О Сибиръстей стране, како изволением Божиим взята бысть от рускаго полка, собраннаго и водимаго атаманом Ермаком Тимофеевым и своею храброю и предоброю дружиною и со единомысленною.
Начася царство бесерменъское в Сибири, и чего ради Сибирь наречеся, и како Божиим изволением взята бысть от православных християн, [сииречь] от рускаго воинства, в наследие росийского скипетродержательств[а], и како победиша царя Кучюма Мартазеева сына, и о мужестве и о храбрости [рускаго полка, собраннаго] и водимаго атаманом Ермаком Тимофеевым, и о поставлении градов в Сибиръстей земли и о создании церквей православных, еще же и о чюдесех Пресвятыя владычеца нашея Богородица и Приснодевы Мария, идеже содеяшася во дни и р[о]да наша, и прочих вещех, кииждо изложих по главом, да не с трудом вся обрящутся.
О царстве же Сибирьском и о княжении написахом ино с летописца т[ата]рского, ино же достоверными мужы испытовах, еже добре и некоснено поведаша ми яве.
Сия убо Сибирьская страна полунощ[ная], отстоит же от Росии царствующаго града Москвы многое разстояние, яко до двою тысяч поприщ суть. Сих же царств, Росийскаго и Сибирьские земли, облежит Камень превысочайш[ий] зело, яко дося[за]ти инем холмом до облак небесных, тако бо Божиими судьбами устроись, яко стена граду утвержена. На сем же Камени ростяху дереве различное: кедри и проччая. В них же жительство имеют зверие различнии, ови подобии на снедение человеком, ови же на украшение и на одеяние риз. Да кии же на снедение, сия суть чиста, еже есть елень, лось, заяц, а иже на одеяние и на украшение ризное, еже есть лисица, соболь, бобрь, росомака, белка и подобная сим. Много же и сладкопесневыя птицы, паче же и многоразличныя травныя цветы. Из сего же Камени реки многия изстекоша, ови поидоша к Росийскому царству, ови же в Сибирьскую землю. Дивно убо есть, како Божиими судбами реки тамо бысть: вода камень тверд разскопа, [и бысть] реки пространыя и прекрасныя зело, в них же воды сладчайш[ии] [и] рыбы различьныя множество; на исходищех же сих рек дебрь плодовитая на жатву и скотопитателная места пространна зело.
2. Первая река в Сибирскую землю изыде, глаголемая Тура. [По сей же реце] жителство имеют людие, рекомии вогуличи, глаголют же своим языком, покланяютъся же идолом. В сию же реку Туру паки река вниде Тагил, еще же вниде река Ница; [и совокупищася] три реки во един сонм, да еще и совокупишася, но имянуетъца Тура старейшества ради. Оттоле же иде река Тура внутрь Сибирския земли; по ней же живут тотаровя. Река же Тура вниде в реку, глаголемую Тобол; Тобол же река вниде в реку, глаголемую Иртиш. Сия же река Иртиш вниде своим устием в великую реку, глаголемую Обь. По сих же реках жителства имеют мнози языцы: тотаровя, колмыки, му[г]алы, Пегая орда и остяки, самоядь и прочая языцы. Тотар[ов]я закон Моаметов держат; колмыки же которой закон или отец своих предан[и]е [держат], не вем, понеже бо писмени о сем не обретох и ни испытати возмогох. Пегая ж орда и остяки, и самояды закона не имеют, но идолом покланяются и жертвы приносят, яко богу, волшебною же хитростию правяше домы своя всуе, понеже егда приносят дары кумиром своим , тогда же молят, яко сего ради приносит, яко подаст ему кумир он [вся многая в дому] его. Во истинну и скотом [не] уподоби[ли]ся сии людие: скот бо аще и без[с]ловесно есть, Богом не веленно ясти ему, и не яст зверя, или птицы, или траву сенну. Сии же человецы не уподобишася сим, понеже Бога, [иже] суть на небесех, не ведающе ни закона, [е]же от поведающих им слышаще, не приемълюще. Сыроядцы, зверина же и гад[ска]я мяса снедающе, скверна и кровь пияху, яко воду, от животных, и траву и корение едяху. Остяки же одежду имеют от рыб, самоядь же от еленей. Ездят остяки на псах, самоядь же на еленех. Сия же великая река Обь вниде своим устием в губу Мангазейскую. Сия же губа двема устьи вниде во акиян море прямо к северу. В сих же устьях леди искони состарешася и николи же таяще от солнца, и непроходимо место, и не знаемо чадию.
Река, глаголемая Ишим, вниде устием своим в реку Иртиш, иже прежде именовах. На сей же реце Ишиме бе царь Моаметова закону именем Он. И воста на него его же державы от простых людей имянем Чингис, и шед на него, яко разбойник, с прочими, и уби царя Она, и царство сам приемлет Чингис. Некто же от слуг царя Она соблюде от Чингисова убийства сына Она царя, ему же имя Тайбуга. По неколицех же летех уведано бысть царю Чингису про Тайбугу, яко сын есть царя Она, и приемлет ceгo, и великою честию почте его, дарует же сему княжение и власть в людex. По сем же князь Тайбуга прося у царя Чингиса отпущения: идеже хощет царь, он же да идет тамо с воин[с]твом. Царь же Чингис собрав вои[н]ство много и вооружено и отпусти его по реце Иртишу, идеже живяху чюдь. Князь же Тайбуга, шед с воинством, многия царю покори по реце Иртишу и по великой Оби живущих тамо и оттоле возвратися восвояси с радостию. Царь же Чингис, слыша от Тайбуги, яко покори [ему] многия и подруч[ны] сотвори, наипаче честь ему дарует. Паки же Тайбуга [прося] от царя Чингиса, яко да отпустит его, [и]деже хощет, тамо да пребывает. Царь же отпусти его: «Идеже,— рече,— хощеши, тамо да пребывавши». Изыде же князь Тайбуга со всем домом своим на реку Туру, и тамо созда град, и нарече его Чингиден; ныне же на сем [месте] град Тюмень. Жит же Тайбуга во граде [сем] много лет; ту и умре.
[По нем же] княжил сын его Ходжа, по сем Ходжин сын Map. [Маровы дети Адер и] Ябалак. Князь же Map женат был на сестре ка[за]нского царя Упака. [Сей же казанский царь] Упак зятя своего Мара уби и градом облада, и владе много лет. Маровы же дети Ядер и Ябалак умре своею смертью. По сем Ядеров сын Мамет казанского царя уби Упака и град свой Чингиден разруши, и отиде оттуду внутрь Сибирския земли, и постави себе град на реке Иртише, и назва его град Сибирь, сий рече началний. И живяше в нем царь лета многа и умре. И оттоле [пресечеся] царство на реце [Ишиме].
