Я уже раньше перевел на арабский язык две книги: одну о началах и описании всех созданий, называемую "Санкхья", а другую об освобождении души от телесных уз, известную под названием "Патанджала". Эти две книги содержат большинство основных положений, на которых зиждется вера индийцев, но не частные религиозные правила. Я надеюсь, что эта книга заменит обе названные и все прочие книги подобного содержания и позволит охватить предмет со всех сторон, если на то будет воля Аллаха. Вот перечень глав книги. Порядковые номера и названия глав
Глава I, в которой излагаются и устанавливаются общие сведения об индийцах до начала нашего рассказа о них.
Глава II, в которой излагается вера индийцев в бога, - хвала ему!
Глава III, где рассказывается о вере индийцев относительно разумных и чувственных созданий.
Глава IV - о причине действия и связи души с материей.
Глава V - о состоянии душ и их странствии в мире посредством переселения из одного тела в другое.
Глава VI, рассказывающая об иных мирах и местах воздаяния в раю и аду.
Глава VII - о том, как происходит избавление от бренного мира, и описание пути, ведущего к этому.
Глава VIII - о различных видах созданий и их названиях.
Глава IX, рассказывающая о кастах, которые индийцы называют "цветами", и более низких кастах.
Глава X - об источнике религиозных и светских законов индийцев, о пророках и о возможности отмены отдельных законов.
Глава XI - о начале поклонения идолам и о том, каковы эти идолы.
Глава XII, где рассказывается о Ведах, пуранах и религиозной литературе индийцев.
Глава XIII, где рассказывается о книгах индийцев по грамматике и поэзии.
Глава XIV, где рассказывается об индийских книгах по другим отраслям знаний.
Глава XV, в которой излагаются сведения об индийской системе мер, чтобы облегчить понимание встречающихся в этой книге мер.
Глава XVI, в которой излагаются сведения об индийском письме, арифметике и тому подобных предметах и некоторых индийских обычаях, которые могут показаться диковинными.
Глава XVII, где рассказывается об их науках, которые простирают крылья над горизонтом невежества.
Глава XVIII, содержащая различные сведения об их стране, реках, море и некоторых расстояниях между их областями и границами.
Глава XIX - о названиях планет, знаков зодиака, лунных станций и тому подобном.
Глава XX, в которой рассказывается о Брахманде.
Глава XXI - о форме земли и неба согласно религиозным представлениям, которые восходят к устным известиям и преданиям.
Глава XXII, где рассказывается о полюсе и преданиях о нем.
Глава XXIII, где рассказывается о горе Меру согласно представлениям, коих придерживаются авторы пуран и другие.
Глава XXIV, в которой подробно рассказывается о семи двипах по пуранам.
Глава XXV, где рассказывается о реках Индии, их истоках и их течении через различные области.
Глава XXVI - о форме неба и земли по учению индийских астрономов.
Глава ХХVII - о первоначальных двух движениях по учению индийских астрологов и авторов пуран.
Глава XXVIII - об определении десяти стран света.
Глава XXIX - об определении населенной части земли согласно представлению индийцев.
Глава XXX, в которой рассказывается о Ланке, известной под названием "Купол Земли".
Глава XXXI - о разнице расстояний между областями, которую мы называем "разностью двух долгот".
Глава XXXII, где рассказывается о длительности и о времени вообще, о сотворении мира и его гибели.
Глава XXXIII - о различных видах суток и о дне и ночи.
Глава XXXIV - о делении суток на меньшие части.
Глава XXXV - о различных видах месяцев и годов.
Глава XXXVI - о четырех мерах времени, которые называются мана.
Глава XXXVII - о частях месяца и года.
Глава XXXVIII - о том, что составляется из суток, включая длительность жизни Брахмы.
Глава XXXIX - о том, что превосходит длительность жизни Брахмы.
Глава ХL, в которой рассказывается о сандхи, то есть промежутке, соединяющем два отрезка времени.
Глава ХLI - о разъяснении терминов кальпа и чатур-юга и об определении одного из них посредством другого.
Глава ХLIІ - о делении чатур-юги на юга и о противоречивых мнениях по этому вопросу.
Глава ХLIII - об особых чертах, присущих четырем югам, и рассказ обо всем, что ожидается в конце четвертой из них.
Глава ХLIV, в которой рассказывается о манвантарах.
Глава ХLV, рассказывающая о созвездии Большой Медведицы.
Глава ХLVІ - о Нараяне, его появлении в разные времена и о его именах.
Глава ХLVІІ, рассказывающая о Васудеве и войнах Бхаратов.
Глава ХLVІІІ - о разъяснении меры акшаухини.
Глава ХLIХ - общие сведения об эрах [индийцев].
Глава L - о том, сколько звездных циклов входит в каждую кальпу и каждую чатур-югу.
Глава LI - об объяснении терминов адхимаса, унаратра и ахаргана, выражающих различные периоды, составленные из дней.
Глава LII - об общем объяснении вычисления ахарган, то есть обращении годов и месяцев в дни и обратном действии по переводу дней в годы.
Глава LIII - об обращении годов [в месяцы] частными действиями, применяемыми для некоторых подразделений времени [в эрах].
Глава LІV - о вычислении среднего положения планет.
Глава LV - о порядке, расстояниях и размерах планет.
Глава LVІ - о лунных станциях.
Глава LVІІ - о солнечных восхождениях звезд и рассказ о жертвоприношениях и обрядах индийцев в это время.
Глава LVІІІ - о последовательной смене прилива и отлива в водах океана.
Глава LIХ, рассказывающая о солнечном и лунном затмениях.
Глава LХ, где рассказывается о парване.
Глава LХI - о хозяевах времени с точки зрения религиозного закона и астрономии и о других примыкающих к этому вопросах.
Глава LХII - о шестидесятилетней самватсаре, называемой также шаштьябда.
Глава LХІІІ - о том, что особо касается брахманов, и о том, что они должны делать в течение своей жизни.
Глава LХІV - об обычаях, которым следуют на протяжении своей жизни представители других, кроме брахманов, каст.
Глава LХV, рассказывающая о жертвоприношениях.
Глава LХVІ - о паломничестве и посещении почитаемых мест.
Глава LХVІІ -о милостыне и о том, что следует с имущества.
Глава LХVІІІ- о том, что дозволено и запрещено для употребления в пищу и питье.
Глава LХІХ - о браках, месячных, о состоянии зародышей и о родах.
Глава LХХ - о судебных тяжбах.
Глава LХХІ - о наказаниях и искуплениях.
Глава LХХII - о наследствах и правах умершего на наследство.
Глава LХХІІІ - о выполнении долга по отношению к телу умершего и правах живых на свои тела.
Глава LХХІV - о посте и его разновидностях.
Глава LХХV - об определении дней поста.
Глава LХХVІ - о праздниках и увеселениях.
Глава LХХVІІ - об особо почитаемых днях, о счастливых и несчастливых моментах для достижения [небесной] награды.
Глава LХХVІІІ, где рассказывается о каранах.
Глава LХХІХ, рассказывающая о йогах.
Глава LХХХ, в которой рассказывается об основах юдициарной астрологии индийцев и дается краткое изложение их вычислений.
Итого восемьдесят глав.
Прежде чем приступить к осуществлению поставленной нами цели, мы должны составить представление о тех обстоятельствах, которые сильно затрудняют ближайшее рассмотрение всего, что касается индийцев. Знание этих обстоятельств или облегчит нам дело или послужит нам извинением. Дело в том, что при разобщенности остается скрытым то, что при общении ясно обнаруживается; а разобщенность между нами и индийцами существует по ряду причин.
Одна из них заключается в том, что этот народ отличается от нас во всем, что народы могут иметь общего, и прежде всего в языке, хотя такое различие существует и между другими народами. Когда кто-нибудь стремится овладеть языком, чтобы устранить это препятствие, оказывается, что это не легко, так как он в сущности своей необычайно богат и обширен; он напоминает арабский язык тем, что одна и та же вещь имеет в нем несколько названий, как коренных, так и производных, и что для обозначения разнообразных предметов употребляется одно и то же слово. При употреблении такие слова требуют добавочных определений, так как иначе лишь тот может различить их значения, кто способен постичь расположение слов и уловить смысловую связь с предшествующим и последующим. Индийцы, подобно другим народам, гордятся такими качествами своего языка, тогда как в действительности это является недостатком в языке.
Далее, язык подразделяется на обиходный язык, употребительный только среди простонародья, и на оберегаемый чистый язык, к которому обращаются только достойные и искусные люди и который подчиняется разнообразным правилам словоизменения и этимологии и всем тонкостям синтаксиса и риторики.
Кроме того, некоторые согласные звуки, входящие в состав этого языка, не соответствуют звукам арабского или персидского языка
и никак на них не походят. Самый наш язык и язычок с трудом повинуются нам, чтобы образование звуков происходило в надлежащем месте, наше ухо едва способно воспринимать их, отличая от сходных и близких звуков, а наши руки не могут записать их согласно их произношению.
И потому бывает трудно фиксировать что-либо из языка индийцев посредством нашего письма, так как мы, чтобы быть точными, вынуждены ухищряться, изменяя наши [диакритические] точки и значки и передавая его [т. е. язык индийцев] согласно общеизвестным или [специально] выработанным правилам арабской транскрипции.
При всем этом [индийские] переписчики невнимательны к языку и мало заботятся о точности при переписывании и сличении копии с подлинником. Вследствие этого гибнет вдохновенный труд автора, его книга искажается уже при первом или повторном переписывании и текст ее предстает чем-то совершенно новым, в котором не могут разобраться ни знаток, ни посторонний, будь он индиец или мусульманин. Достаточно сказать для пояснения, что мы иногда записывали какое-либо слово непосредственно из уст индийцев, тщательно устанавливая его произношение, а потом, когда мы повторяли его им, они почти не узнавали его, разве что с трудом.
В языке индийцев, как и в языках других иноземцев, возможно сочетание двух или трех согласных без гласных; наши ученые называют их согласными, имеющими скрытую гласную. Поскольку большинство слов и имен в этом языке начинается такими согласными без гласных, произносить их нам бывает очень трудно.
Вместе с тем научные книги индийцев составлены в стихотворной форме, разнообразными размерами в их вкусе. Этим они стремятся сохранить книги в первоначальном состоянии, - предполагая, что они скоро будут испорчены добавлениями и пропусками, - чтобы облегчить их заучивание наизусть, так как они больше полагаются на заученное наизусть, чем на написанное. Известно также, что метрические сочинения не обходятся без элементов искусственности, которые нужны для выравнивания размера, выправления отклонений и восстановления неполноты, что приводит к вынужденному многословию. Это также одна из причин колебания значения слов при употреблении. Таким образом, стихотворная форма сочинений является одной из причин, затрудняющих изучение индийской литературы.
Другая из того же ряда причин заключается в том, что индийцы совершенно отличаются от нас по религии: мы ничего не признаем из того, во что веруют они, и они не признают ничего из того, во что веруем мы. Среди самих индийцев религиозные разногласия редко заходят дальше споров и словопрений, при этом они не станут упорст-
вовать, рискуя душой, телом или имуществом. В то же время они совершенно иначе относятся к тем, кто не принадлежит к их числу. Индийцы называют их млеччха, то есть "нечистые", и считают недозволенным ни вступать с ними в брачные или родственные отношения; ни сидеть, есть или пить в их обществе, полагая, что этим они оскверняют себя. Они считают нечистым все, что коснулось воды или огня иноземца, то есть тех двух вещей, вокруг которых вращается вся жизнь. К тому же нельзя и надеяться исправить это каким-нибудь способом, как все загрязнившееся очищается, переходя в состояние чистоты. Им не разрешается принимать никого, кто к ним не принадлежит, даже если он стремится в их среду или склоняется к их религии. Это также делает невозможной всякую связь и создает сильнейшую отчужденность.
Третья [причина нашей взаимной отчужденности состоит в том], что они настолько отличаются от нас по нравам и обычаям, что нашим именем, нашим одеянием и внешним видом они едва ли не пугают своих детей; все, что у нас есть, они считают идущим от дьявола, то есть противоположным тому, что должно быть. Впрочем, подобные предубеждения преобладают не только в наших взаимоотношениях с индийцами, но и между всеми народами в их отношениях друг к другу.
Я знал одного индийца, который мстил нам по такой причине: какой-то индийский царь погиб от руки своего врага, который двинулся против него из наших краев. От него остался младенец в утробе матери, который был затем объявлен царем под именем Сагара. Когда он достиг зрелого возраста, он спросил свою мать об отце; она ему рассказала его историю, от которой он возгорелся яростью. Он выступил из своей земли в страну врага и удовлетворял свою жажду мести к ее народам до тех пор, пока не устал от истребления и уничтожения. Затем он заставил оставшихся в живых носить наши одежды, чтобы этим унизить и опозорить их. Когда я услышал о его деянии, я был благодарен ему за то, что он не принудил нас уподобиться индийцам и принять их обычаи.
Еще одним обстоятельством, которое увеличило существующую отдаленность и отчужденность [между индийцами и другими народами], является то, что религиозная община, известная под названием аш-шаманийа, несмотря на свою сильную ненависть к брахманам, стоит ближе к индийцам, чем к кому бы то ни было. В древние времена в Хорасане, Фарсе, Ираке и Мосуле вплоть до границ Сирии придерживались буддийской религии до той поры, пока Заратуштра не выступил из Азербайджана и не стал проповедовать в Балхе маздеизм. Его учение понравилось Гуштаспу, и его сын Исфандийад стал
распространять это учение в странах Востока и Запада силой и мирным путем. Он воздвиг храмы огня от Китая до границ ар-Рума.
