согласно другому мнению, начало долготы берется от Островов Счастливых и конец четверти [обитаемого мира] помещается где-то около Джурджана и Нишапура. Обе эти теории сильно отличаются от теории индийцев. Вопрос этот будет освещен немного дальше,
Если Аллах достаточно продлит мой жизненный срок, долготе Нишапура я посвящу особый трактат с [обстоятельным] исследованием на эту тему.

ГЛАВА XXX, В КОТОРОЙ РАССКАЗЫВАЕТСЯ О ЛАНКЕ, ИЗВЕСТНОЙ КАК "КУПОЛ ЗЕМЛИ"

Середина обитаемой земли в своем [долготном] протяжении по экватору известна у астрономов как "Купол Земли", а большая окружность, проходящая через зенит полюса и "Купол Земли", называется "меридианом Купола". Какова бы ни была естественная форма Земли, ни одно место на ней не может иметь преимущественного перед остальными местами права называться "куполом"; разве что иносказательно можно так назвать место, от которого пределы обитаемого мира на востоке и на западе равноудалены, подобно тому, как пологи палатки равноудалены от ее верхушки или купола. Однако индийцы для этого термина не употребляют такого слова, которое на нашем языке обязательно надо передавать через "купол". Они только утверждают, что Ланка находится между двумя пределами обитаемого мира и не имеет долготы. Именно там укрепился демон Равана, когда он похитил жену Рамы, сына Дашаратхи. Его крепость с запутанным ходом, ведущим к ней, называется

[?], а в наших странах она называется Явана-коти и часто ее связывают с ар-Румом. Я имею в виду крепость с таким планом [см. рисунок].

Рама переправился к нему через море, запрудив его горой на сто йоджан у места, называемого Сетубандха, то есть "морской мост", восточнее Сарандиба, и вступил в сражение с ним. Рама убил Равану, и его брат убил брата Раваны, как это описывается в истории Рамы и Рамаяны. Затем он разрушил запруду в девяти местах выстрелами из лука.
Индийцы утверждают, что Ланка - это замок демонов, и что он возвышается от поверхности земли на тридцать йоджан, что составляет восемьдесят фарсахов. Длина Ланки с востока на запад - сто йоджан, а ее ширина с севера на юг равна ее высоте.
Из-за Ланки и острова Вадавамукхи индийцы считают южное направление приносящим зло. Ни одного доброго дела они не совершают, обратившись к югу, и не делают ни одного шага по направлению к югу. Они отводят югу только недобрые дела.
На прямой линии, проведенной от Ланки до Меру, на которой основаны астрономические расчеты [как на нулевом меридиане], расположены город Уджайн в пределах Малавы и крепость Рохитака близ пределов Мултана, которая ныне в запустении; эта линия проходит через Курукшетру, а это - равнина Танешара в центре их страны; через реку Ямуна, на которой расположен город Матхура, и через горы Химавант, покрытые вечными снегами, в которых берут начало их реки. Позади их - гора Меру.
Город Уджайн, который упоминается в таблицах [долгот] стран как Узайн, расположенный на море, в действительности удален от моря приблизительно на сто йоджан. Некоторые из наших астрономов, не умеющих различать, полагали, что Уджайн находится на меридиане аш-Шабуркана в области Джузджан, но на самом деле он расположен восточнее этой области на много времен, [т. е. градусов] экватора дня. Путаница относительно местоположения Уджайна имеется у тех, кто смешивает различные мнения о начале отсчитывания долгот в обоих направлениях, на восток и на запад, и не способен найти правильного пути к их различению.
Из тех, кто изъездил море вокруг места, указываемого как местоположение крепости Ланка, и путешествовал в этом направлении, ни один не доставил нам известий, которые бы совпадали с преданиями индийцев или были бы похожи на них так, чтобы благодаря устным сообщениям ее существование сделалось более вероятным. Напротив, название Ланка наводит меня на иную мысль, а именно, что гвоздика называется лаванг по той причине, что доставляется она из страны, называемой Ланга. Свидетельства мореплавателей единогласно сходятся на том, что корабли снаряжаются в эту страну, а затем груженные на них старые магрибинские динары и товары, такие как индийские полосатые ткани, соль и прочие обычные предметы торговли, доставляются на берег на лодках и складываются там на кожаных подстилках, на которых написаны имена владельцев кораблей. Затем [торговцы] удаляются от этих товаров к кораблям. На следующий день они находят на кожаных подстилках гвоздику в обмен [на свои товары], при этом гвоздики бывает много или мало в зависимости от того, имеют ли ее местные жители в изобилии или в незначительном количестве. По мнению одних, эта торговая сделка совершается с джиннами, а по мнению других - с дикими людьми.
Индийцы, проживающие вблизи тех областей, верят, что оспа - это ветер, дующий с острова Ланка к континенту, чтобы похитить души. Рассказывают, что среди них есть такие люди, которые заранее предостерегают других о приближении этого ветра и предугадывают время, когда он достигнет той или иной местности. А когда оспа обнаружится, они узнают по некоторым ее признакам, безопасна она или губительна. Против губительной оспы они применяют средства, чтобы она разрушила только один орган тела, а не убивала. Против оспы они применяют как лекарство гвоздику, которую пьют вместе с золотой пылью, а мужчины привязывают гвоздику, похожую на финиковые косточки, на шею. Благодаря этим мерам только один из десяти случаев оспы имеет смертельный исход.
В голову приходит мысль о том, что Ланка, про которую говорят индийцы, хотя и не соответствует их описаниям, [все же существует] в тех краях. Но добраться до нее невозможно, ибо, рассказывают, если какой-либо торговец остается [случайно] на этом острове, то потом от него не найти никаких следов. Это предположение подкрепляется тем, что в книге Рамы и Рамаяны говорится, что за известной страной Синд живет племя людоедов. Кроме того, мореплавателям хорошо известно, что жители острова Лангабалус одичали именно вследствие людоедства.