Да егда убо Мамет казанского царя победи и повеле поставити град сего ради, яко царя победи, храбрость свою показуя, и повеле началним градом звати его. Оттоле ж и вся страна сия прозвася Сибирь. Гради [же] сибирстии имянуеми кииждо их по смотрению и по прилучию, [и по древнему] имянованию; обще же Сибирь имянуетца, яко же и Римская страна Италия нарицаетца от Итала некоего, обладавъшаго странами вечерьними , яко ж свидетелствует кронника латынская. Гради же всеа Римския страны разньство имян имеют, опще же Италия нарицаетъся. Прежде же сего како сия нарицашеся, не вем, понеже отнеле же град Сибирь создан, много лет преиде, испытати не возмогох. Прежде бо живяше чюдь по всей Сибирстей земли, а как[о] нарицашеся, того в память никому не вниде, ни писания обретох.
По князе же Мамете княжил на Сибири Ябалаков сын Агиш. По нем же Маметов сын Каз[ым]. По нем Каз[ымо]вы дети Етигер, Бе[к]булат, Бекбулатов же [сын] Сейдяк.
Прииде же степью ис Казачьи орды царь Кучюм М[у]ртазеев сын со многими воинскими людми и доиде до града Сибири, и град взя, и князей [Е]тигера и Бекбулата уби, и прозвася сибирский царь. И мнози языцы повинны собе сотвори, и превознесеся мыслию и сего ради погибе по глаголющему: «Господь гордым противится, смиренным дает благодать». Бекбулатов же сын Сейдяк от убиения царя Кучюма соблюден бысть и изведен в Бухарскую землю. Царь же Кучюм царст[во]ва в Сибири лета доволна во изообилии, радости и веселии, дани и оброки со многих язык имаше даже до лета повеления Господня, в ня же Бог восхоте царство его разрушити и предати православным християном.
Закон же царя Кучюма [и] иже под его областию быша, держаще Моамета проклятаго, инии же кумиром покланя[юш]еся и жрут им, яко Богу. Святии апостоли написа[ша] в правилех своих и вселенней предаша, еже бо рекоша: аще кто прилежит Моаметовым заповедем и внемлет учение его, анафема да будет, сииречь проклят. Паче же и идолопоклоник правило предлежит, проклятию же сподоблени есть: неправление во царех и нестроение в воинъстве его, во всех людех пря и мятежь мно, рати воздвижение, чад ненаследие, бедами же и напастьми [скорбя]. Мню же, яко сего ради посла Бог гнев Свой на сего царя Кучюма и иже под его властию бысть, яко закона Божия не вед[ущ]е и покланяющеся идолом, и жрут бесом, а не Богу богом, их же не вед[ущ]е, яко же древле при законодавце Моисее сотвориша израильстии людие телец и вместо Бога поклонишася ему и ркоша: «Се боги твои, Израилю». И сего ради посла на сих [Господь] гнев Свой, змием повеле поясти их, кииждо же их уязвляеми от змии умираху. И паки Господь милосердова о них и вложи в сердце блаженному Моисею; он же, Божиим мановением подвижим, сотвори змию медяну и превоз[не]се ю н[а] трость, прообразуя Христово распятие. Уязвляемии же от змия взираху на ону змию, исцелеваху. Повеле же им не вместо Бога змию имети, но немо[щи] их [сн]исходя, они ж и сию обожиша и начаша, яко Бога, хвалити ю. И сего ради тмами казнишася гладом и язвами, пленом и ратию и различными разоренми, яко ж той же блаженный Моисей в песни в Девтеромии, предвозвещая непокоривым июдеом [в] [будущее] им в последних озлоблениих, глагол[ет]. И виде Господь, и возревнова, разгневася гневом ради сынов их [и] дщерей, имеяху бо бесом пожьрети я. И рече Бог: «Отвращу лице Мое от них, яко прогневаша Мя во идолех своих». Лице же Божие отческое Его попечение разумеем, им же о нас печется и покрывает, яко птица птенца своя. Також и [от сих] идолопоклоник отврати Бог лице Свое идол ради и жертв их кровных и казни их, ни гладом же, ни мором, ни огнем жегий, ни камением побивая, но сопротив посла меч обоюду остр, потиная и поядая и тли предавая бесовская идоложертвия и их поклонники и служители.
Посла Бог очистити место святы[н]и и победити бусорманского царя Кучюма и разорити боги мерския и их нечестивая капища, но и еще быша вогнеждение зверем и водворение сирином. Избра Бог не от славъных муж, царска повеления воевод, и вооружи славою и ратоборством атамана Ермака Тимофеева сына и с ним 540 человек. Забыша бо сии света сего честь и славу, но смерть [в] живот преложиша и возсприимъше щит истинныя веры, и утверди[вше]ся мужествено, и показавше храбрость пред нечестивыми. Не поскорбеша бо о суетных, и сладкое и покоишное житие отринуша, жестокое же и бритное дело, оружия и щиты возлюбиша; не даша бо покоя скраниям своим, ни зеницам дремания, дондеже Божию помощ[ъ] прияша на окаянных бусорман. Неоскудно бо излия[ние] крови своя сии восприяша, учащаеми ранами от стрелных верж[ен]ий [от] окаянных агарян, и даша плещи своя на раны. Они бо, окаянъни, яростию претяще им и гордяся паче кинтавр и яко Антей, но храними Божиима дланма. Писано бо есть: «Не убоится исполин, ни зверя устрашится, ниже вострепещет желез[а], ни [корк]одил уст, има[т] бо по[бо]рника Бога паче всякого камени и твердости». Тако и сии воини положиша упования на Господа твердо, и вси глаголюще: «Достойни умрете за истинную веру и пострадати за православие, и благочестивому царю послужити. Не от многих бо вои победа бывает, но от Бога свыше». Истинна бо воистинну сия словеса: не многими вои победита шатания поганых, и брови их низвергоша превышщая, и смириша гордыя. И по всей Сибирстей земли ликоваху стопами свободными, ни от кого же возбраняеми. И от сих поставишася град и святыя Божия церкви воздвигошася. Аще древле Сибирская земля идоложертвием помрачися, ныне же благочестием сияя. Отпаде бесовская служба, и требища идолская сокрушишася, богоувидение всадися, Троица единосушная и несозданное божество прославляетъся по глаголющему: «Во всю землю изыдоша вещания их и в конц[ы] вселенныя глаголы их». Божественным бо апостолом аще и [не] благоволи Бог происходити страны сия, но про[поведи] их повсюду изыдоша.
В лета 7089, при державе благочестивого царя и великого князя Ивана Васильевича, всеа Русии самодержца, приидоша сии воини c Волги в Сибирь. Идоша же в Сибирь Чюсовою рекою и приидоша на реку Тагил, и плыша Тагилом и Турою, и доплыша до реки Тавды. На усть же тоя реки яша тотарина имянем Таузака, царева Кучюмова двора. Поведа же им сей все про царя Кучюма.