Последующие цари отдали этой религии исключительное господство в Иране и Ираке, а буддисты были вынуждены переселиться из них в страны восточнее Балха. В Индии до настоящего времени остается некоторое количество маздеистов, которых там называют мага. Вот откуда начинается отвращение индийцев к хорасанским краям.
Но затем пришел ислам, погибло государство персов и отчужденность индийцев еще больше увеличилась вследствие завоевательных походов мусульман в их страну, когда Мухаммад ибн ал-Касим ибн ал-Мунаббих вступил в землю Синда со стороны Сиджистана и, завоевав города Бахманва и Муластхана, назвал первый Мансура, а второй - Ма'мура, проник в глубь Индии до города Канауджа, попрал землю ал-Кандахара и на обратном пути - пределы Кашмира, то сражаясь, то заключая мирные договоры, оставляя народ при его старой вере, за исключением тех, кто добровольно соглашался обратиться [в новую религию]. Все это посеяло ненависть в их сердцах, хотя после Мухаммада ибн ал-Касима ибн ал-Мунаббиха ни один мусульманский завоеватель не прошел далее пределов Кабула и реки ас-Синда вплоть до дней владычества тюрков, когда они овладели Разной в эпоху Саманидов и власть перешла в руки Насир ад-дина Себуктегина. Последний избрал [своим деянием] войну [против неверных], и отсюда его прозвище. С целью ослабить пределы Индии он проложил для своих преемников те дороги, по которым более тридцати лет совершал походы Йамин ад-даула Махмуд, - да помилует Аллах их обоих [т. е. Себуктегина и Махмуда]! Пользуясь этими дорогами, Махмуд уничтожил процветание индийцев и совершил в их стране такие чудеса, из-за которых они [словно] превратились в развеянный прах и разнесшуюся молву. В результате их разлетевшиеся остатки продолжают очень сильно чуждаться и сторониться мусульман; более того, по причине всего этого их науки прекратили свое существование в завоеванной части страны и удалились туда, где их еще не может настигнуть чужая рука, - в Кашмир, Бенарес и другие подобные места. Вместе с тем разрыв между индийцами и всеми иноземцами в этих частях страны еще более упрочивается благодаря политическим и религиозным побуждениям.
Сверх того, есть еще причины, упоминание которых похоже на поношение индийцев. Эти причины глубоко коренятся в природе их нравов, но совершенно очевидны. Глупость есть такая болезнь, от которой нет лекарства: дело в том, что индийцы убеждены, что земля - это их земля, люди - это представители только их народа, цари - только их правители, религия - только их вера, наука - только та, что
у них имеется. Они кичливы, тщеславны и самодовольны, но невежественны. Им от природы свойственно скупиться своими знаниями и исключительно ревниво оберегать их от непричастных к наукам индийцев, а что уж и говорить о прочих, когда они даже не допускают существования других стран на земле, кроме их страны, других людей, кроме ее жителей, какого-либо знания или науки у какого-либо другого народа. Все это в такой степени, что если им сообщают о какой-нибудь науке или ученом в Хорасане и Фарсе, то сообщившего эту весть они считают за невежду и не верят ему по вышеуказанной слабости. Если бы они путешествовали и общались с другими народами, они непременно изменили бы свое мнение, так как их предки не пребывали в такой ограниченности. Варахамихира, один из их достойных ученых, писал, наставляя о необходимости почитать брахманов: "Греки, хотя и нечистые, должны быть почитаемы, так как они стали искусны в науках и превзошли в них других. Что же мы можем сказать о брахмане, который вдобавок к своей чистоте присоединил еще и высоту знания?" Индийцы всегда признавали, что достижения греков в науках превосходят то, что самим им удалось достигнуть в них. Достаточным доказательством может служить пример Варахамихиры, который так восхваляет самого себя и все же приветствует и других.
Вначале среди индийских астрономов я занимал положение ученика по отношению к учителю, так как в их среде я был иноземцем и был недостаточно знаком с их достижениями и методами. Когда я немного продвинулся в ознакомлении с ними, я стал объяснять им причинную связь, демонстрировать им некоторые логические доказательства и показывать им истинные методы математических наук, они стали стекаться ко мне во множестве, выражая удивление и стремясь получить от меня полезные знания. Они расспрашивали меня, у кого из индийских ученых я учился и перенял эти знания, а я им показывал, чего они по-настоящему стоят, и высокомерно ставил себя выше их. Они мне чуть ли не приписывали колдовство и, когда говорили обо мне высокопоставленным лицам на своем языке, называли меня не иначе как морем или водой, несравненно более кислой, чем уксус.
Итак, мы обрисовали общую обстановку [в Индии]. Пути подхода к изучаемой теме оказались очень трудными для меня, несмотря на мою сильную привязанность к ней, в чем я был совершенно одинок в мое время. Я не скупясь тратил по возможности все свои силы и средства на собирание индийских книг повсюду, где можно было предположить их нахождение, и на разыскание тех лиц, которые знали места, где они были укрыты. Кто еще, кроме меня, имел то, что досталось в удел мне? Разве что тот, кому Аллах даровал свою помощь в виде полной свободы действия, которой я был лишен; я же не имел
возможности и права приказывать и запрещать: это мне было недоступно, но я благодарю Аллаха за то, что он даровал в достаточной степени.
Я добавлю еще, что греки в эпоху язычества, до появления христианства, придерживались верований, подобных которым придерживаются индийцы: мировоззрение греческой знати было близко к мировоззрению индийской знати, а идолопоклонство простонародья в Греции схоже с идолопоклонством простонародья в Индии. Я сопоставляю воззрения обоих народов по причине их совпадения и взаимной близости, а не ради исправления [их], ибо все, что не является истиной, есть отступление от нее, и неверие [в любой форме] составляет одну религию, так как оно есть отклонение от истины. Однако у греков были в их стране философы, которые выработали для них высшие особые принципы, а не низкие и обыденные, так как знать способна следовать по пути исследования и умозрения, а чернь способна лишь на безрассудство и упорство, если ее избавить от страха и боязни. Это доказывает пример Сократа, который, в противоположность черни своего народа, не поклонялся идолам и отказался своими устами называть звезды божествами, и то, как одиннадцать из двенадцати судей Афин вынесли ему смертный приговор, и он умер, не отказавшись от истины.
У индийцев не было подобных ему людей, которые смогли бы придать наукам совершенный порядок. У них едва ли найдется для этого специальная [философская] спекуляция, разве что чрезвычайно неустойчивая и нестройная и в конечном виде перемешанная с выдумками толпы, то есть с преувеличениями в цифрах, с невероятно растянутыми периодами времени и разнообразными религиозными верованиями, находить противоречия в которых чернь считает кощунством. Поэтому среди индийцев безраздельно господствует традиция. По этой причине я скажу, насколько я знаю индийцев: я могу сравнить то, что содержится в их книгах по арифметике и другим математическим наукам, только с перламутром, смешанным с битыми черепками, или с жемчужинами вперемешку с навозом, или с кристаллами, перемешанными с камешками. Обе части для них имеют равную ценность, поскольку у них нет примера восхождения к вершинам логического познания.
В большей части своего изложения со слов индийцев я буду рассказчиком, но не критиком, разве что для этого будет явная необходимость. Названия и термины на их языке, упоминание которых неизбежно, я упомяну один раз там, где необходимо дать определение. Если это слово является исконным, которое можно передать соответствующим арабским понятием, я не склонялся ни к чему другому.
Там, где индийское слово удобнее для употребления, мы употребляли его, дав предварительно его точное написание. Если же слово является заимствованным, но широко распространенным, то оставляли его, предварительно разъяснив его значение, если даже в арабском языке есть известный термин для него. Таким образом, с терминологией дело обстоит довольно легко Гораздо труднее придерживаться геометрического метода, как мы старались это делать: ссылаться только на предшествующее, но не на последующее; однако часто получается так, что в некоторых главах встречается неизвестное [понятие или термин], объяснение которого появляется лишь в следующей главе. А Аллах - тот, кто помогает.
У всякого народа вера избранных и толпы различается по той причине, что избранным от природы присуща способность бороться за рациональное постижение и стремиться к точному познанию [общих] начал, тогда как толпе естественно ограничиваться чувственным [восприятием] и довольствоваться частными положениями, не добиваясь уточнений, в особенности в вопросах, где обнаруживается расхождение мнений и несоответствие интересов.
Индийцы веруют в то, что бог - хвала ему! - един, предвечен, без начала и без конца, свободен в своих деяниях, всемогущ, премудр, живой и дающий жизнь; он всем распоряжается и все сохраняет; он один в царстве своем, нет ему подобного или равного; он не походит ни на что и ничто не походит на него. Приведем относительно этого кое-что из их книг, дабы наше изложение не походило на что-то, основанное лишь на слухах.
В книге "Патанджала" ученик спрашивает: "Кто он, кому поклоняются, поклонением которому получают помощь?"
Наставник отвечает: "Он тот, кто в своей предвечности и единственности обходится без людской деятельности, за которую воздается либо покой и блаженство, на которые надеются и уповают, либо тяготы, которых боятся и страшатся. Он недосягаем для мыслей, так как он превыше всякого злого или доброго начала, которое могло бы сравниться с ним или уподобиться ему. Он изначально всезнающ по своей сущности; ведь бренное знание направлено на то, что неизвестно, а неведение никогда и никоим образом не может быть приложимо к нему".
После этого ученик спрашивает: "Есть ли у него другие свойства, помимо перечисленных тобой?"
Наставник отвечает: "Ему принадлежит совершенная высота в идее, но не в месте, так как он выше пространственного бытия. Он есть чистое совершенное добро, по которому страждет все существующее. Он - знание, лишенное скверны неполноты и неведения".
Ученик спрашивает: "Отнесешь ли ты к его свойствам речь или нет?"
Наставник отвечает: "Поскольку он знает, он неизбежно владеет речью".
Ученик спрашивает: "Если он говорит благодаря своему знанию, то в чем разница между ним и знающими мудрецами, которые говорили по причине их знания?"
Наставник отвечает: "Различие между ними составляет время; ибо они приобрели знание во времени и стали говорить после того, как они не знали и не говорили; и посредством речи они передавали свои знания другим. Таким образом, их речь и передача знания происходили в некоем времени, тогда как божественные деяния не имеют никакой связи с временем. Бог-хвала ему!- извечно обладает знанием и речью. Он тот, кто говорил с Брахмой и другими первенцами [творения] разными способами: одному даровал писание, другому открыл врата для доступа к нему, третьему ниспослал внушение и тот размышлением постиг то, что он излил на него".
Ученик спрашивает: "Откуда у него это знание?"
Наставник отвечает: "Его знание неизменно из века, и, поскольку неведение никогда ему не было присуще, его сущность всезнающа, она не приобретала какого-либо знания, какого у нее не было, как он говорит в Ведах, которые он ниспослал Брахме: Восхвалите и восславьте того, кто говорил в Ведах и был прежде Вед".
Ученик спрашивает: "Как же ты поклоняешься тому, кого не могут постигнуть чувства?"
Наставник отвечает: "Называние его доказывает подлинность его бытия, так как сообщение может быть лишь о чем-то [существующем], а имя может относиться лишь к чему-то называемому. Хотя он остается непостижимым для чувств и недоступным для них, душа разумеет его и мысль познает его свойства; именно это и есть истинное поклонение ему, постоянно предаваясь которому достигают блаженства". Таковы речи индийцев в этой знаменитой книге.
Вот отрывок из книги "Гита", которая является частью книги "Бхарата", из диалога между Васудевой и Арджуной: "Поистине я есмь все без начала через рождение и без конца через смерть. Я не ищу воздаяния за свои деяния. Я не принадлежу исключительно одной касте в преимущество перед другой из-за дружбы или неприязни. Я Даю каждому из моих созданий [все] необходимое для его деятельности. И у того, кто знает меня с этим моим свойством и стремится
уподобиться мне в беспристрастности действия, развяжутся узы и будет легко его избавление и освобождение".
Это подобно тому, как сказано в определении философии: она есть стремление как можно больше походить на бога.
И еще говорит Васудева в этой книге: "Сильное желание [удовлетворить] нужды побуждает большинство людей искать прибежища у бога, а если ты внимательно исследуешь их состояние, ты найдешь их далекими от познания бога, так как бог не открыт для всякого, чтобы он мог познать его посредством чувств. Вследствие этого они его не знают. Некоторые из них не идут далее чувственно воспринимаемых вещей, другие, если и идут далее их, останавливаются на [познании] природных сил. Однако они не знают, что над ними есть тот, кто не родился и не был рожден, сущность бытия которого неспособно объять ничье знание, но кто сам своим знанием объемлет все".
Суждения индийцев расходятся между собой в определении действия. Одни считают действие исходящим от бога, следовательно, они рассматривают действие с точки зрения первопричины вообще; поскольку деятели существуют благодаря богу, то он является причиной их действия, он осуществляет свое действие через их посредство. Другие считают действие исходящим не от бога, [а из других источников]. Следовательно, они подходят с точки зрения непосредственного проявления [действия].
В книге "Санкхья" благочестивый спрашивает: "Имеется ли расхождение [в мнениях] относительно действия и деятеля, или нет?"
Мудрец отвечает: "Некоторые люди говорят, что душа не производит действия, а материя мертва, и что бог, ни в ком не нуждающийся, соединяет их и отделяет [друг от друга], следовательно, он совершает действие. Действие происходит благодаря ему посредством приведения в движение души и материи, подобно тому как он, вечно живой и всемогущий, приводит в движение бессильное, неживое.
Другие говорят, что соединение действия и деятеля возникает естественно и что так обычно происходит со всем появляющимся и исчезающим.
Еще некоторые говорят, что субъектом действия является душа, так как в Ведах сказано: "Все существующее [исходит] из пуруши".
Еще другие говорят, что деятель - это время, потому что мир привязан к нему, как овца привязана к прочной веревке, так что ее движения зависят от натянутости или расслабленности веревки. Наконец, некоторые утверждают, что действие является не чем иным, как воздаянием за [некий] труд в прошлом.
Все эти мнения отклоняются от правды. Истина же относительно этого заключается в том, что действие полностью принадлежит мате-
рии, так как именно она связывает [душу], заставляет [ее] странствовать в различных формах и дает [ей] свободу. Следовательно, материя является деятелем, и все, что ей подчинено, лишь помогает ей в совершении действия. Поскольку душа лишена разнообразных сил, она не есть деятель".
Таковы утверждения избранных среди индийцев относительно бога всевышнего. Они называют его Ишвара, то есть не нуждающийся [ни в ком], щедрый, который дает, но не берет, потому что они считают единство бога чистым единством, а единство всего прочего помимо бога - в том или ином отношении множеством. Они полагают бытие бога истинным бытием, так как все существа обретают бытие благодаря ему. Ведь возможно представить небытие существ при его бытии, как невозможно вообразить его небытие одновременно с их бытием.
Затем если мы перейдем от высших слоев индийцев к их народным массам, то мы найдем у них разнообразие в представлениях. Часто эти представления безобразны, как это можно встретить и в других религиях, ведь даже в исламе есть сравнение [человека с богом, т. е. антропоморфизм], учение джабарийа, запрещение умозрительного рассмотрения чего бы то ни было, и тому подобное. Поэтому требуется... тщательная отделка выражений [в изложении вероучений]. Приведем такой пример. Один выдающийся [ученый] из индийцев называет бога всевышнего точкой, чтобы представить его этим свободным от телесных свойств. Затем это читает какой-нибудь простой человек и воображает, что он этим преуменьшением определил его величину, и, будучи не в состоянии понять истинный смысл "точки", идет далее этого нелепого сравнения и определения утверждением о больших размерах бога, говоря, что длина его - двенадцать пальцев, а ширина - десять пальцев. Бог превыше определения границами и исчисления числом!
Подобно этому, когда темный человек из индийцев слышит изложенное нами,- что бог объемлет все и что ничто от него не скроется,- он воображает, что его понимание осуществляется посредством зрения, а зрение - посредством глаза, а два глаза предпочтительнее одноглазия, и он изображает бога тысячеглазым, чтобы выразить его всезнание.
Среди них распространены еще подобные этим безобразные нелепости, в особенности среди каст, которым не позволяют заниматься науками, как о них будет речь в своем месте.
До появления философии у древних греков благодаря семи так называемым столпам мудрости, а именно Солону Афинскому, Биасу Приенскому, Периандру Коринфскому, Фалесу Милетскому, Хилону Лакедемонскому, Питтаку Лесбосскому, Клеобулу Линдосскому, и до расцвета ее благодаря более поздним [мыслителям] они придерживались примерно тех же воззрений, что и индийцы. Некоторые из них высказывали мысль, что все вещи сводятся к одной вещи, которую одни считали чем-то скрытым, другие - силой. Например, полагали, что человек имеет перед камнем и неживой природой лишь то преимущество, что он стоит на более близкой к первопричине ступени, а иначе между ними не было бы различия.
Другие думали, что реальное бытие присуще только первопричине, поскольку она самодовлеюща в своем существовании, а все прочее зависит от нее; и что все то, чье бытие нуждается в чем-то другом, существует лишь призрачно и не реально, а истинное бытие - это только единое, изначальное. Таково мнение суфиев, то есть мудрецов, ибо суф по-гречески значит "мудрость". На этом языке философа называют пайласупа, то есть "любитель мудрости". Когда некоторые мусульманские мыслители близко подошли к мнениям суфиев, их стали называть тем же именем; но поскольку некоторые из них не понимали этого прозвания, то они наугад связали его с [арабским словом] ас-суффа и полагали, что суфии - это асхаб ас-суффа времен пророка- да благословит его Аллах и да приветствует! Впоследствии его произносили неправильно и стали принимать за производное от слова суф, то есть "козья шерсть". Абу-л-Фатх ал-Бусти удачно отступил от этого [ошибочного представления] в своих словах:
"Издавна люди спорили и расходились в мнениях о значении слова ас-суфи, полагая, что оно образовано [от слова] ас-суф.
Я же отношу это название к юноше, который проявляет искренность и к которому [соответственно] относятся чистосердечно, так что он получил прозвание ас-суфи.
А также, согласно воззрению греков, все существующее есть нечто единое и в нем первопричина является в различных формах, а ее сила действует в его частях при различных обстоятельствах, которые неизбежно создают разнообразие [вещей], несмотря на их единство.
Среди них были такие, которые утверждали, что тот, кто стремится всем своим существом к первопричине, стараясь до предела возможности уподобиться ей, соединяется с нею после того, как пройдет посредствующие стадии и освободится от всех придатков и помех. К таким же точно воззрениям склоняются суфии из-за сходства их точек зрения.
Относительно душ и духов греки думали, что они, прежде чем водвориться в тела, существуют сами по себе, определенными числами и группами, зная или не зная друг друга; что они, пребывая в телах, приуготовляют себе по свободному выбору тот удел, благодаря которому они, после того как отделятся от тел, смогут вершить делами мира на разные лады. Потому они их назвали богами, построили храмы, названные их именами, и приносили им жертвы, как говорит Гален в своей книге "Побуждение к изучению искусств":
"Выдающиеся люди, удостоившиеся такого почета, что стали наравне с обожествляемыми существами, заслужили его только вследствие усердных стараний в искусствах, а не благодаря воздержанности или борьбе и метанию диска. Например, Асклепий и Дионис либо когда-то в прошлом были людьми и впоследствии были обожествлены, либо с самого начала были божественными существами, но только оба они заслужили величайший почет по той причине, что один из них обучил людей врачеванию, а другой обучил их искусству возделывания винограда".
Гален говорит в своем комментарии к заповедям Гиппократа: "Что касается жертвоприношений Асклепию, то мы никогда не слышали, чтобы кто-нибудь приносил ему в жертву козу, так как прясть ее шерсть нелегко, а обильное употребление ее мяса вызывает эпилепсию вследствие дурного химоса козы; но обычно ему приносят в жертву петуха, как это делал Гиппократ, потому что этот божественный человек овладел ради людей искусством врачевания, которое более ценно, чем то, что добыл Дионис, я имею в виду вино, и [чем то, что добыла] Деметра, то есть злаки, из которых приготовляется хлеб. Поэтому злаки называются по имени Деметры и виноградная лоза называется по имени Диониса".
Платон говорит в своем "Тимее": "Теой, которых ханифы называют богами по причине их бессмертия, - это ангелы, а бога они называют первым богом".
Далее он говорит: "Бог сказал богам: "Вы не сами по себе совершенно избавлены от разрушения. Вы только не подвергнетесь разрушению смертью. Когда я вас создавал, по моему соизволению вы получили мой крепчайший договор"".
В другом месте той же книги он говорит: "Бог числом один, нет многих богов числом".
Как явствует из высказываний греков, они в общем называют богом всякое великое и высокое; и подобный обычай встречается также у многих народов, так что они называют божествами даже горы, моря и тому подобное. По преимуществу же они применяют имя бога к первопричине, к ангелам и их душам и еще к одному роду существ, которых Платон называет сакинат. Однако выражения толкователей об этих существах не достигают полной ясности, и поэтому мы добрались только до их названия, а не до смысла. Иоанн Грамматик говорил в своем опровержении Прокла: "Греки прилагали название богов к чувственно воспринимаемым телам на небе, подобно многим варварам. Впоследствии, когда они стали размышлять над отвлеченно мыслимыми субстанциями, то начали прилагать это название к ним". Отсюда с необходимостью следует, что обожествление значит нечто подобное представлению об ангелах. Это отчетливо выражено в словах Галена в той же его книге: "Если правда, что Асклепий был когда-то в прошлом человеком, а затем бог счел его достойным сделать одним из ангелов, то все прочее - бессмыслица". Еще в одном месте той же книги он говорит: "Бог говорил Ликургу: В отношении тебя я колеблюсь между двумя возможностями, называть ли тебя человеком или же называть тебя ангелом, но я склоняюсь к последнему".
Однако имеются такие слова, которые допускаются одной религией и отвратительны в другой, или которые можно употребить в одном языке и отвергаются в другом. К таким относится в вере ислама слово "обожествление" [та'аллух]. Если мы обратимся к употреблению подобных слов в арабском языке, то мы обнаружим, что все имена, которыми называют чистую истину [то есть Аллаха], могут быть так или иначе применены к другим существам помимо него; исключение составляет слово Аллах, которое присвоено исключительно богу и которое называется его величайшим именем.
Если мы присмотримся к именам бога в еврейском и сирийском языках, на которых ниспосылались [священные] книги до Корана, то найдем, что в Пятикнижии и более поздних книгах пророков, считаю-
щихся за одно целое с Пятикнижием, слово ар-рабб ["господь"] соответствует слову Аллах в арабском языке и не применяется в сопряженном состоянии к кому-либо [помимо бога] подобно [арабским выражениям] рабб ал-байт ["хозяин дома"] и рабб ал-мал ["владелец имущества"]; а также найдем, что слово элоах в еврейском языке соответствует арабскому ар-рабб. В этих книгах говорится: "Сыновья Элохима спускались к человеческим дочерям" до всемирного потопа и вступали с ними в сожительство. В книге Иова Праведного говорится: "Сатана вступил вместе с сыновьями Элохима в их собрание". В Пятикнижии Моисея бог говорит ему: "Я сделал тебя богом для фараона". В восемьдесят втором псалме Псалтиря Давида встречается: "Бог стал в сонме богов", он имел в виду ангелов.
В Пятикнижии идолы называются "чужими богами". Если бы Пятикнижие не запрещало поклоняться кому бы то ни было, помимо бога, и простираться ниц перед идолами, и даже вообще упоминать их или помышлять о них, из этого выражения могло бы возникнуть представление, будто Пятикнижие повелевает отвергать только чужих богов, то есть тех, которые не являются еврейскими. Народы, окружавшие землю Палестины, поклонялись идолам, наподобие религии греков, и израильтяне непрестанно восставали против Бога, поклоняясь идолу Ваалу и идолу Аштароте, то есть Венере.
Следовательно, евреи слово та'аллух ["становление богом"], по форме схожее со словом тамаллук ["становление царем"], применяли к ангелам и к душам, действующим по свободной воле, а также иносказательно применяли к изображениям, по имени представлявшим тела этих существ, и, наконец, метафорически применяли к царям и великим людям.
Аналогично обстоит дело со словами "отец" и "сын". Ислам их не допускает, так как в арабском языке слово "ребенок" и "сын" близки по смыслу, а то, что понимается под словом "ребенок" [валад] в связи с понятиями "родители" [валидани] и "рождение" [вилада], вовсе не связано с представлением о господе, тогда как за пределами арабского языка оно вполне возможно: там обращение "отец" почти равняется обращению "господин". Известно, что христиане придерживаются этого настолько, что тот, кто не применяет в обращении слова "отец" и "сын", исключается из их религии. "Сын" у них в особенности и преимущественно применяется к Иисусу, но это слово не ограничивается тем и может употребляться и по отношению к другим. Он сам приказывает своим ученикам говорить в молитве: "О отец наш, который в небе!" Он же говорит, возвещая им о приближении своей смерти, что он отправляется к своему отцу и к их отцу. В большинстве слу-
чаев он разъясняет именование себя "сыном" в том смысле, что он - "сын человеческий".
Христиане в этом не одиноки, также иудеи сходятся с ними [в подобном словоупотреблении]. Например, в "Книге II царей" говорится, что бог всевышний утешал Давида в утрате его сына, рожденного им от жены Урии, и обещал ему другого сына от нее, которого он будет считать за своего сына. Если в еврейском языке допускается, что посредством усыновления Соломон становится "сыном" [бога], значит допустимо, чтобы усыновляющий был "отцом".
Манихеи, из людей, обладающих священным писанием, сходны с христианами. Их пророк Мани высказывается в этом смысле в книге "Сокровище оживления": "Блистающие воинства называются девушками, девственницами, отцами, матерями, сыновьями, братьями и сестрами, как повелось обычно в книгах пророков. В стране радости нет мужчин и женщин и нет половых органов. Все они обладают [вечно] живыми телами и божественными организмами; они не различаются в отношении слабости и силы, длины и краткости, образа и внешности; они подобны одинаковым светильникам, которые зажигаются от одного светильника и питаются одинаковыми веществами. Причина таких наименований заключается во враждебности двух царств: когда нижнее темное царство поднялось из своей бездны и его увидело светлое высокое царство состоящим из пар мужских и женских существ, оно придало своим детям, отправляющимся на борьбу, такую же внешнюю оболочку, так что противопоставило один род существ другому подобному роду существ".
Просвещенные индийцы отвергают подобные [антропоморфические] описания, однако простой народ и последователи отдельных сект практикуют их чрезмерно. Они даже идут далее всего рассказанного выше в употреблении [применительно к богу] слов: жена, сын, дочь, беременность, рождение и других [обозначений] естественных [для человека] состояний. При этом они не воздерживаются от необдуманных и бессмысленных речей. Правда, ни эти люди, ни их учения не пользуются вниманием, хотя они и многочисленны. Высшая форма индийской религии та, которой придерживаются брахманы, так как они [специально] подготовлены к ее хранению и соблюдению. И именно об этой форме мы будем рассказывать и ее излагать.