Слышав же царь Кучюм пришествие руских воин и мужество их и храбрость, и о сем оскорбися зело. И паки мысль свою предлагает, вскоре посылает во всю свою державу, дабы ехали к нему воинстии людие во град Сибирь и противо руских воин ополчились. В мале же времени собрашася к нему множество тотар, и остяков, и вогулич, и прочая языцы, иже под его властию. Посла же царь сына своего Маметкула со множеством воин и повеле мужески ополчитися про[ти]во нашедших. Сам же повеле засеку учинити подле реку Иртишь под Чювашевым, и засыпати землею, и многими крепостьми утвердити, яко же есть достойна утвержения. Меметкул же с вои своими доиде до некоего урочища, иже Бобасан река имянуем. Казацы же, видевше таково собрание поганых, нимало того устрашишася. Бысть же ту брань велия, и побиша поганых множество, на бежение поганыи устремишася. Паки ж казацы поплыша в стругах своих по реке Тоболу. Тотаровя же начаша стреляти из-за горы на струги их. И то место проплыша ничем не вреждени.
Доидоша казацы до Карачина улуса. Сей же Карача думной бе царя Кучюма. Состави же брань с Карачею и улус его взяша, и множество богат[ст]ва приобретоша и царева меду в струги своя снесоша. Приплыша же до реки Иртишу. Погании же на берег приидоша, овии же на конях, овии же пешы. Казацы же на брег взыдоша и мужески на поганых наступающе. И в то время бысть смертьное порожение поганым, и вдашася погании невозвратному бегству.
Царь же Кучюм, виде своих падение, изыде со многими людми на высоце место на горе, рекомей Чювашеве. У засеки ж сын его Маметкул со многими же людми. Казацы же поидоша по Иртишу вверх и взяша городок Атик мурза, седоша в нем. Нощи же пришедши, и быша вси в размышлении, видевше таково собрание поганых, яко битися единому з десятию или з дватцатью поганых. И убояшася, пристрастьни быша. И восхотеша тоя нощи бежати, друзии же не восхотеша, яко уже осень [бе], но уповаша на Бога, утвердиша же и прочих, яко да идут заутра противо поганых, упова[ша] на Бога.
Месяца ж октября в 23 день вси рустии воини из городка на бой [поидоша], [и] вси глаголюще: «С нами Бог». И паки приложища: «Боже, помози [нам], рабом своим». [И] начаша приступати к засеке, и бысть брань велия. Сии же злоратные мужие убиение и дерзость свиреподушную показоваху, и яко копейные сулица имеяше во утробах, ибо вооружишася собою крепце и вси дыхающе гневом и яростию, одеяни же железом и медьнощитницы, и копиеносцы, и железострелцы. Состави же ся брань от обою страну. Погании же пустиша тмочисленныя стрелы, казацы же противо их из огнедышущых пищалей. И бысть сеча зла, за руки емлюще сечахуся. Божиею помощыю помалу погании начаша оскудевати и слабети. Казацы же погнаша их и вслед их побивающе, [и сваляюще, и попирающе]. Очервл[ен]ишася тогда кровми поля сущая ту и послашася трупи[ем] мертвец, и блата собрашася от истекшых кровей тогда, яко ж древле от телес у Троинъского града близ Командры реки пленующу Акилесу. Тако бо победита окаянных бусорман, Божий бо гнев прииде на нь за беззаконие их и кумиропокланяние, яко [не] ведеша Бог[а], сотворяющаго их. Царевича же Маметкула уязвиша от руских вои, тогда бо и поиман был, но свои его увезоша на он пол реки Иртиша.
Царь же Кучюм, стоя на горе высоце, юже имяновах прежде, виде своих падение, повеле му[л]лам своим кли[к]ати скверную свою молитву, призывати скверныя своя боги. И не бысть им помощи от сих и поспешения. В то же время князцы остяцъкие [с] своими людми отъид[оша] кождо восвояси. Царь же Кучюм виде [царьства] своего лишение, рече сушъщим с ним: «Побежим не медляше, сами видим, всего лишени. Сильнии изнемогоша, храбрии избиении быша. О горе! О люте мне! Увы, увы! Что сотвор[ю] и камо бежу! Покры страмота лице мое! Кто мя победи и напрасно мя из царства изгна? От простых людей Ермак не со многими пришед и толика зла сотвори, воя моя изби, мене посрами». А того, беззаконниче, не весть, что и чада родитель своих ради стражут ово пожаром, ово гладом и наготою, и от зверь скоту снедаему быти. Беззаконниче, [за] скверны твоя не хотя Бог тя видети, и обратися болезнь чюжая на главу твою, и неправда ж твоя на тя сниде! Тако он и сам на ся рек, к сему же глагола: «Се аз победих во граде Сибири князей Етигера и Бекбулата и многое богатство приобретох. Приидох же и победих ни от кого ж послан, но самозванен приидох корысти ради и величия». Прибеже во град свой царь Кучюм, и взя мало нечто от сокровищь своих, и вдашася невозвратному бегству со всеми вои своими. Град же свой Сибирь остави пуст.
Да егда убо под Чювашевым ста бранное ополчение, воинстии же людие утрудишася, уже бо нощи пришедши. Отъидоша оттуду и обночеваш[а]ся, стражу ж утвердиша крепце от поганых, да не яко змии ухапят окаяннии. На утрии же вси воинстии людие молитву сотворше ко всещедрому Богу и Пресвятей Его Матери и поидошя ко граду к Сибири без боязни. Но да яко же приближишася близ града, и не бе слышати во граде ни гласа, ни послушания, мняще же, прежде егда скрышася во граде окаяннии. Воинстии же людие на Бога уповаша [и] [поидоша во град]. Приидоша во град [Сибирь] Ермак с товарыши в лето 7089 году октября в 26 день, на память святаго великомученика Дмиттрея Селунскаго. Прославиша же Бога, давшаго им победу на окаянных идолопоклонник и агарян, и радостию радующеся. Достойно воистинну воспоминати сию победу и впредь идущ[и]я роды, яко немногими вои таково царство взяша Божиею помошию.
По взятии же Сибири в 4 день прииде во град Сибирь остяцкой князь имянем Бояр со многими остяки, принесоша ж Ермаку с товарыши многая дары и запасы, яже на потребу. По нем же начаша приходити тотаровя мнози з женами и з детми и начаша жити в первых своих домех, видяше, яко покори их Бог православным християном.
Того же лета месяца декабря в 5 день Ермакове дружине без опасения идущим к рыбной ловьли к некоему урочищу, [е]же имянуетъся Басан, поставиша же стан свой и почиша без стражи. Царевичь же Маметкул пришед на них тай со многими людьми и поби их. Слышано же бысть во граде о убиени[и] сих. Ермак же з дружиною своею погна вслед поганых и достигоша их. И бысть с погаными брань велия на мног час, погании же на бежение устремишася. Ермак же с товарыши возвратися во град Сибирь.
Егда же изволи Бог предати християном Сибирскую землю и по взяти[и], того же лета Ермак с товарыши послаша к Москве [соунчом атамана и казаков], и писаша ко благочестивому царю и великому князю Ивану Васильевичю, всеа Русии самодержцу, что изволением всемилостиваго [в Троицы] славимаго Бога и Пречистыя Его Богоматери и великих всеа Руси чюдотворцов молитва[ми], его же, государя царя и великого князя Ивана Васильевича всеа Русии, праведною молитвою ко всещедрому Богу и счастием царство Сибирьское взяша и царя Кучюма и с вои его победиша, под его царскую высокую руку привели многих живущих тамо иноземъцов, тотар, и остяков, и вогуличь, и проч[и]я языцы. И к [шерти] их по их вере привели многих, что быть под его царскою высокою pyкою до веку, покамест изволит Бог вселеннеи стояти, и ясак им давати государю по вся лета без переводу, [а] на руских людей зла никакова не мыслити. А которые похотят к государю в его государьскую службу, и тем бы ево государьская служба служити прямо, и недругом его государьским не спускати, елико Бог помощи подаст, и самем им не изменить, к царю Кучюму и в ыные орды и улусы не отъехать, и зла на всяких руских людей никакова не думать, и во всем [правом постоянстве] стоять.