Все существующее они считают чем-то единым, как об этом уже было сказано выше. Действительно, Васудева говорит в книге, известной под названием "Гита": "Если вникнуть в суть дела, то все вещи божественны, так как Вишну сделал себя землей, чтобы на ней могли пребывать живые существа; он сделал себя водой, чтобы питать их; он сделал себя огнем и ветром, чтобы поднять и вырастить их; он сделал
себя сердцем каждого из этих существ. Он даровал им память и знание, а также и оба противоположных качества, как об этом упоминается в Ведах".
Как сильно это похоже на высказывание автора книги Аполлония "О причинах вещей", словно один взял у другого! Вот оно: "Во всех людях - божественная сила, [при помощи] которой познаются [все] вещи, материальные и нематериальные". Подобным образом в персидском языке нематериальный [бог] называется худа, и с изменением значения это слово применяется к человеку.
Что касается тех индийцев, которые отклоняются от аллегорий и предпочитают точное определение, они называют душу пуруша, что значит "человек", так как она есть истинно живое в существующем мире. Они видят в ней только [одно качество-] жизнь и описывают ее то обладающей знанием, то лишенной его: она лишена знания в действии и потенциально способна к разумению, а знание она получает путем приобретения. Незнание пуруиш - это причина возникновения действия, а ее знание - прекращение действия.
За ней следует абсолютная материя, я имею в виду абстрактную материю [хайула]. Они называют ее авьякта, то есть вещь без формы. Она мертва, но потенциально, вне действия, обладает тремя силами, называемыми саттва, раджас и тамас. Я слышал, что Буддходана называл их своим приверженцам буддистам буддха, дхарма, сангха и как будто они означают разум, вера и невежество. Первая сила - это покой и добро, благодаря которым происходит существование и рост. Вторая - утомление и напряжение, от которых происходит твердость и постоянство. Третья - вялость и нерешительность, отчего происходит расстройство и гибель. Поэтому первую относят к ангелам, вторую - к людям и третью - к животным. Понятия до, после и затем могут употребляться по отношению ко всем этим вещам только в смысле некоей последовательности или вследствие неточности выражения, но не в смысле обозначения времени.
Что касается материи, которая переходит [из потенции] в действие в различных формах и с тремя первичными силами, то индийцы называют ее вьякта, то есть "принявшая форму", а соединение абстрактной материи [хайула] и материи, принявшей форму, они называют пракрита. Однако этот термин бесполезен для нас, поскольку мы не собираемся говорить об абсолютной материи и нам в объяснении вполне достаточно термина материя, потому что одна из них не может существовать без другой.
Затем следует природа, которую они называют аханкара. Этимология этого слова восходит к понятиям "преодоление", "увеличение" и "превознесение", потому что когда материя облекается в форму, она
заставляет вещи вырастать из прежних форм, а рост - это только изменение постороннего элемента и уподобление его растущему элементу. И в этом процессе изменения природа словно преодолевает изменяемое и превозносится над ним.
Вполне очевидно, что всякое сложное предполагает простые элементы, из которых оно состоит и на которые снова может быть разложено. То, чему присуще всеобщее бытие в мире, - это пять элементов; по представлению индийцев, они следующие: небо, ветер, огонь, вода и земля. Называются они махабхута, то есть "имеющие большую природу". Индийцы, в отличие от других народов, не представляют себе огонь как горячее сухое тело возле дна эфира, а понимают под ним обычный огонь на поверхности земли, возникающий от разгорания дыма [так!]. В "Ваю-пуране" сказано: "В давние времена были земля, вода, ветер и небо. Брахма увидел искры под землей, извлек их и разделил на три части. Первая - партхива, это обычный огонь, который нуждается в дровах и который тушит вода; второй - дивъя, это солнце; третий - видьют, а это молния. Солнце притягивает воду; молния блистает через воду. В живых существах огонь имеется среди влажных веществ, которые питают огонь и не тушат его".
Все эти элементы - сложные, и потому у каждого из них есть существовавшие до них простые элементы, которые называются панча матарах, то есть "пять матерей". Их описывают как пять чувственно воспринимаемых вещей. Простой элемент неба - это шабда, то есть "воспринимаемое слухом"; простой элемент ветра - спарша, то есть "осязаемое"; простой элемент огня - рупа, то есть "воспринимаемое зрением"; простой элемент воды - раса, то есть "воспринимаемое на вкус"; простой элемент земли - гандха, то есть "воспринимаемое обонянием". Каждый из этих простых элементов обладает одним постоянно связанным с ним свойством, а также всеми теми свойствами, которые относятся к элементам, стоящим выше его.
Таким образом, земля обладает всеми пятью качествами, воде недостает из них обоняния, огню недостает обоняния и вкуса, ветру недостает их обоих и зрения, небу недостает еще и осязания. Я не знаю, что именно они разумеют, ставя в связь звук с небом. Я думаю, что это похоже на то, что сказал Гомер, поэт греков: "Обладательницы семи мелодий говорят и отвечают друг другу красивым голосом". Он разумел семь планет, как сказал другой поэт: "Сфер с разными мелодиями - семь, вечно движущихся, прославляющих творца, ибо он держит и объемлет до отдаленнейшего предела сферы беззвездной" Порфирий говорит в своей книге о воззрениях самых выдающихся философов на природу небесной сферы: "Небесные тела, когда движутся в своих совершенно и прочно устроенных формах и видах, изда-
вая удивительные звуки, как об этом говорили Пифагор и Диоген, указывают на их создателя, у которого нет подобия и формы. Говорят, будто Диоген обладал такой ему одному присущей утонченностью чувств, что мог слышать шум движения небесной сферы".
Все эти высказывания представляют только аллегории, которые путем истолкования можно привести к правильному закону. Некий последователь этих [философов], не сумевших достичь полноты истины, говорит: "Зрение связано с водой, слух связан с воздухом, обоняние связано с огнем, вкус - с землей, а осязание - способность, которую душа сообщает каждому телу при соединении с ним". Я полагаю, что он ставит зрение в связь с водой только потому, что он слышал о влажных субстанциях глаза и об их различных разрядах...; обоняние он связал с огнем по связи с воскурением благовоний и дымом; вкус он отнес к земле, поскольку она доставляет ему пищу. Когда четыре элемента были исчерпаны, он обратился за объяснением осязания к душе.
Продолжим изложение далее. То, что получается в результате соединения всех перечисленных выше элементов, есть животный мир. Дело в том, что, по представлению индийцев, растения составляют один из видов животного мира, подобно тому как Платон полагает, что растениям присуще чувство, поскольку растения обнаруживают способность различать между тем, что им подходит, и тем, что им вредно. Животное делает животным его способность чувствовать. Чувств всего пять; называются они индрияни. Вот их перечень: слуховое восприятие через ухо, зрение с помощью глаз, обоняние носом, вкусовое ощущение языком и осязание кожей.
Затем следует воля, которая управляет чувствами в их различных проявлениях; помещается она в сердце, и называют они ее манас.
Животная природа делается совершенной благодаря пяти необходимым действиям [функциям], которые они называют кармендрияни, то есть "действующие чувства". Первые чувства дают в результате познавание и знание, а последние - деятельность и работу. Мы назовем их необходимостями, которые суть: издавание звуков в соответствии с разнообразными потребностями и желаниями; хватание руками с целью притянуть или оттолкнуть; ходьба на ногах в поисках чего-нибудь или чтобы убежать; извержение остатков пищи через два предназначенных для этого отверстия.
Итого двадцать пять элементов, а именно: -
[1] Всеобщая душа.
[2] Абстрактная материя.
[3] Материя, которая обрела форму.
[4] Побеждающая природа.
[5-9] Простые матери.
[10-14] Начальные элементы.
[15-19] Чувства восприятия.
[20] Повелевающая воля.
[21-25] Необходимости, служащие орудием.
Сумма этих элементов называется таттва, и все знание ограничивается ими. Поэтому Вьяса, сын Парашары, говорит: "Познай двадцать пять с их отличиями, определениями и подразделениями, как ты познаешь доказательства и несомненности, и не только на словах. Затем ты можешь исповедовать любую религию - воздаянием тебе будет спасение".
Волевые действия, исходящие из тела животного, не могут возникнуть прежде, чем в нем появится жизнь и вечно живая душа не вступит в тесную связь с ним. Индийцы утверждают, что активная душа не знает своей сущности и своей материальной основы, жаждет познать то, чего она не знает, и полагает, что она не может существовать без материи. Поэтому она томится желанием добра, которое есть вечность, и хочет познать то, что от нее сокрыто, и стремится к единению с материей. Однако плотная и тонкая субстанции, если в них эти свойства представлены в предельно высокой степени, оказывают сопротивление и могут сблизиться и смешаться только при помощи посредствующих элементов, которые как-то соответствуют первым двум. Например, воздух служит посредником между огнем и водой, которые [полярно] противоположны друг другу обоими указанными свойствами, так как воздух своей тонкостью соответствует огню, а своей плотностью - воде и потому делает возможным их смешение. Но нет более сильного несоответствия, чем между телом и не-телом, и поэтому душа как она есть может достичь исполнения своего желания лишь при помощи подобных посредников, а именно духов, происходящих от простых матерей в мирах Бхурлока, Бхуварлока и Сварлока.
Индийцы назвали их в отличие от плотных тел, образующихся из обычных тел, "тонкими телами", над которыми душа сияет подобно солнцу. Эти посредники, вследствие их соединения с душой, становятся ее носителями, подобно тому как солнце, хотя оно и одно, отражается во множестве зеркал, установленных напротив него, и в водах, налитых во множество сосудов, выставленных на солнце. Его равно можно увидеть в каждом зеркале или сосуде, и в каждом из них обнаруживается действие его тепла и света.
Когда образуются различные тела, состоящие из смеси,- а они составляются из мужских элементов, то есть из костей, жил и спермы, и из женских элементов, то есть из мяса, крови и волос,- и полностью готовы принять жизнь, те духи соединяются с ними; и тела становятся для этих духов тем же, чем являются для царей дворцы, уготованные им для разнообразных добрых их деяний. Затем в тела входят пять ветров, два из коих служат для вдоха и выдоха, третий для смешивания пищи в желудке, четвертый для передвижения тела с места на место и пятый для передачи чувственных восприятий от одного тела к другому.
Духи, согласно представлениям индийцев, не отличаются друг от друга по составу и одинаковы по природе. Однако нравы их и поступки отличаются, поскольку тела, с которыми они соединяются, отличаются вследствие взаимодействия трех сил, которые оспаривают друг у друга превосходство и нарушают равновесие в телах взаимной завистью и ненавистью.
Такова, следовательно, высшая причина, по которой душа начинает действовать. Что касается низшей причины, исходящей от материи, то она состоит в том, что материя ищет совершенства и всегда предпочитает наилучшее, а именно - стремится выйти из потенциального состояния и приступить к действию. Вследствие тщеславной гордыни и жажды превосходства, глубоко коренящихся в материи, она показывает душе, стремящейся к приобретению знания, все заключенные в ней возможности и заставляет душу странствовать через различные виды растений и животных. Индийцы сравнивают материю с танцовщицей, мастерски владеющей своим искусством и хорошо знающей воздействие каждого ее изгиба и движения во время танца в присутствии богатого ценителя, алчущего посмотреть все, что она умеет. Тогда она начинает раскрывать перед восхищенным взором главы собравшегося общества один за другим разные виды своего искусства, пока не истощится ее умение и не удовлетворится желание зрителя. Она вдруг останавливается, так как теперь она может только повторять все снова; поскольку же повторение нежеланно, он отпускает ее и действо прекращается. [Это прекращение действа находит свое] подобие в такой притче: на караван в пустыне совершают нападение, и все люди разбегаются, кроме слепого и паралитика, которые остаются на равнине, отчаявшись в спасении. Затем они встречаются и знакомятся друг с другом и тогда паралитик говорит слепому: "Я не в состоянии двигаться, но могу указать верную дорогу, а ты же, наоборот, можешь двигаться, но не можешь найти дороги. Так посади меня к себе на шею и неси меня, а я буду показывать дорогу и мы вместе избежим
гибели". Слепой так и поступил. Благодаря взаимной помощи они достигли желаемого и расстались после того, как выбрались из пустыни.
Далее индийцы, как мы уже упоминали, по-разному говорят о деятеле. В "Вишну-пуране" говорится: "Материя есть первооснова мира. Ее действие в мире возникает из естественного побуждения, подобно тому как дерево сеет свои семена по естественному побуждению, а не намеренно и по свободному выбору, и подобно тому как ветер охлаждает воду, хоть он стремится только дуть. Волевое действие принадлежит только Вишну". Этим выражением автор указывает на [вечно] живого [бога], который возвышается над материей. Благодаря богу материя становится действующей силой, которая трудится для него, как друг бескорыстно трудится для своего друга.
На этой мысли Мани строит свое изречение: "Апостолы спросили Иисуса - мир ему! - о жизни неодушевленной природы, и тогда он ответил: "Если неодушевленное отделяется от смешанного с ним живого элемента и выступает одиноко, оно снова становится неодушевленным и не может жить, а живой элемент, который отделился от него, будучи способным жить, [никогда] не умирает"".
Что касается книги "Санкхья", то она относит действие к материи по той причине, что разнообразие форм, являемых материей, происходит вследствие различия трех первичных сил, одна или две из которых достигают преобладающего положения. [Под этими тремя силами] я имею в виду ангельскую, человеческую и животную [силы]. Эти три силы принадлежат материи, а не душе. Душа должна познавать деятельность материи в роли наблюдателя, подобно путнику, который садится отдохнуть в какой-нибудь деревне, тогда как каждый ее обитатель занят своим [особым] делом, отличным от дел других. Путник наблюдает за ними, принимает во внимание различные их состояния, осуждая или одобряя последние и усматривая в них поучения для себя. Таким образом, он бывает занят, не принимая участия в этих делах и не будучи сам вызвавшей их причиной.
"Санкхья" ставит действие в связь с душой, хотя она совершенно непричастна к нему, как, например, человек непричастен к группе незнакомых людей, случайным спутником которых он оказался. Это были разбойники, возвращавшиеся из деревни, которую они разграбили и опустошили, а он прошел вместе с ними лишь немного и их настигли преследователи. Вся группа была взята в плен, а в их числе был уведен в качестве пленника также и тот безвинный человек. Его постигло то же [наказание], что постигло и других, хотя он и не принимал участия в их действиях.
Говорят, что душа напоминает дождевую воду, падающую с неба [всегда] в одном и том же состоянии и одинакового качества. Но если
собрать ее в специально поставленные для этого сосуды из различного материала: золота, серебра, стекла, керамики, глины, солончаковой земли, из-за этого меняется ее вид, вкус и запах.
Таким же образом и душа не оказывает на материю иною воздействия кроме того, что дает ей жизнь посредством тесной с ней связи. Когда материя начинает действовать, результат ее действия бывает различным в зависимости от одной из трех сил, которая станет преобладать, и в соответствии с оказываемой ей помощью двух других скрытых сил. Эта помощь может быть оказана различными способами, подобно тому как свежее масло, сухой фитиль и дымящийся огонь помогают друг другу, чтобы произвести свет. Душа в материи подобна седоку повозки, обслуживаемой чувствами, которые погоняют ее согласно его желанию. А на верный путь душу направляет разум, изливаемый на нее богом,- да славится он! Этот разум они изображают таким, что при его посредстве постигают истину вещей и что он ведет к познанию всевышнего бога и таких деяний, которые всеми любимы и всеми хвалимы.
Подобно тому, как искреннее признание единства бога есть символ веры, по которому узнают мусульман, как учение о Троице есть признак христианства и празднование субботы есть признак иудейской религии, точно так же переселение душ есть отличительная примета индийской веры. Поэтому тот, кто не признает этого, не является представителем индийской веры и не причисляется к ней. Индийцы утверждают:
Душа, поскольку она не совершенна разумом, не охватывает всего, что ей надлежит познать, полностью и сразу, без затраты времени, и вынуждена исследовать отдельные создания и испытать [все] возможности бытия; хотя их количество не безгранично, но и ограниченное число их громадно, и душе, чтобы обозреть это многообразие, требуется весьма значительное время. Поэтому душа накапливает знание только путем непосредственного созерцания индивидуумов и видов и их последовательно сменяющихся действий и состояний, пока не приобретет опыта относительно каждого из них и не обретет через это новое знание. Однако эти действия различны вследствие различия [первичных] сил. К тому же мир не оставлен свободно без управления, он - на поводу и ведом к определенной цели. И поэтому нетленные души странствуют в бренных телах в соответствии с разнообразием их деяний, будь они хорошие или дурные, с тем чтобы при странствовании в [мире] воздаяния они обращали внимание на добро и жаждали получить его как можно больше, а при странствии в мире наказания обращали бы внимание на дурное и отвратительное и стремились отдалиться от них как можно дальше.
Странствие совершается от низшей ступени к высшей, а не наоборот, хотя оба пути могут показаться возможными. Различие низших и высших ступеней зависит от различия деяний, которое объясняется разнообразием темпераментов и их количественным и качественным соотношением при смешении.
Это переселение продолжается до тех пор, пока душа и материя полностью не достигнут цели; низшая ступень состоит в исчезновении имеющейся у материи формы или возвращении вновь той формы, которая окажется [особо] желанной. Высшая цель заключается в том, чтобы душа перестала стремиться к познанию того, что неведомо ей; чтобы она убедилась в благородстве своей сущности и независимости ее существования от чего бы то ни было; [чтобы она убедилась] в своей способности обходиться без материи. [Она достигает этого,] после того как узнает о низкой сущности материи и непостоянстве ее форм, о том, что она дает чувственному восприятию, и узнает все, что рассказывают о доставляемых ею удовольствиях. Тогда душа отворачивается от материи; порываются связующие узы, и союз разрушается. Наступает разрыв и отделение, душа возвращается в свое лоно, достигнув блаженства от знания столько, сколько кунжут производит зерен и цветов, при этом не расставаясь впоследствии со своим маслом. Разумное существо, разум и познаваемый разумом предмет соединяются и превращаются в одно.
Теперь нам следует привести ясные высказывания из их книг по этому вопросу и параллельно с ними - сходные высказывания прочих народов по нему.
Васудева говорит Арджуне, подстрекая его к сражению в то время, когда они стоят между двумя [враждующими] войсками: "Если ты веришь в предопределение, то знай, что ни они, ни мы не смертны, мы не исчезнем безвозвратно, так как души бессмертны и неизменны. Они странствуют в телах, пока человек переходит от детства к юности и возмужалости, затем к старости, за которой наступает смерть тела. Затем душа снова возвращается".
Далее он говорит ему: "Как может вспоминать о смерти и убийстве тот, кто знает, что душа вечна в своем существовании, не была ни рождена и не придет к гибели и исчезновению; что, напротив, она стойка и неизменна, ни меч не может ее рассечь, ни огонь сжечь, ни вода поглотить, ни ветер иссушить? Она переселяется из своего тела, когда оно стареет, в другое, подобно тому как тело, когда изнашивается платье, меняет его на другое. Так что же ты печалишься о душе, которая никогда не погибнет? Если бы она была смертна, тебе бы лучше не печалиться о том, что будет утрачено, не будет существовать и не вернется [вновь]. Если же ты на тело обращаешь больше внимания, чем на душу, и сожалеешь о его смертности, то все рожденное умрет и все мертвое вернется [к другой жизни]. Тебе же нет дела ни до жизни, ни до смерти. Обе они во власти бога, от кого все деяния исходят и к кому они возвращаются".
В ходе разговора Арджуна сказал ему: "Как осмелился ты сражаться таким образом против Брахмы, который предшествовал миру и явился раньше рода человеческого, тогда как ты теперь находишься среди нас, будучи одним из людей, чье время рождения и возраст известны?"
Васудева отвечал ему: "Что касается продолжительности бытия во времени, то и я и ты обладаем ею в равной с ним степени. Сколько раз жили мы вместе так, что я знал сроки тех жизней и скрывал их от тебя! Всякий раз, когда я хотел принести добро, я одевал на себя тело, так как невозможно находиться среди людей, не приняв облика человеческого".
Рассказывают об одном царе, имя которого я позабыл, будто завещал он своему народу, чтобы после его смерти останки его сожгли в таком месте, где никогда ни один умерший не был сожжен. Люди искали такое место, но это оказалось для них очень трудным, пока не нашли они одну скалу, которая выдавалась из вод морских. Они думали, что достигли желаемого. Тогда Васудева сказал им: "Этот царь был сожжен на той самой скале много-много раз. Но вы делайте, что вам угодно, ведь этот царь хотел только преподать вам урок и теперь его желание исполнилось".
Васудева говорит: "Тот, кто надеется на спасение и старается избавиться от бренного мира, но чье сердце не подчиняется этому его желанию, получит за свои старания воздаяние в тех мирах, где получают воздаяние. Однако он не может достичь желаемого [полностью] вследствие своего недостатка, а потому вернется в мир [снова] и будет удостоен того, чтобы принять облик существа, которому предназначено предаваться благочестию. Божественное внушение помогает ему постепенно подняться в этом облике к тому, что он желал еще в первой своей оболочке. Его сердце начинает повиноваться ему и постепенно очищается в различных оболочках, пока оно не достигает спасения путем все новых и новых рождений, следующих одно за другим".
Васудева говорит далее: "Если душа освобождается от материи, она бывает знающей. Но когда она одета в материю, она бывает незнающей из-за мутности материи. Она думает, что является деятельным началом и что [все] деяния в мире уготованы ей. Поэтому [крепко] держится за эти деяния и приобретает благодаря им отпечаток чувственного. Когда же душа расстается с телом, следы чувственных элементов остаются в ней, полностью не отделяются от нее, так как она томится желанием мира чувств и возвращается к нему. Поскольку душа в этих состояниях претерпевает прямо противоположные изменения она подчиняется необходимым требованиям трех первичных сил. Что же остается душе делать, если она еще не подготовлена, а крылья ее отрезаны".
Васудева говорит также: "Самый достойный человек тот, кто обладает знанием и совершенством, ибо он любит бога и бог любит его. Сколько раз умирал он и рождался, тогда как в течение сроков своей жизни он неустанно трудится, стремясь к совершенству, пока не достигает его".
Маркандея говорит в "Вишну-дхарме", рассказывая о духовных существах: "Брахма, Карттикея - сын Махадевы, Лакшми, которая извлекла приятную пищу из моря, и Дакша, которого бил Махадева, Умадеви, жена Махадевы,- все они [находятся] в середине этой кальпы и были такими же многократно".
Варахамихира говорит о влияниях комет и о бедствиях, которые постигают людей при появлении комет, вынуждают [их] покидать свои жилища худыми от истощения, стонущими от горя, ведя своих детей, взяв их за руки, и украдкой разговаривая друг с другом: "Мы наказаны за грехи наших царей"; на что другие отвечают: "Нет, это возмездие за то, что мы заслужили в первом существовании, до того как мы вошли в эти тела".
Мани был изгнан из Ираншахра и вступил тогда в землю индийцев и, взяв от них учение о переселении душ, перенес в свою веру. Он говорит в "Книге тайн": "Когда апостолы узнали, что души не умирают и что при своих странствиях они принимают подобие любой оболочки, которую они надевают, и любого животного, в которое они воплощаются, и подобие любой формы, внутри которой они бывают помещены,- спросили они Мессию об уделе тех душ, которые не приняли истины и не узнали корня своего бытия. На это он ответил: "Любая слабая душа, которая не приняла надлежащей ей истины, погибнет и не будет ей блаженства"". Под "гибелью" души Мани разумел ее наказание, а не полное исчезновение, так как он говорил также: "Приверженцы Бардесаны думают, что жизнедеятельная душа возвышается и очищается в человеческом теле; но они не ведают, что тело враждебно [относится к] душе и препятствует ей возвышаться и что пребывание в теле для души равносильно заключению и болезненному мучению. Если бы этот человеческий облик был истинным бытием, создатель не дозволил бы, чтобы он изнашивался и чтобы в нем зарождалась порча, и не вынудил бы его продолжать род посредством введения спермы в матку".
А в книге "Патанджала" сказано: "Душа, опутанная нитями невежества, которые свидетельствуют о ее скованном состоянии, напоминает рис в шелухе. Пока он находится в шелухе, он сохраняет готовность произрастать и созревать, переходя от одного состояния к другому, рождаясь и порождая. Но когда с него снимают шелуху, его превращения прекращаются и он остается в одном и том же состоянии. Что касается вознаграждения [души], то оно зависит от различных видов созданий, через которые душа проходит в своем странствии, от длительности или краткости [их] жизненного срока и от размеров [их] счастья, его недостаточности или обилия".
Ученик спрашивает: "Каково состояние духа, когда он оказывается перед выбором достижения воздаяния или совершения преступлений, а затем запутывается среди нового вида рожденных существ ради получения блага или возмездия?"
Учитель отвечает: "Он странствует сообразно тому, что он до этого совершил и (заслужил, пребывая то в благополучии, то в несчастье, переходя от страдания к наслаждению".
Ученик спрашивает: "А если человек совершил такие деяния, что за них ему следует вознаграждение в другой оболочке, чем та, в которой он их совершал, и если между этими двумя его состояниями прошел большой промежуток времени и дело его забыто?"
Учитель отвечает: "Действие нераздельно присуще духу, так как оно исходит от него, а тело есть его орудие. В связанных с духом вещах ничто не может быть забыто, так как они выходят за пределы времени, с которым необходимо связаны представления о близости или отдаленности в смысле длительности. Действие, будучи нераздельно связанным с духом, приспосабливает нрав и природу последнего к со стоянию, схожему с тем, к которому ему предстоит перейти. Душа в своей чистоте знает это, помнит его и не забывает, но только свет души, пока она соединена с телом, обволакивается его мутностью, подобно тому как человек помнит о чем-нибудь, что он знает, но затем забывает либо из-за постигшего его сумасшествия, либо из-за одолевшего его недуга, либо из-за овладевшего им опьянения. Разве ты не видишь, как дети и подростки радуются, когда им желают долгой жизни, и печалятся, когда им желают скорой смерти? Какой бы могло иметь для них смысл то или другое, если бы они раньше не отведали сладости жизни и не познали горечи смерти в прежних круговращениях, в которых очи странствовали ради достижения вознаграждения?".
Греки были согласны с индийцами в этой вере. Сократ говорит в книге "Федон": "В сказаниях древних нам напоминают, что души уходят отсюда в Аид, затем опять возвращаются сюда, что живые происходят от мертвых и [все] вещи происходят от своих противоположностей. Поэтому умершие находятся среди живых, а наши души пребывают в Аиде. Душа каждого человека радуется или печалится из-за какой-нибудь вещи и считает эту вещь своей. Подобное реагирование [крепко] связывает ее с телом, пригвождает ее к нему и придает ей телесную форму. Душа, которая не была чистой, не может отправиться в Аид; напротив, она выходит из тела, полная телесных свойств, и быстро перемещается в другое тело, в котором она как будто сохраняется и укрепляется. Поэтому нет ей доли в бытии вместе с единой, чистой, божественной сущностью".
Он говорит также: "Если душа существует самостоятельно, то все наше знание есть не что иное, как воспоминание о приобретенном в прошлом знании, так как наши души находились в каком-то месте, прежде чем принять этот человеческий облик. Когда люди видят какую-нибудь вещь, которую они привыкли употреблять с детства, их впечатления [снова] овладевают ими; кимвал, например, напоминает им мальчика, который ударял по нему, которого они уже забыли. Забывание - это исчезновение знания, а знание - это воспоминание о том, что душа знала до ее прихода в тело".