Атаманы же и казаки к Москве приехаша. Поведано ж быстъ государю о сих. Благочестивый же государь царь и великий князь Иван Васильевичь, всеа Русии самодержец, слыша и повеле отписку у них приняти и вычесть пред своим царьским лицем. Егда государь услыша Божию помощь и силу, яко снабдит Господь царство и пространство дарует, и покоряет непокорливыя, и повинныя творит враги его [и] [подручны сопостаты его], тогда же прослави Бога и Пречистую Его матерь, яко [яви] такову свою милость: не от многих вои такова победа бысть. Ермака же своим царским жалованием заочьным словом пожаловал. Казаков же государь пожаловал своим царьским жалованьем, денгами и сукнами. И паки государь отпусти их в Сибирь к Ермаку с товарыщи. Ермаку же, и прочим атаманом, и казаком посла государь свое государьское жалованье многое за их к нему, государю, службу и за пролитие их крови.
По сем прииде во град к Ермаку тотарин имянем Сенбахта и поведа ему, что царевичь Маметкул, Кучюма царя сын, стоит на реце Вагаю, суть же от града Сибири яко поприщ сто. Ермак же посла некоторых товарства своего юных и искусных ратному делу. Поидоша сии воини, и дошедше, и на станы их нападоша нощию, овем спящим, овем же не спящим, видящим еще, и многих поганых побиша. Царевича же шатра доидоша и объидоша, и жива яша царевича Маметкула и со всем богаством. Приведоша же сего во град к Ермаку с товарыши. Ермак же прият сего, поведает же ему царьское великое жалованье и ублажает его ласкосердыми словесы. Царь же Кучюм ожидая сына своего Маметкула многое время, и приидоша к нему вестницы и поведаша ему, яко пленен бысть сын Маметкул. Слыша же царь и болезнова о нем. И много в болезни [плакася] царь и весь дом его на много время.
Приидоша вестницы к царю Кучюму и поведаша ему, яко идет на него с воиством многим князь Сейдяк Бекбулатов сын из Бухарские земли, иже от убиения [его] крыяся тамо, и воспомяну отчество свое, и наследити восхоте, и отмстити кровь отца своего Бекбулата хощет. Царь же Кучюм слыша сия от поведающых ему и убояся страхом велиим зело, еще бо изообилно страху перваго в нем, иже бысть от рускаго полка. По [сем] же думный его Карача [со] своими людми, иже бысть дому его, отъиде от царя Кучюма и не [восхоте] быти в повиновении пред ним. Слыша же сия, царь восплакася плачем велиим и рече: «Его же Бог не помилует, того и любимии друзи оставляют и бысть, яко враги». Карача же доиде до Юлмысково озера, иже вверх реки Иртиша, межь реки Тары и реки Оми, и ту пребываше.
Храбровавшу Ермаку з дружиною во всей Сибирстей земли, ходиша стопами свободными, ни от кого же устрашающеся, страх бо Божий на всех бяше живущих тамо, яко меч обоюду остр идый пред лицем рускаго полка, пожиная и поядая и страша. Повоева же многия городки и улусы по реке Иртишу и по великой Оби, [и] Назимъской городок взяша со князем их и со всем богатством. Возврати же ся во град Сибирь с радостию великою и корыстию.
В лето 7091-го благочестивый царь и великий князь Иван Васильевич всеа Русии посла в свою державу в Сибирь воевод своих, князя Семена Волховского да Ивана Глухова, со многими воинскими людми. В то же время бысть во граде Сибири глад крепок. Да егда приидоша воинстии людие, наипаче гладу обдержащу, мнози же гладом умроша, и князь Семен умре, ту и погребен бысть. Бе же глад зимнею годиною. Егда же прииде весна, тогда же начаша тотаровя и остяки от ловитв своих приносити во град многия запасы. И паки быша во граде многия запасы изообилны житными и овошными и прочими, яж на потребу.
Того же лета царевича Маметкула Кучюмова сына послаша из Сибири в царствующий град Москву со многими воинскими людьми. До того ж их приезду к Москве, Богу изволивъшу, благочестивый государь царь и великий князь Иван Васильевичь всеа Русии ко Господу отъиде в вечный покой. По своем же преставлении на свой царский престол повеле возвести сына своего Феодора Ивановича, благочестиваго царя и великаго князя, всеа Русии самодержца, еже и бысть. И привезоша воинские людие царевича Маметкула в царствующий град Москву, и по повелению же царя и великого князя Феодора Ивановича всеа Русии стреча ему была честна. И на приезде государь того царевича Маметкула пожаловал своим царским жалованием многим. Також и служилых людей, которые за ним присланы, государь пожаловал денгами, и кормом, и выходными сукнами.
Того же лета приидоша к Ермаку с товарыши от Карачи послы и просиша людей оборонити их от Казачьи орды, Даша ж на том [шерть] по своей вере, что никакова зла на казаков не мыслить. Ермак же с товарыщи посоветова и повериша их безбожному и лукавому [шертованию], отпустиша к нему атамана имянем Ивана Колца, с ним же 40 человек. И егда ж приидоша сии воини к нечестивому Карачи, и внезапу вси избиени быша от нечестиваго Карачи. Слышанно же бысть во граде, яко сии воини побиени быша от нечестиваго Карачи. Ермак же и казаки, дружина их, рыдаху на мног час, аки о чадех своих. Вниде же во уши поганым, яко атамана Ивана Колца и прочих побита, и начаша во многих местех казаков побивати, где обретаемы бываху по волостем и по улусом.
Того ж лета во время великого поста прииде Карача со многими воинскими людми, и облегоша град Сибирь обозами, и табары поставиша. Сам же Карача [ста] в некоем месте, иже [зовомо] Саускан, от града три поприща, многую же тесноту деяше гражденом. И тако стоя[ш]е до пролетия. Егда же бысть месяц июнь, в то же время изыдоша из [г]рада казаки тай, и приидоша ко станом Карачииным в Саускан, и нападоша на нь нощию, онем же спящим безо всякого опасения, и [побиша] множество нечестивых тотар, двух же сынов Карачиных убиша. Прочии же тотаровя разбегошася вр[о]знь. Карача же и с ним немнози за езеро убегоша. Инии же бежаш[а], идеже прочий стояху во иступлении града, и поведаша им вся бывшая на нь. Слышав же сия тии, иже во отступлении стояху града, и прибегоша в Саускан, надеяхуся казаков смерти предати, и нападоша на нь. Казаки ж в кустех крыяшеся от них, и на выласку ходяше, и биюшеся C погаными крепце. И бысть же брань до полудне, и преста бранное ополчение. Тотаровя же отступиша от них. Казаки ж во град возвратишася. Видевше Карача, яко одолети казаков невозможно, отъиде восвояси [с] срамом.