Прокл говорит: "Способность вспоминать и забывать присуща разумной душе. Вполне очевидно, что она не переставала существовать. Отсюда с необходимостью следует, что она всегда познавала и забывала; она была знающей, когда покидала тело, и забывала, когда соединялась с телом. Действительно, когда она существует отдельно от тела, она относится к области разума и потому знающа, а когда она соединена с телом, она спускается из области разума, и к ней приходит забвение, так как над ней берет верх какая-нибудь сила".
В этом же направлении следуют те суфии, которые утверждают, что "этот мир есть спящая душа, а иной мир - бодрствующая душа", и в то же время полагают возможным пребывание бога в некоторых местах, как например на небе, в эмпиреях или на троне. Другие суфии допускают возможность его нахождения во всем мире, в животных, деревьях и неживой природе и называют это "всеобщим проявлением [бога]". Когда они допускают такое представление о боге, учение о пребывании души [в различных существах] при переселении для них не покажется опасным.
Мир [у индийцев] называется лока. По первичному делению весь мир делится на верхний, нижний и средний. Верхний мир называется Сварлока, а это рай. Нижний мир - Нагалока, то есть "мир змей", а это ад; называется он также Наралока, а иногда они называют его Патала, то есть "нижайший мир". Средний мир, в котором мы живем, называется Мадхьялока и Манушьялока, то есть "мир людей"; в нем [человек] снискивает, а в верхнем получает награду и в нижнем - наказание. Тот, кто заслужил последние два мира, сполна получает в них воздаяние за свои деяния в течение какого-то периода времени, назначаемого в соответствии с продолжительностью его деяния; в каждом из этих двух миров может пребывать только душа, отделенная от тела.
Для тех же, кто не заслужил того, чтобы улететь в рай или низвергнуться в ад, существует еще другая лока, называемая Тирьяглока, а это - мир растений и животных, не наделенных разумом, среди обитателей которого странствует дух, переселяясь от одного к другому, пока не переходит в человеческое существо, постепенно поднимаясь от низших ступеней растительного [мира] к высшим ступеням чувственного мира. Пребывание души в этом мире возможно по двум причинам: или из-за недостаточности количества [заслуженного душою] воздаяния, для того чтобы быть отправленной в место награды или наказания; или при возвращении из ада, так как, согласно представлениям индийцев, душа, возвращаясь в земную обитель, с самого начала принимает человеческий облик, а душа, возвращающаяся из ада, сначала странствует в растениях и животных, прежде чем достигнет человеческой ступени.
Индийцы в своих преданиях говорят о многочисленных адах, разнообразно их описывают и называют и для каждого греха отводят особое место. В "Вишну-пуране" говорится, что адов восемьдесят восемь тысяч, и мы приведем то, что рассказывается в ней по этому поводу:
"Тот, кто ложно присягает или лжесвидетельствует, и тот, кто помогает этим двум, а также и тот, кто насмехается над людьми, отправятся в ад Раурава".
"Тот, кто проливает невинную кровь, насильно отторгает чужие права и грабит людей или убивает корову, отправляется в ад Родха. Туда же отправится и тот, кто ненавидит людей".
"Тот, кто убивает брахмана или крадет золото, и его соучастники, правители, которые не блюдут интересов своих подданных, и тот, кто прелюбодействует с женой своего учителя или разделяет ложе с родственницей по женской линии, отправятся в Таптакумбху".
"Тот, кто потворствует прелюбодеянию своей жены из жадности, вступает в [кровосмесительную] связь со своей дочерью или женой сына, продает своего ребенка или из скаредности не тратит свое имущество на себя, отправится в Махаджвалу".
"Тот, кто непочтителен к учителю и недоволен им, пренебрегает людьми, и тот, кто занимается скотоложеством, и тот, кто с пренебрежением относится к Ведам и пуранам или извлекает с их помощью выгоду на базарах, отправится в Шавалу".
"Тот, кто крадет, строит козни, сбивает людей с правильного пути, и тот, кто ненавидит отца своего и не любит бога и людей, и тот, кто не почитает драгоценные камни, которые возвеличил бог, и рассматривает их наравне с прочими камнями, отправится в Кримишу".
"Тот, кто не уважает прав отцов и дедов, не выполняет обязанностей по отношению к ангелам, и тот, кто делает стрелы и наконечники, отправится в Лалабхакшу".
"Мастер, выделывающий мечи и ножи, отправится в Вишасану".
"Тот, кто скрывает свое имущество, жаждая получить подарки от правителей, брахман, если он продает мясо, жир, масло, приправы или вино, отправится в Адомукху".
"Тот, кто откармливает кур, кошек, овец, свиней и птиц, отправится в Рудхирандху".
"Актеры и декламаторы стихов на базарах, те, кто роет колодцы для снабжения водой, тот, кто вступает в сношения со своей женой в почитаемые [как праздник] дни, тот, кто поджигает дома людей, и тот, кто изменяет другу, а затем принимает его, домогаясь его имущества, отправятся в Рудхиру".
"Тот, кто добывает мед из пчелиного улья, отправится в Вайтарани".
"Тот, кто в опьянении своей молодостью насильно захватывает чужое имущество и женщин, отправится в Кришну".
"Тот, кто рубит деревья, отправится в Асипатравану".
"Охотник и тот, кто делает капканы и силки, отправятся в Вахниджвалу".
"Тот, кто пренебрегает обычаями и установлениями и попирает законы, а это самый худший из всех, отправится в Сандамшаку".
Мы перечислили все это только для того, чтобы осведомить о тех деяниях, которые индийцы осуждают как греховные.
Некоторые индийцы думают, что средний мир, предназначенный для снискания [награды или наказания], есть человеческий мир, в котором [душа] странствует, поскольку заслуженного ею воздаяния недостаточно ни для награды, ни для наказания. Далее они считают, что рай, возвышающийся над средним миром, [уготован] для блаженства, которое непременно длится сообразно добрым делам [души]. А странствие в растениях и животных они считают более низшей ступенью, [уготованной] для мучения и наказания, где пребывание [души] длится в соответствии с [ее] дурными делами. И они не ведают другого ада, помимо подобного опускания ниже человеческой ступени.
Эти все [различные воздаяния] нужны потому, что стремление к избавлению от оков [материи] часто происходит не прямым путем, ведущим к достоверному знанию, а идет по пути, избранному предположительно или в подражание другим. Ни одно деяние [души], вплоть до самого последнего, не пропадает зря: все они будут зачтены при взвешивании [и сопоставлении] содеянного [ею] добра и зла. Однако воздаяние будет в соответствии с намерением при совершении действия и получит она его на различных ступенях: или в том облике, в котором она находится [на земле], или в той оболочке, которую душа примет [при дальнейшем странствии], или после ее расставания с данной оболочкой и до достижения ею другого облика.
Вот здесь индийцы отклоняются от умозрительного рассмотрения и обращаются к религиозным преданиям про истоки вознаграждения и возмездия, о пребывании [души] там без телесного облика, о возвращении ее после получения награды за свои деяния сполна к телесному облику и образу человеческому, чтобы приготовиться к тому, что ей суждено в дальнейшем. Поэтому автор книги "Санкхья" не считает вознаграждение в раю благом, поскольку оно имеет предел и не вечно, ибо жизнь в раю напоминает жизнь в этом мире: и там остается взаимное соперничество и зависть вследствие разнообразия степеней и положений [для обитателей]; ведь поистине алчные страсти и скорбь прекращаются только там, где есть [полное] равенство.
Суфии также не считают пребывание в раю благом, но по иной причине, а именно потому, что душа там отвлекается утехами другими вещами помимо истины [т. е. бога] и ее внимание отвлекается от чистого добра [т. е. бога] тем, что не есть чистое добро.
Мы уже говорили, что, согласно мнению индийцев, в этих двух местах дух лишен телесности. Однако это воззрение принадлежит только избранным среди них, которые представляют себе душу самостоятельной сущностью. Что касается тех, кто стоит на более низких ступенях и почти не может представить себе ее существования без тела, то они придерживаются разнообразных мнений. Одно из них состоит в том, что будто причина предсмертной агонии лежит в ожидании духом приготовленной ему [новой] оболочки, так как дух не покидает тела до той поры, пока не обретет бытия близкое ему существо со сходными поступками и деяниями, то есть одно из тех, кого природа приготовила в виде зародыша в чреве [матери] или в виде зерна, произрастающего в лоне земли. Только тогда душа покидает тело, в котором она находилась.
Другие, основываясь на преданиях, утверждают, что душа не ожидает такого момента, а отделяется от своей оболочки по причине тонкости последней, тогда как ей уже приготовлено другое тело из элементов [материи]. Это тело называется ативахика, что значит "быстро зарождающийся", так как оно появляется не через рождение. Душа пребывает в нем целый год в жесточайшей агонии независимо от того, следует ли ей вознаграждение или наказание. Это похоже на барзах [промежуточное положение] между временем совершения деяния и временем получения вознаграждения. По этой причине наследник умершего, согласно индийским обычаям, должен исполнить годовые обряды над покойным, которые завершаются только по истечении года, так как затем дух отправляется в уготованное ему место. Здесь мы приведем некоторые выдержки из их книг, которые помогут уяснить эти [изложенные выше] идеи. В "Вишну-пуране" [говорится]:
Майтрея спросил Парашару, для чего предназначены ад и наказания в нем, на что тот ответил: "Это для того, чтобы отличить добро от зла и знание от невежества, и для проявления справедливости. Но не всякий грешник входит в ад. Некоторые спасаются от него, если они заблаговременно свершили дела покаяния и искупления. Самое великое из них - постоянно помнить о Вишну при каждом действии. Другие странствуют в растениях, отвратительных и грязных птицах и гадах ползучих, например во вшах и червях, столько времени, сколько они заслужили".
В книге "Санкхья" [говорится]: "Что касается того, кто заслужил возвышения и вознаграждения, он станет подобен одному из ангелов, смешавшись с толпами духовных существ; ему не будут препятствовать перемещаться на небесах и находиться среди их обитателей; или уподобится он одному из восьми видов духовных существ. Что касается того, кто заслужил унижения своими поступками и грехами, он станет животным или растением и будет странствовать до тех пор, пока не заслужит вознаграждения - с тем, чтобы он избавился от [тяжкого] наказания, или изменил свою сущность и покинул свое обиталище, в котором он перемещается, и обрел избавление".
Один из богословов, благосклонно относящихся к учению о переселении душ, говорит: "Переселение душ бывает четырех ступеней:
[1] Перемещение, то есть продолжение потомства среди человеческого рода, так как этим жизнь передается от одного индивидуума другому. Противоположно этому -
[2] превращение, которое исключительно присуще людям, поскольку они превращаются в обезьян, свиней и слонов.
[3] Устойчивое пребывание, подобное состоянию растений. Оно хуже перемещения [1], так как оно постоянно остается неизменным в течение [долгого] времени и становится долговечным, как горы. Противоположно ему -
[4] прекращение, свойственное срываемым растениям и приносимым в жертву животным, так как они исчезают, не оставляя после себя ничего".
Абу Йа'куб ас-Сиджизи, прозываемый..., придерживается в своей книге, названной им "Раскрывание сокровенного", того мнения, что виды сохраняются [неизменными] и что переселение душ совершается в одних и тех же видах, не переходя от них к другим видам.
Таково же было и воззрение греков. Действительно, Иоанн Грамматик рассказывает со слов Платона, что, по мнению последнего, разумные души одеваются в оболочку [различных] животных и что Платон следовал в этом пункте небылицам Пифагора.
Сократ говорит в своем "Федоне": "Тело землистое, тяжелое, громоздкое, а душа, которая любит его, перемещается и притягивается к месту, на которое оно смотрит с желанием из-за страха перед бесформенностью и перед Аидом - местом, где собираются души. Тела пачкаются в грязи и кружатся возле могил и мест погребения, где какие-нибудь души показываются, преобразившись в тени. В призраки превращаются только такие души, которые отделились [от тела] не начисто, а в них осталось еще частично то, на что можно смотреть".
Затем он говорит: "Представляется вероятным, что это не души хороших [людей], а души людей дурных, которые колеблются, [странствуя] в этих предметах вследствие наказания, постигшего их за то, что раньше они были дурно вскормлены, Они не перестают находиться в таком состоянии до тех пор, пока они снова не укрепятся в. теле по причине томления их по телесной форме, которая последовала за ними Они будут связаны с телами, природа которых сходна с природой, принадлежавшей им на этом свете. Например, те, кто только и знал еду да питье, воплотятся в разные виды ослов и диких животных, а те, кто несправедливость и притеснения предпочитали, воплотятся в разные виды волков, соколов и хищных птиц".
Далее он говорит о местах, где соберутся души; "Если бы я не думал, что я отправлюсь сначала к богам, мудрым, властным и добрым, а затем к умершим людям, лучшем, чем здешние, я был бы несправедлив, прекратив печалиться о [предстоящей] смерти".
Еще он говорит о местах вознаграждения и наказания: "Когда человек умирает, демон, то есть один из стражей ада, ведет его на место судилища и специально назначенный проводник ведет его вместе с другими, собравшимися там, в Аид, где остается он положенное количество периодов времени, которые многочисленны и длительны. Телеф говорит: "Дорога в Аид ровная". Но я говорю: "Если бы дорога была ровной или единственной, то не было бы надобности в проводнике"... Что же касается души, которая томится желанием тела или дела которой были дурными, не справедливыми, подобной душам, совершившим убийство, то она бежит оттуда и соединяется с различными видами существ, пока не пройдет известное время. Поэтому будет она приведена на место обитания, которое ей соответствует. Что касается чистой души, то она встречается со спутниками и проводниками, с богами и обитает в том месте, которое ей отведено".