В лето 7092-го году посланием Божиим уготовися час и прииде на воинов смерть. Приидоша от бухарцов, торговых людей, вестницы в Сибирь к Ермаку с товарыши и поведаша им, яко царь Кучюм не пропустит в Сибирь. Ермак же не со многими воинскими людми поиде на стречю их, поганы[х], по реке Иртишу в стругах. Дошедше до реки Вагая, бухарцов не обрете, и паки шед по Вагаю вверхь до места, иже зовомо Атбащ, и не обрете, и от того возвратися. Пришедши же нощи, казаки ж утрудившеся от многаго пути. Доидоша же до перекопи, ту обночеваш[а]ся и поставиша станы своя. Стража же крепце не [утвердиша] ж, ослабеша умы своими, яко приходит смертный час. Царь же узрев их, повеле тоя нощи крепко стрещи и многих тотар по многим местом розосла. Тоя ж нощи бысть дождь велий, в полунощи ж приидоша ж множество поганых, казаком же спящим без всякого опасения. И нападоша на нь, и побиша, токмо един казак утече. Ермак же, егда виде своих воинов от поганых побиеных и ни от кого ж виде помощи имети животу своему, и побеже в струг свой, и не може доити, понеже одеян [бе] железом, стругу ж отплывшу от брега; и не дошед, утопе, Божиим бо судом прииде на воинов смерть, и тако живота своего гонзнуша. Убиени же бы[ша] месяца авг[у]ста в 5 день. Слышав же сие во граде оставшая, яко атаман Ермак убиен бысть и с прочими, и плакаху по них плачем велиим зело на много время.
По убиении Ермакове з дружиною оставшая во граде Сибири видяше, яко наставника злочестивыи тотаровя убиша и з дружиною его, с прочими казаками, и убояшася жити во граде, изыдоша из града тай, и поплыша вниз по Иртишу и по великой Оби, и через Камень бежаш[а] к Руси. Град же Сибирь оставиша пуст.
Егда же из града казаки побегоша, тогда же уведа царевичь Алей Кучюмов сын, яко казаки побегоша, град же остави[ша] пуст. Прииде с воинскими людми, и вниде во град, и водворися ту. Слышав же сия князь Сейдяк Бекбулатов сын, яко атаман Ермак с товарыщи на перекопи убиени быша, прочии же бежаш[а] из града, и яко облада градом царевичь Алей Кучюмов сын. И собрася со всем домом своим и с воинскими людми, и прииде ко граду Сибири, и град взя, и царевича Алея и прочих победи и изгна из града. Приемлет же сей отчину отца своего Бекбулата и тако пребываше во граде.
Во второе ж лето по Ермакове убиении прииде с Москвы в Сибирь воевода Иван Мансуров с воинскими людми и доплыша реки Иртиша. Тотар же множество собрашася во уреченноем месте у реки Иртиша на брегу. Воевода ж виде таково собрание поганых и слыша, яко казаки побегоша из града, и [убояся] воевода, не приста ко брегу, но плыша вниз по Иртишу, доплыша до великой Оби. Бе бо тогда осень, и лед в реках смерзается. Иван же Мансуров виде, яко наставаше зима, и повеле поставити городок над рекою Обью против иртишышсково устья, и сяде в нем и с воинскими людми, и тако озимевше.
По неколицех же днех приидоша под городок множество остяков, живущих по великой Оби и по Иртишу. Начаша же к городку приступати со всех стран. Людие же из городка противляхуся им, и тако стояш[а] и бишася день цел. Нощи ж пришедши, погании же отступиша от городка.
На утрии же приидоша остяки под городок и принесоша кумира, его же вместо Бога имяху. Кумир же сей в земли их словутен. Поставиша ж сего кумира под [д]ревом и начаша ж жрети пред ним, начаяхуся помошию его християн взяти и смерти предати. В то ж время, егда жруще, стрелиша из городка из пушки и древо оно, под ним же бе кумир, разби[ша] на многия части и сего кумира. Погании же устрашишася, не ведуще, что се есть, и мняху, яко некто из лука стрелил, и реша друг ко другу: «Силни убо стреляти, яко таково древо разби». И от того часа возвратишася восвояси.
В лето 7093-го приидоша с Руси воеводы Василей Сукин да Иван Мясной, с ними же многия руския люди. Поставиша ж град Тюмень, иже преже бысть град Чингий, и поставиша домы себе, воздвигоша же церкви в прибежище себе и прочим православным християном.
В лето 7095-го, при державе благочестиваго государя царя и великого князя Феодора Ивановича всеа Русии и по его царскому изволению, послан с Москвы ево, государев, воевода Данило Чюлков со многими воинскими людми. По повелению государьскому доидоша до реки Иртиша, от града Сибири пятнацать поприщь. Благоизволи ту и просветити место во славословие Отцу и Сыну и Святому Духу: вместо сего царствующаго града причтен Сибири. Старейшина бысть сей град Тоболеск, понеже бо ту победа и одоление на окаянных бусормен бысть, паче ж и вместо царствующаго града причтен Сибири.
По поставлении же града Тоболска по немнозех днех изыде князь Сейдяк из града Сибири, с ним же изыде царевичь Казачьи орды Салтан да царя Кучюма думной Карача, с ним же воинских людей 500 человек. И доидоша до места, иже имянуется Княжь луг, и начата пушати ястребы за птицами. Увидев же сих из града Тоболска воевода Данило Чюлков и воинстии людие и посоветовав, отпустиша ко князю Сейдяку посланников и повеле говорити им князю Сейдяку, чтоб он приехал в город советовати о мирном поставлении, еще бо ему сушу, яко ехидне дыхающу на православных християн и не покоряющюся, но яко змии ухапити хотя. Посланницы же, пришедше, возвестиша сия, яже повеле им изрещи Данило Чюлков. Князь же Сейдяк, слыша от них сия словеса, совет потребова с царевичем Салтаном и с Карачею, и абие совету бывшу, поиде князь Сейдяк и с ним царевич Салтан и Карача, с ними ж воинских людей поиде по их велению сто человек, прочих же оставиша вне града. Приидоша же во град Тоболеск. Воевода же Данило Чюлъков с воинскими людми стретиша во градских вратех, оружия же их повеле положити вне града. Приидоша же в дом Данила Чюлъкова и вси сядоша за стол, уже бо ястию готову сущу. Глаголаше же много о мирном поставлении. Князь же Сейдяк седяше за столом, задумався, ни пития, ни брашна вкуси. Виде же сие Данило Чюлков и рече князю Сейдяку: «[Княже] Сейдяк, что мыслиши зло на [православных] християн, ни пития, ни брашна вкуси?» Рече же ему князь Сейдяк: «Аз не мыслю на вас никакова зла». Данило же Чюлков прием чашу питию и рече: «[Княже] Сейдяк, аще не мыслишя зла ты и царевич Салтан и Карача на нас, православных християн, и выпиета чашу сию за здравие». И прием чашу питию князь Сейдяк, и начат пити, и поперхну в гортани его. По сем же прием царевич Салтан, начат пити ю, також поперхну. Еще же приемлет Карача и начат пити, и також поперхну в гортани его, Богу бо обличающ[у] их. Виде же сие воевода и воинские людие, яко [зло] мысляще на них князь Сейдяк и прочии и хотят их смерти предать, и помахав рукою Данило Чюлков, воинские же людие начаша побивати поганых. Князь же Сейдяк вкинувся в окошко, за ним же и царевичь Салтан, и Карача, но абие поимани быша и связани. Прочии же побиени быша. Слышаще стоящия вне града, яко князь Сейдяк побежден бысть, и на бежение устремишася. И таково страхование найде на них, яко и во град свой не возвратишася. Слышаще, иже во граде беша, и сии избегоша из града, и никто же остася во граде.
Егда ж побежден бысть царь Кучюм и беже из града и с царства своего в поле, и дойде, и обрете место, и ста ту со оставшими людми. Многажды же покушашеся итти в Сибирь, и попленити агарянски грады сибирския, и месть воздати православным християном, и страхом одержим бяше прежняго ради побеждения. Некогда же покусися итти и собра оставшая [воя], елико бысть, и поиде в Сибирь. И егда доиде до реки Иртиша, еще не близ града Тоболска, и абие нападе на нь трепет и ужас, и не поиде ко граду Тоболску и ко прочим градом, но не многия веси агарянския поплени и бежа, идеже пребываше. Поведано же бысть во граде Тоболске, яко царь Кучюм поплени тотарския веси, и собрашася рускии вои, и погнаша вслед его; постигоша ж сего близ поля и нападоша на нь. И Божиею помощию воя царя Кучюма побиша, и две цариц[ы] его и сына царевича взяша, и множество богаство приобретоша. Царь же Кучюм утече не со многими людми, и доиде до улуса своего, и оставшая люди взят, и иде втаи в Колмыцкую землю и улусы; и подсмотря стада конския, и нападше отгна. Ошутивше же сего колмыцкие людие и погна[ша] его вслед, и постигоша их, воя его многих побиша и кон[и] своя отполониша. Царь же Кучюм бежа в Нагаи и тамо убиен бысть от нагай, еже бо рекоша: «Яко русскии вои уведают, яко ты зде пребываеши, да и нам такожде сотворят, яко ж и тебе». И ту [сконча] живот свой.
Оттоле же солнце ев[а]нгелское землю Сибиръскую [осия], псаломский гром огласи, наипаче же во многих местех поставишася гради и святыя Божия церкви, и монастыри создашася во славословие Отцу и Сыну и Святому Духу, в прибежище же православным християном. И мнози невернии, уведевше християнскую веру, крестишася во имя Отца и Сына и Святаго Духа и от неверия бысть верни. И повсюду благодать излияся Божия в Сибирстей земли по писанному: «Посетил еси землю и упоил ея, умножил еси обогатити ея». Идеже в слух никому же прииде, идеже ныне гради и веси и в них внутренняя жития, множество православных разсеяшася по лицу всея Сибирския земли. И о сих до зде. Паче ж ко исправлению приидох.
В лето 7129-го Божиим изволением и повелением же благочестиваго и христолюбиваго государя царя и великаго князя Михаила Федоровича всея Русии и благословлением краснейшаго святителя Филарета Никитича, патреарха московскскаго и всеа Русии, поставлен бысть в Сибири, в Тоболск, первый архиепископ Киприян, бывый прежде на Хутыни архимарит. И во второе лето престолъства своего [воспомяну] атамана Ермака и з дружиною и повеле разпросити Ермаковъских казаков, како они приидоша в Сибирь, и где с погаными были бои, и ково где убили погании на драке. Казаки ж принесоша к нему написание, како приидоша в Сибирь, и где у них с погаными бои были, и где казаков и какова у них имянем убили. Он же, добрый пастырь, попечение имея о них, и повеле убитых имена написати в церкви Софеи Премудрости Божия в соборной синодик, и в православную неделю кликати повеле c прочими пострадавшими за православие вечную память.
В лето 7089-го, при державе благочестиваго царя и великаго князя Ивана Васильевича всеа Русии, избра Бог и посла не от славных мужь, ни царска повеления воевод очистити место свят[ыни], и победити бусорманъского царя Кучюма, и разорити богомерская их нечестивая капиша, но и еще быша вогнеждение зверем и водворение сирином. Но на тех местех поставишася гради и воздвигошася святыя Божия церкви в прибежище православным християном, во славословие Отцу и Сыну и Святому Духу. Но от простых людей избра Бог и вооружи славою и ратоборством и волностию атамана Ермака Тимофеева сына Паволскаго и со единомысленною и предоброю дружиною храбровавщею. Забыша света сего всю честь и славу и плотскую сладость, и смерть в живот [преложища]. И восприимще щит истинныя веры, и утвердившеся мужественно, и показавъше храбрость свою пред нечестивыми, и вси глагол[юще]: «Достойни умрети за истинныя святыя Божия церкви, и за истинную веру пострадати, и благочестивому царю послужити». И всю надежду свою на Господа твердо положили, яко не от многих бо вои победа бывает, но свыше от Бога, и может бо и [безпомощным] помощи на проявляющихся агарян. И вся сия совершися Божиим промыслом.
И приидоша сии воинстии людие в Сибирьскую землю в их нечестивыя улусы безстрастни, и противънии собрашася во уреченном месте у реки Иртиша на брегу под Чювашевым. И насеяшася множество их, яко травы селны. И [бысть] с ними бой велик октября в 23 день, [и] бияше православное воинство нечестивых Божиею помощию, яко ж класы. На том месте убиенным вечьная память болшая.
Тоя же зимы Ермакове дружине без опасения идущим к рыбной ловли под Ябалак. Погани же внез[а]пу на станы их нападоша и побиша. На то[м] деле убиенным вечьная память средняя.
Во второе же лето по си[би]рском взятии храбровавшу Ермаку [с] своею дружиною и обнажиша мечи своя на нечестивыя, и воеваш[а] по реке Иртишу и по великой Оби, Назим, городок остяцкой, взяша и со князем их и со многими остяки и поплениша. И на том деле в хождении их убиеным вечная память большая.
В третие же лето по сибирском взяти[и] [посла] Карача, думный царя Кучюма, послов своих к Ермаку с товарыщи по люди, оборонити его от Казачьи орды. И Ермак по совету своего товарства повериша их нечестивому и безверному [шертованью], отпустиша к нему, Караче, атамана имянем Ивана Колца да с ним 40 человек. И сии сами предашася в руки нечестивых и тамо вси избиени быша. И на том деле убиенным вечная память болшая.
В четвертое лето по сибирском взятии августа в 5 день приидоша вестницы к Ермаку с товарыщи от бухарцов торговых людей, что их царь Кучюм не пропустит. И Ермак на стречю бухарцов поиде. И доидоша до реки Вагая и обначеваш[а] на перекопи; погании же подсмотриша их и нападоша на станы их нощию. Но посланием Божиим уготовися час и прииде на воинов смерть, и тамо вси избиени быша. И на том деле убиенным Ермаку и еже изволи им Бог живот скончати, вечная память болшая и возглас болшей.