Он же говорит еще: "Те из умерших, которые вели посредственный образ жизни, плывут на приготовленных для них судах по Ахерону. А когда они испытают [на себе] возмездие и очистятся от несправедливых деяний, они омываются и получают щедрые вознаграждения за добрые деяния в соответствии с их заслугами. Что же касается тех, кто совершил тяжкие проступки, такие как кража из жертвоприношений богам, насильный захват большого имущества, несправедливое убийство или преднамеренное и многократное нарушение законов, то они будут брошены в Тартар, откуда они никогда не выйдут.
Что же касается тех, которые раскаялись в грехах своих еще при жизни и чьи преступления не были столь тяжкими, например, если они совершили проступок по отношению к родителям или причинили им обиду в гневе, или если они совершили убийство по ошибке, они будут брошены в Тартар, где они будут мучимы целый год; затем волна выбрасывает их на место, откуда они взывают к своим [бывшим] противникам и просят их прекратить дальнейшее им мщение, чтобы они избавились от тягот [наказания]. Если же смилостивятся над ними, [они спасаются], если же нет, то их снова бросают в Тартар и наказание их продолжается до тех пор, пока их противники не будут удовлетворены в отношении их. А те, кто вел превосходный образ жизни, спасаются от этих мест на этой земле, они будут [словно] отдыхать от мест заключения и будут обитать на чистой земле".
Тартар - это глубокая расселина и пропасть, в которую текут реки. Каждый человек описывает наказание на том свете в самых устрашающих выражениях, которые [только] известны его народу. Западные страны подвержены таким бедствиям, как исчезновение воды в провале и потоп, хотя Платон описывает Тартар как место, где пылают огни, и как будто понимает под ним море или океан, в котором есть дурдур. Однако несомненно, что все это представляет собой описание людьми того времени их верований.
Если душа пребывает в мире скованной и у ее скованности есть определенная причина, то ее избавление от этих оков свершается по иной причине, противоположной первой. Однако мы уже изложили учение индийцев о том, что причиной скованности души является невежество; следовательно, избавляется она благодаря знанию, когда она охватит вещи своим знанием так, что сможет определить их и в целом, и в отдельности, сделав излишним [дальнейшее их] изучение и устранив [все] сомнения; потому что душа, расчленяя все существующие вещи посредством определения, познает собственную сущность и данный ей высокий удел - вечное существование, а также и презренную участь материи - претерпевать изменения и исчезать в [различных] формах. Тогда душа признает материю ненужной и убеждается в том, что все, принимаемое ею раньше за благо и наслаждение, [в действительности] есть зло и страдание. Таким образом она получает истинное знание и отвращается от воплощения в материальную форму. Тем самым действие прекращается, и душа и материя обретают избавление, отделившись друг от друга.
Автор книги "Патанджала" говорит: "Сосредоточение мысли на единстве бога побуждает человека узнать нечто помимо того, чем он занят. Тот, кто желает бога, желает добра [всей] совокупности тварей без единого исключения по какой бы то ни было причине. А тот, кто занимается [исключительно] своей душой, [отвлекаясь] от всего прочего, не может сделать для нее ни вдоха, ни выдоха. Кто достигнет этой ступени, у того душевная сила станет преобладать над его телесной силой. Тогда ему даруется способность свершить восемь дел, по осуществлении коих достигается [полная] независимость. Ведь невозможно, чтобы кто-нибудь был независим от того, что он не в состоянии сделать.
Первое из этих восьми дел - способность сделать [свое] тело столь тонким, чтобы оно сокрылось от глаз.
Второе - способность сделать [свое] тело таким легким, чтобы ему стало безразлично, ступать ли по шипам, по комочкам грязи или по земле.
Третье - способность сделать [свое] тело столь большим, чтобы оно выглядело в ужасающе удивительном виде.
Четвертое - способность осуществлять желания.
Пятое - способность познать все, что захочет.
Шестое - способность стать главою любой религиозной общины по-своему желанию.
Седьмое - чтобы подвластные изъявляли смирение и покорность.
Восьмое - чтобы свертывались расстояния между человеком и отдаленными местами его устремлений".
На нечто подобное, этому указывают выражения суфиев о познающем [человеке], когда он достигнет ступени знания. Ведь они утверждают, что у познающего бывает две души - душа вечная, не подверженная изменению и превращению, с помощью которой он познает сокровенное и совершает чудо; и другая душа, человеческая, подверженная изменениям и рождению. Недалеки, от подобных [воззрений] и учения, христиан.
Индийцы, говорят: "Если [человек] в состоянии сделать эти [восемь дел], тогда он может обходиться без них и постепенно достичь, цели, пройдя различные ступени:
Первая из них - познание названий и свойств вещей в их различениях но еще без знания определений.
Вторая - переход от этого к знанию определений, которые подводят отдельные вещи под общие понятия, но в них еще сохраняется различие.
Третья - исчезновение этого различения и постижение вещей [человеком] как нечто единое, но еще во времени.
Четвертая - когда человек познает вещи лишенными времени и может обходиться без имен и прозвищ, этих неизбежных орудий необходимости. На этой ступени разум познающий и познаваемое [разумом] соединяются и становятся одной вещью".
Это то, что говорит "Патанджала" о познании, которое дает душе спасение. На языке, индийцев спасение души называют мокша, то есть "конец".
Этим же словом они обозначают полное прояснение заслоненного светила при солнечном или лунном затмении, так как это - конец затмения и начало расхождения двух [как бы] сцепившихся [светил].
Согласно воззрению индийцев, чувства и ощущения созданы для познания, а [получаемое] от них удовольствие предназначено для побуждения к добыванию знаний, подобно тому как вкусовое ощущение, доставляемое едой и питьем, создано для сохранения организма посредством пищи, а удовольствие от совокупления - для сохранения рода через порождение. Если бы не сильное желание [удовольствия], то ни животное, ни человек не совершали бы эти действия ради тех целей.
А в книге "Гита" [сказано]: "Человек создан, чтобы познавать; поскольку знание [всегда и везде] одинаково, ему даны одинаковые органы. Если бы человек был создан, чтобы действовать, то орудия были бы так же разнообразны, как различны деяния, в соответствии с различием трех первичных сил. Однако телесная природа поспешно стремится к деятельности вследствие заложенного в ней противодействия знанию и хочет прикрыть эту деятельность удовольствиями, которые в действительности являются мучениями. Но именно знание оставляет эту природу поверженной на землю и освобождает душу от тьмы, как солнце освобождается от затмения и туч".
Это напоминает слова Сократа: "Душа, когда она находится вместе с телом и хочет исследовать что-нибудь, тотчас бывает обманута им. Но путем размышления она уясняет себе некоторые свои желания. Поэтому ее размышление [происходит] в такое время, когда ей ничто не мешает, ни слух, ни зрение, ни боль, ни удовольствие, когда она оказывается сама по себе и пренебрегает телом и общением с ним, насколько это в ее силах. В частности, душа философа презирает тело и стремится отделиться от него. Если бы мы в этой нашей жизни употребляли тело в действие и имели с ним что-то общее только по необходимости, если бы мы не подвергались влиянию его природы, а стремились от него избавиться, то мы приблизились бы к знанию, отдохнув от невежества тела, и стали бы чистыми, познав самих себя настолько, насколько позволяет бог. И именно это наиболее достойно быть истиной".
Затем мы вернемся к ходу нашего изложения и продолжим [цитату из книги "Гита"]:
"Точно так же прочие чувства [созданы] для [приобретения] знаний. Познающий наслаждается, разнообразно применяя их для [приобретения] различных знаний, так что они [как бы] становятся его разведчиками. Чувственные восприятия бывают различны в зависимости от времени. Чувства, которые служат сердцу, воспринимают только настоящее, а сердце размышляет о настоящем и [также] вспоминает о прошлом. Природа овладевает настоящим, притязает на то, что оно принадлежит ей в прошлом, и подготовляется к тому, чтобы взять над ним верх в будущем. Разум же познает сущность вещей, не будучи связан с временем, так как минувшее и грядущее равны перед ним. Ближайшими его помощниками являются размышление и природа, а далее всех от него [отстоят] пять чувств. Когда пять чувств доставляют размышлению какое-либо частичное знание, оно очищает его от ошибок, привносимых чувствами, и передает разуму. А разум превращает его во всеобщее и сообщает его душе. Тогда душа становится знающей это".
Согласно воззрениям индийцев, знание достается познающему одним из трех способов. Первый способ - через внушение, не во времени, а от рождения и колыбели, подобно мудрецу Капиле, который был рожден обладающим знанием и мудростью. Второй [способ - также] через внушение, но по истечении некоторого времени, подобно детям Брахмы, которым [знание] было внушено, когда они достигли зрелости. Третий [способ] - через учение и по истечении некоторого времени, подобно всем прочим людям, которые учатся, когда достигают зрелости.
Достижение спасения через знание возможно только при воздержании от зла. Ветви зла, несмотря на их многочисленность, сводятся к алчности, гневу и невежеству, и если подрезать корни, то увянут и ветви.
Суть воздержания от зла состоит, [во-первых,] в том, чтобы властвовать над двумя силами, алчным желанием и гневом, этими двумя самыми сильными и пагубными врагами человека, которые соблазняют его наслаждением пищей и удовлетворением местью, тогда как они скорее всего ввергают его в страдания и грехи; из-за них человек становится похож на дикого зверя и скотину, и даже на дьявола и сатану.
[Во-вторых,] в том, чтобы предпочесть [алчности и гневу] силы разума и мысли, благодаря которым человек уподобляется ангелам, приближенным [к богу]. [В третьих,] в том, чтобы отвратиться от [суетных] деяний этого мира. Однако человек не может отбросить их иначе, как отвергнув их причины - страсть и стремление к превосходству, а благодаря этому будет подрезана [в корне] вторая из трех первичных сил. Воздержание от деяния происходит двумя путями:
Во-первых, посредством лени, откладывания [деяния] и неведения, согласно требованиям третьей силы. Этот путь нежелателен, так как он приведет к концу, достойному порицания.
Во-вторых, посредством [свободного] выбора и изучения и предпочтения лучшего хорошему. Этот путь приведет к похвальному концу.
Воздержание от действий бывает совершенным только тогда, когда человек отстраняется и уединяется от всего, что его занимает. Тогда он обретает способность удерживать свои чувства от внешних чувственно воспринимаемых [вещей] настолько, что он не знает о существовании чего-либо вне его; [а также обретает способность] подавлять все движения и [даже] дыхание. Ведь известно, что алчный старается, старающийся устает, усталый задыхается. Таким образом, затрудненное дыхание есть следствие алчного желания. А с прекращением алчного желания дыхание становится таким же, как дыхание [существа], не нуждающегося в воздухе на дне морском. Тогда сердце твердо останавливается на одной вещи, а именно на стремлении к спасению и достижению полного одиночества.
В книге "Гита" [говорится]: "Как может достигнуть спасения тот, кто рассеивает свое сердце и не сосредоточивает его только на боге, и не посвящает свои деяния исключительно лику Его? А у того, кто отвращает мысль свою от [всех] вещей и [обращает] ее к Нему одному, свет сердца становится устойчивым, как устойчив свет светильника, наполненного чистым маслом и помещенного в укрытии, где не колеблет его никакой ветер; и это его занимает [так, что] он не ощущает ничего, причиняющего боль, будь то жара или холод, ибо знает он, что всё, кроме Единого, Истины, есть лишь пустой призрак".
В ней также [сказано]: "Страдание и наслаждение не оказывают никакого воздействия на действительный мир, подобно тому, как непрерывное течение рек в океан никак не отражается на его воде. Разве может подняться на эту вершину кто-нибудь помимо того, кто укротил свою алчную страсть и гнев и сделал их бессильными?".
Вследствие того, что было сказано выше, необходимо, чтобы размышление было непрерывным, исключающим число в определении его длительности, так как число употребляется для [обозначения] многократности; а многократность может быть только при [допущении] оплошности, которая вклинивается в размышление и прерывает его течение, препятствуя соединению размышления с объектом наблюдения. Однако не в этом состоит желанная цель, наоборот, она заключена в непрерывности размышления. Цель эта достигается постепенно либо в одной оболочке, либо в нескольких оболочках посредством постоянного ведения совершенного образа жизни и приучения к нему души так, что совершенный образ жизни становится ее природой и неотъемлемым свойством.
Совершенный образ жизни - это тот, который предписывается религией. Основные заповеди религии, Несмотря на многообразие ответвлений, можно свести к нескольким общим правилам, а именно: [Человек] не должен [1] убивать, [2] лгать, [3] красть, [4] прелюбодействовать, [5] копить сокровища; он должен [6] постоянно соблюдать святость м чистоту, [7] подолгу поститься и вести аскетический образ жизни, [8] крепко держаться поклонения богу, восхваляя и прославляя его [9] всегда припоминать мысленно, не произнося вслух ом - слово создания и творения.
Дело в том, что [предписание] воздерживаться от умерщвления животных [1] - это только частное положение общего правила воздерживаться от причинения боли и вреда. В него [также] входит [воздержание] от захвата чужого имущества [3] и от лжи [2]- помимо того, что ложь омерзительна и низка.
В воздержание от накопления сокровищ [входит] отказ от утомительного труда, уверенность ищущего щедрот [бога в их получении] и достижение блаженства, [отвращаясь] от унижения рабства, через величие свободы. В [предписание] о постоянном соблюдении чистоты [входит] знание скверны тела и побуждение ненавидеть ее и любить чистоту души. В [предписание] об истязании себя аскетическим образом жизни [входит] укрощение тела, успокоение его раздражительности и обострение чувств. Нечто подобное сказал Пифагор человеку, который много заботился о цветущем состоянии своего тела и удовлетворении его желаний: "Ты не делаешь [никаких] упущений при возведении своей тюрьмы и укреплении и упрочении своих оков".
В [предписании] о постоянном прибегании к поминанию бога всевышнего и ангелов [проявляется] дружба с ними. В книге "Санкхья" [говорится]: "Человек не может преступить за пределы той вещи, которую он полагает себе целью". В книге "Гита" [сказано]: "Всякая вещь, о которой человек продолжительное время думает и помнит, запечатлевается в нем так, что он оказывается ведомым ею без [всякого] намерения с его стороны. А так как в момент смерти человек вспоминает то, что он любит, то душа, когда она покинет тело, соединится с этой вещью и превратится в нее".
Однако соединение [души] со всякой [формой жизни], которая уходит и возвращается [к новой жизни], еще не есть чистое спасение, ибо в той же книге сказано: "Тот, кто знаете при своей смерти, что бог есть все и что все вещи от него, обретет спасение, хотя бы степень его была ниже степени праведников".
В ней же (сказано]: "Ищи спасения от этого мира в отказе от привязанности к его глупостям, в искренности намерения в деяниях и в приношении огня в жертву Богу без жажды получить в награду воздаяние. [Ищи спасения] в сторонении от людей, истинный смысл чего состоит в том, чтобы не отдавать предпочтения одному перед другим из-за дружбы [к первому] и вражды [ко второму]; в том, чтобы противиться [допущению] оплошности, засыпая, когда люди бодрствуют, и бодрствуя, когда люди спят, так как это [своего рода] удаление от людей, несмотря на [фактическое] нахождение с ними. [Ищи спасения] охранением, души от [самой] души, потому что она - враг, если она предается страстям, и лучший друг, если она целомудренна".
Сократ, который мало беспокоился о [неизбежной] смерти и радовался тому, что предстанет перед господом своим, говорил: "Не следует, чтобы кто-нибудь из вас считал мою ступень ниже ступени лебедя", о котором говорят, что он птица Аполлона, [то есть] Солнца, и потому знает сокровенное, и что он, когда почувствует [приближение] своей смерти, поет много песен, радуясь и веселясь тому, что отправится к господу своему. "По меньшей мере моя радость [предстоящему] приходу к тому, кому я поклоняюсь, должна быть равной радости этой птицы".
По этой же причине суфии говорят, определяя любовь, что она есть поглощенность тварью в ущерб Истине [т. е. богу].
В книге "Патанджала" [говорится]: "Мы делим путь к спасению на три части:
Первая часть связана с действием и [состоит] в постепенном приучении и расположении чувств к разрыву с внешним [миром] и привязанности к внутреннему [миру], чтобы они не были заняты ничем иным, кроме тебя. Путь этот общий для всех, кто стремится к достаточному [для жизни] пропитанию".
В книге "Вишну-дхарма" [сказано]: "Царь Парикша, [происходивший] из рода Бхригу, спросил Шатанику, главу собрания мудрецов, которые присутствовали у него, о смысле одного из понятий божества. Тот отвечал ему, что скажет по этому поводу только то, что слышал он от Шаунаки, Шаунака - от Ушанаса, а он - от Брахмы: "Бог это тот, у кого нет ни начала, ни конца; Он не родился ни от чего и не породил ничего, кроме того, о чем невозможно сказать: "Это Он" и невозможно сказать: "Это не Он". Как же буду я в состоянии помнить [всегда] о Том, Кто есть чистое добро, когда Он благоволит, и - чистое зло, когда Он гневается, и разве возможно достичь такого знания Его, чтобы поклоняться Ему, как должно Ему поклоняться, иначе как отврашаясь от мира и предаваясь Ему полностью и постоянно размышляя о Нем?"".
Ему возразили: "Человек слаб, и жизнь его коротка и незначительна; душа его едва подчиняется ему, чтобы он отказался от [удовлетворения] необходимых жизненных потребностей, а это препятствует ему [вступить] на путь спасения. Если бы человек жил в начальную эпоху, когда жизненные сроки длились тысячи лет и мир был прекрасен благодаря небытию зла, то можно было бы надеяться, что он сделает все как должно. Что же касается последней эпохи, то что, по твоему мнению, должен делать человек в этом изменчивом мире, чтобы смог он переправиться через море, не утонув?".
Брахма сказал: "Человеку необходимы пища, жилище и одежда, и нет ему в них никакой беды. Однако счастье - только в отказе от всего прочего, от излишних и утомительных деяний. Так поклоняйтесь же Богу, только Ему одному, и преклоняйтесь перед Ним, ищите близости к Нему на местах поклонения [подношением] подарков из благовоний и цветов; прославляйте Его и постоянно обращайте к Нему свои сердца, чтобы не разлучались они с Ним. Подавайте милостыню брахманам и другим [людям] и давайте Ему обеты, обеты частного порядка, вроде воздержания от [употребления] мяса, и общие, вроде [обета] поститься. Животные принадлежат Ему, и не считайте, что животные отличны от вас самих, так что можете вы их убивать. Знайте, что Он является всем, и что бы вы ни делали, делайте ради Него. А если вы наслаждаетесь ложными прикрасами [суетного] мира, то не забывайте Его в ваших намерениях. Если вы будете стремиться к страху перед Ним и достижению способности поклоняться Ему, то именно благодаря тому, а не чему-либо иному обретете вы спасение".
В книге "Гита" [сказано]: "Тот, кто подавляет свои страсти, не выходит за пределы необходимых потребностей, и тот, кто довольствуется достаточным [для жизни] пропитанием, не будет посрамлен, и не будут считать его презренным".
В ней же говорится еще: "Если человек не избавлен от естественных потребностей, [например] в пище - для утоления сжигающего его голода, во сне - для устранения последствий утомительных движений или в ложе - для отдыха на нем, то в последнем случае ложе обязательно должно быть чистым и удобным, одинаково ровно возвышаться над поверхностью земли и быть достаточно просторным, чтобы тело [свободно] распростерлось на нем; место должно быть с умеренной температурой, где не беспокоили бы ни холод, ни жара, безопасным от приближения ползучих гадов: все это способствует обострению [способностей] сердца и сосредоточению мысли на единстве [бога]. Ибо все, что выходит за пределы необходимых потребностей в еде и одежде, это [также] источники удовольствия, которые [в действительности] являются скрытыми [источниками] страдания. Успокаиваться на них нельзя, ибо это приводит к самым тяжелым мучениям. Наслаждение достанется в удел тому, кто одолеет двух нетерпимых врагов, я имею в виду страсть и гнев, еще в период своей жизни, но не перед [самой] смертью; тому, кто достигнет внутреннего успокоения, а не внешнего, и сможет отделаться от своих чувств".
Васудева говорил Арджуне: "Если ты желаешь чистого добра, то охраняй девять врат тела своего и знай, что в них входит и выходит; береги сердце свое от рассредоточения его мыслей и успокой душу свою, помня об оболочке темени ребенка, которая сначала бывает мягкой, а затем затягивается и становится крепкой, так что кажется ненужной. Ты не смотри на чувственные восприятия иначе как на природные свойства органов чувства, с тем чтобы не подчиниться им".
Вторая часть [пути к спасению] связана с отказом от действия, [вызванным] пониманием того, как дурны все изменчивые создания и исчезающие формы, так что сердце отвращается от них, сильное желание их прекращается и образуется возвышение [человека] над тремя первичными силами, которые являются причиной деяний и их разнообразия. Дело в том, что тот, кто охватил [в своем знании] состояние вещей на этом свете, знает, что его добро суть зло, а его блаженство при вознаграждении оборачивается несчастьем. Поэтому он отвращается от того, что усугубляет его запутывание в сетях [этого света] и порождает [более длительное] пребывание [в нем].
В книге "Гита" [говорится]: "Люди заблуждаются в отношении того, что им велено или запрещено, и не идут верным путем к различению хороших деяний от дурных. Поэтому настоящее деяние - это отказ от деяний и избавление от них".
В ней также [сказано]: "Чистота знания превосходит чистоту всех прочих вещей, так как знанием искореняется невежество и достигается достоверность взамен сомнения, которое есть источник мучения, ибо нет блаженства сомневающемуся".
Отсюда видно, что первая часть [пути к спасению] есть орудие для второй части.
Затем третья часть [пути к спасению], которая скорее всего должна быть орудием первых двух. Она состоит в поклонении с тем, чтобы бог помог обрести спасение и удостоил [воплощения в] такой оболочке, в которой постепенно можно было бы достичь счастья.
Автор книги "Гита" распределяет поклонение на [обязанности] тела, голоса и сердца.
Телу надлежит поститься, молиться, выполнять требования [религиозного] закона, служить ангелам и ученым брахманам, соблюдать чистоту тела, полностью воздерживаться от убиения и не смотреть на жен других людей и на иную их собственность.
Голосу надлежит читать [священные тексты], восхвалять [бога], всегда говорить правду, быть кротким с людьми, направлять их на верный путь и повелевать им делать добро.
Сердцу надлежит иметь прямое намерение, избегать кичливости, постоянно проявлять терпение, сдерживать свои чувства, сохраняя вместе с тем веселое расположение духа.
Затем он [автор книги "Патанджала"] прибавляет к этим [трем частям пути к спасению] четвертую часть, связанную с нелепостями и называемую расаяна. Она состоит в различных алхимических проделках с лекарствами в целях осуществить неподдающиеся осуществлению вещи. Рассказ об этих вещах последует ниже. Но они не имеют ничего общего с этим самым учением [о спасении], кроме того, что в них также требуются решимость и истинность намерения, подкрепляемые признанием их правильности и усердием при их осуществлении.
По учению индийцев, спасение есть соединение с богом, так как Ему не нужно надеяться на вознаграждение или опасность противодейетвия; Он недоступен мыслям, поскольку Он возвышен как над ненавистными противоположностями, так и над возлюбленными подобиями Его; Он знает свою сущность, но не таким знанием, которое приходит внезапно, после того как Он не знал ее прежде в каком-либо состоянии. Точно так же индийцы описывают того, кто обрел спасение; он отличается от бога лишь в своем начале, поскольку он не существовал в предвечности, а также потому, что до спасения он находился в мире спутанности [сетями], где он познавал познаваемое, но знание его было как бы призрачным, [хотя и] достигаемым большими усилиями, тогда как предмет его знания оставался скрытым [от него] завесой. Что же касается мира спасения, то там завесы сняты, покровы убраны и препятствия устранены; там [человеческое} существо обладает знанием, не жаждет познать что-либо неизвестное, отделено от быстро стирающихся чувственных восприятий, соединено с вечным понятиями разума. Поэтому в конце книги "Патанджала" ученик спрашивает о том, как происходит спасение, а наставник ему отвечает: "Если ты хочешь, можешь сказать, что спасение - это прекращение [действия] трех [первичных] сил и их возвращение в тот источник, откуда они появились. Если хочешь, можешь сказать, что это - возвращение души, овладевшей знанием, к своей природе".
Эти два человека разошлись в мнениях относительно того, кто достигает стадии избавления.
Отшельник спрашивает в книге "Санкхья": "Почему смерть не наступает в момент прекращения действия?" Мудрец отвечает: "Потому что отделение вызывается неким душевным состоянием в то время, когда дух еще в теле. Душу и тело разъединяет не что иное, как природное состояние, которое разрывает их связь. Ведь часто действие продолжает сохраняться некоторое время после устранения вызвавшей его [причины]; оно ослабевает в течение этого времени и постепенно затихает, пока не исчезнет полностью. Например, прядильщик шелка вращает свою прялку при помощи деревяшки до тех пор, пока ее вращение не станет очень быстрым, а затем бросает деревяшку, но прялка не останавливается [сразу], когда уберут вращающуюся деревяшку, а движение ее ослабевает мало-помалу, пока не прекратится совсем. Точно так же обстоит и с телом: после прекращения [жизнедеятельности в нем остается след до тех пор, пока тело, [пройдя] через состояние движения и покоя, не придет к исчезновению природной силы и стиранию следа предшествовавшей [жизне]деятельности. Таким образом, спасение бывает полным, когда тело приходит в изнеможение".
Что же касается книги "Патанджала", то в том месте ее, где есть свидетельство в пользу вышеизложенного, говорится о том, кто сдерживает свои чувства и ощущения, подобно тому как черепаха подбирает свои члены при опасности: "он не связан, так как узы развязаны, и не спасен, так как тело его находится с ним".
Вышеизложенному [учению о спасении] противоречат такие слова [в книге "Патанджала"]: "Тела - это сети душ, [препятствующие] получению вознаграждения. Тот, кто достиг стадии спасения, получил в своей оболочке [еще при жизни] вознаграждение за прошлые деяния. Затем он прекращает снискивать [вознаграждение] для будущего. Тогда он освобождается от сети, перестает нуждаться в оболочке и [свободно] перемещается в ней, не будучи запутанным в сети. Он [даже] в состоянии передвигаться куда только захочет, и когда он пожелает, он может подняться выше лица смерти. Поистине плотные, крепко сцепленные тела не могут стать препятствием для его оболочки. Так как же тело может [препятствовать] его духу?".
Близко к этим представлениям подходят суфии. В одной из их книг, со слов некоего суфия, рассказывается: "К нам пришла группа суфиев и села поодаль от нас. Один из них встал для молитвы и, когда кончил, обратился ко мне со словами: "О шейх! Знаешь ли ты здесь место, подходящее для того, чтобы нам умереть в нем?". Я подумал, что он имеет в виду сон, и указал ему знаком одно место. Он отправился туда, опрокинулся затылком [на то место] и стал недвижим. Тогда я поднялся, подошел к нему и потряс его - оказывается он уже похолодел".