Имяна их в синодики написаны, где которые убиены. Зде же о сем оставих, а се написах к своему изправлению.
Конец же предлагаем летопи[си] сия. Изложена же бысть сия летопись Сибирское царство и княжение, и о взятии, и о Тоболске граде в лета 7145-го сентября в 1 день. Слогатай же сей летописи человек грешен есть, имя же его познавается от четырех букв: сторица сугубая со единем и вторица со единем. Отчина же его исповестся ото шти букв: первая буква грубая, еже есть Е, прочая же пять: сторица сугубая с сугубою же четверицею, осмочисленная десяторица с седмичною десяторицею, едина ж сугубая, ерь скончевает. Ино же написах с писания, преж мене списавшаго, нечто и стесняемо бе речью, аз же разпространих, беседуя к вашей любви, иже будет изволивый прочитати летопи[си] сия. Ино ж от достоверных муж испытах, иже очима своима видеша и быша в та лета. И о сем словеса моя в конец преидоша.
Упраз[д]ни[м]ся, братие, паки на Божия чюдеса, еже содеяшася во дни наша в новопрозвещеных местех о Христе Исусе, Господе нашем, Ему же слава со Отцем и Святым Духом, яко [благословен] еси во веки веком. Аминь.
Подлинное аписание Сибирского государства городом, и островом, и рекам, которая река ис которых мест вышла, и которая река в которую реку устьем впала, и которые реки своими устьи впали в море, и по которым рекам стоят государевы городы и остроги, и каковы по тем по рекам розных языков люди имеют жительство, и у которых людей грамота есть, и чем питаютца, и какие звери в Сибирской стране в лесах и в степях, и межь которых рек, и в которыхь языцех ови звери на одеяние розное, а инии двое копити на препитание человеком; и того Сибирского государства во всех реках каковы рыбы по устроению Божию, и каков тем рыбам зов розными имяны, и сколько государство Сибирское отстоит от государьства Московского, и сколько межь сибирскими городами ходу водяным путем большими судами и степьми, и сухим путем большими и малыми людми недель и днищ, и то писано в сей росписи подлинно порознь по стотьям.
Сия убо Сибирская страна от полунощья на север отстоит от государства Росийского от царьствующаго града Москвы д[о] перваго сибирского града Верхотурья две тысечи верст. А поспевают зимним путем с возами недель в шесть и в сем, а скорою ездою в три недели безо всякие мешкоты, только на переменных подводах.
Первой город Верхотурье стоит на Камени вниз реки Туры на левой стороне. А под тем городом Верхотурьем река Тура вышла ис Камени, и около того Верхотурского города леса многие, а по Туре реки вниз пашенные места и деревни многие. А ясачные люди около Верхотурья словут вогуличи, живут кочевьем, а грамоты у них и веры нет, питаютца рыбою и сохатым зверем, лосми и олянями. А государев ясак дают соболи, и бобры, и лисицы, и белки. А рыба в Туре нельма, харьюз, таймень и белая рыба всякая, кроме леща, да головля, да судока, да красной рыбы никакой нет д[о] Тюменского города. А рекь меж Верхотурского города и Туринского острогу, кои впали в Туру реку, на низ пловучи, с правые стороны Чорная, Сада, Тагиль. А по тем рекам живут государевы пашенные крестьяня Верхотурского уезду.
Острог Туринской, Епончин тоже, стоит на той же реке Туре, вниз пловучи, на правой стороне. И около Туринского острогу места пашенные и многие села и деревни государевых пашенных крестьян. А ясачные люди Туринского уезду тотаровя, живут кочевъем, а грамота у них и вера по [Ма]аметову закону, питаютца рыбою, и скотом, и сохатым зверем, лосьми и оленьми. А государев ясак дают соболи, и бобры, и лисицы, и бельки. А рыба в Туре реке та ж, что и на Верхотурье. А рек меж Туринского острогу и Тюмени, кои впали в ту ж реку, на низ пловучи, с правые стороны Ница, а в Ницу впала река Кырга, Ирьбит с правую сторону вниз по Нице, а с левую сторону впала в реку Ницу река Нейва. А по тем рекам живут государевы пашенные крестьяня Верхотурского и Япончинского уезду.
Город Тюмень стоит на реке ж Туре жь, вниз пловучи, на правой стороне. Под ним река Тюменька. Около того Тюменского города места пашенные и многие села и деревни государевых пашенных крестьян и деревни тюменских детей боярских и служилых и посадцких людей. А служилые и ясачные люди около Тюменского города тотаровя, живут кочевьем, а грамота у них по Мааметову ж закону, хлеб пашут яровой, к тому питаютца скотом и рыбою. А государев ясак дают соболи, и бобры, и куницы, и лисицы, и белки. А рыба в Туре реке белая, та ж, что на Верхотурье и в Туренском остроге, а красная рыба, а осетр и стерледь всходит ис Тоболака. А город Тюмень стоит на высоком месте на красном, а с одну сторону прилегла степь в Колмаки и на Уфу. Из степи приходят колмыцкие люди с торгом. А с Тюмени ходу до Тобольска восмь или девять дней рекою Турою и Тоболом и Иртишом большими судами. А рек меж Тюменским и Тобольским городом река Пышма, впала в Туру с правые стороны, а Тура река впала в реку в Тобол с левую сторону, а Тоболъ впал в Ыртиш с левую ж сторону, да в Тобол реку впала река Тавда с левую сторону.
И на той реке Тавде стоит город Пелымь, а выше Пелыми пали реки в реку Сосву река Лозва с левую сторону, и то стала Тавда. И в тое реку Тавду пала с правую сторону река Кашай. И по тем рекам живут вогуличи Верхотурского и Пелымского уезду, а грамоты у них и веры нет, а государев ясак дают соболи, и бобры, и лисицы, и бельки. А рыба в Тавде реке белая и красная есть. А около Пелыми прилегли лесные и болотные места. И уезд Пелымской сшолся з Березовским уездом, а пашенных мест мало.
Город Тоболеск стоит на высоком месте на реке Иртише, вниз пловучи, на правой стороне. А Иртиш река впала в Опь. А вверхь по Иртишу на правой стороне стоит город Тара, а под ним река Аркарка. А по той реке Иртише пашенные места многие и луговые, хлеб родитца, а в вершинах степь, качюют калмаки. А грамота у них и вера по [М]ааметову закону. А около Тобольска и Тары в уездех ясачные люди тотаровя.
Река Об великая, по той реке Обе снизу от моря стоит город Березов, вверхь идучи, на правой стороне. А пашенных мест нет, хлеб не родитца, пришли места лесные, и болотные, и ниские, и стюдено, овощ никакой не родитца. А рыбы и птицы много. А живут остяки, питаютца рыбою и зверьми, а язык сургутцкой и березовской один.
А верхь по Обе город Сургут на левой стороне, хлеб не родитца, места такие жь, что и на Березове. А рыбы, и птицы, и зверя, лося и оленя много. А ясачные люди остяки. А в Оби реки рыба осетр, стерлядь, белая рыба, нельма, тоймень, шокур, пелеть, сиг и всякая белая рыба, опричь леща, головля, судока.
А верхь по Обе острог Нарымской на левой же стороне. Хлеб родитца, а пашенные места небольшие. А рыбы, и птицы, и зверя, лосей и оленей много. А ясачные люди остяки, язык у остяков нарымской и кедцкой один, веры и грамоты нет.
Кецкой острог стоит на реке на Кете, вверхь идучи, на правой стороне. А Кеть река впала в Опь. Тою ж Кетью ходят судами в Енисейской острог, до Маковского острогу, от сего до Енисейскаго острогу 3 дни ходу. Хлеб родитца в Кетцком остроге, а пашни небольшие, потому что места ниские. А ясачные люди небольшие. И в тех городех остяки государев ясак дают соболи, и бобры, и лисицы.
Река Чюлым впала в Опь, на ней стоит два острожка, Мелеской да Ачинской. Посылаютца ис Томского города на годовую для ясачного збору служилые люди. Ясачные люди тотаровя.
Река Томь пала в реку Обь. Вверхь по Томи стоит город Томской на левой стороне, под Томским же речка Ушайка. По той же речке Томе Кузнецкой острог стоит на левой стороне. А в Томском и в Кузнецком остроге хлеб родитца, пашенных мест много, зверя, и птицы, и рыбы много. С одну сторону подлегла Калмацкая степь. А в Томском и в Кузнецком служилые тотаровя есть и ясашные люди тотаровя ж. Грамоты у них нет.
А вершина реки Оби из озера Телеского с степи вышла. А вышла река Катуня, а з другую сторону вышла река Бия, и сошлася вместе, и то стало Обь река великая. А в Обь реку великую впали реки большие, ходовые, пловучи на низ, с правую сторону река Томь вышла из Камени, река Чюлым, сошлися в вершине два Июса, Черной да Белой, и стала река Чюлым; река Кеть, река Тым, река Вах вышли из болот. А с левую сторону река Иртиш, вышла из [с]тепи, река Тым, река Сосва вышли из лесов.
А из Маковского острогу с реки с Кети в Енисейской острог волок на реку Енисей, и того волоку семьдесят верст.
Острог Енисейской стоит на реке Енисее, вверхь идучи, на правой стороне. Хлеб родитца, и деревень много, а ясачные люди тунгусы.
Выше Енисейского острогу на той же реке Енисее острог Кра[сно]ярской. Пришли места степные, и хлеб родитца, зверей и диких коз много, и лоси есть, а рыбы скудно, потому что река Енисей каменная и быстрая и пороги большие. А около Красноярского острогу ясашных людей тотар много, люди кочевные, и сыти живут скотом и зверьми. А по Енисее реке горы каменные великие и высокие, и меж; камени степи пролегли гладкие.
[От] Енисейского острогу вниз реки Енисея Тур[ух]анской острог стоит, вниз пловучи, на левой стороне. И на той же левой стороне город Мангозея стоит на реке на Тазу близ моря. А в Мангазея и в Туруханском овощу и хлеба не родитца, потому что стужа большая. А Таз река пала в море своим устьем. А ясашные люди словет самоедь, качюют на оленях.
В реку ж Енисей впала большая река Тонгуска, выше Енисейского острогу, вверхь идучи, с левую сторону. По той же реке Тунгуске ходят на великое озеро Байкал. А около Байкала живут браты и тунгусы, люди кочевные. Браты люди скотные, а тунгусы оленные. А на Байкале озере стоят два острога, Баргузинской да Ангарской. И в то озеро впал[и] большие реки ходовые, река Селенга, по Селенге качюют мугалы, река Баргузин, река Карабазин, река Ангара Верхнея. А по тем рекам живут браты и тунгусы кочевьем. Браты скотные люди, а тунгусы аленные. А ис того озера вышла одна река Тунгуска, а Нижнея Ангара тожь, по градцкому языку. Да в тое ж реку Тунгуску, вверхь идучи, с правую сторону пала река Ока. На той реке стоит Брацкой острожек, посылают в тот острог служилых людей из Енисейского острогу. А ниже тое реки пала река Бирюса с тое ж стороны. А в Бирюсу пала река Уда, вверхь идучи, с левую сторону. А на Уде стоит острог, посылаютца в него служилых людей из Красноярского острогу. А по Оке и по Уде живут братцкие люди. А выше тех рек в тое ж реку Тунгуску пала река Илим, въверхь идучи, с левую сторону. И по той реке Илиму стоит Илимской острог. И [из] того Илимского острогу волок на великую реку Лену, а волоку итти пешему человеку три дни.
И по той реке Лене вверхь стоит Верхоленско острог. А вниз реки Лены стоит город Якунской и Ленской тож. А около Ленского города живут ясачные люди, словут якуты, веры и грамоты нет, хлеб не родитца, язык свой, а скота много. А пали в тое ж реку Лену, вниз пловучи, с правую сторону река Витим, река Алекма, река Алдан, а с левую сторону река Вилюй. А в реку Алдан пала река Мая, вверхь идучи, с левую сторону. И по тем по всем рекам живут якоты и тунгусы, люди кочевные, веры и грамоты у них нет, скота и оленей у них много, а хлеб не родитца. А рекою Алданом вверх до реки Учюра, а из Учюра реки волок на реку Бранду. А Брандою рекою в реку в Зию, а Зиею в реку в Шилку. А Шилка река впала в реку Шинган. А Шинган впала в реку Амур. А Амур река впала в моря под восток в теплую сторону. А с устья реки Амура в правую сторону под восток х Китайскому государству, а в левую сторону на сивер в моря впала. А живут по ней тонгусы, люди оленные. В тое ж моря впала река Охота, люди по ней тунгусы. В то же моря впала река Калыма, люди по ней тунгусы ж. В то жо море впала река Алазея, люди по ней тунгусы ж. Впала в то ж моря река Собачья, а люди по ней живут якагиры, язык свой. В то ж море впала река Малая, люди по ней тунгусы ж, и до устья реки Лены живут тунгусы ж. А прошед устье великие реки Лены, в левую сторону впала в море река Оленек да река Онабора, а по тем рекам живут тунгусы ж.
А ходу меж сибирских городов от первого города Верхотурья да Турою рекою вниз по большой воде большими судами до Туринского острогу шесть дней ходу. А от Туринского острогу до Тюмени четвери сутки. А от Тюмени до Тобольска семери сутки. А от Тобольска до Самаровых гор ходу две недели. А от Сомаровых гор до Сургута своею силою бес паруса полтретьи недели. А от Су[р]гута до Нарыма своею силою четыре недели. А от Сомаровых гор на низ до Березова две недели. А от Березова до устья обскова осмеры сутки кочами. А от обсково устья через губу морскую до Мангозеи добрым погодьем три недели. А от Нарыма до Томсково города две недели. А о[т] Томского города до Кузнецкого острогу большим дощаником неделя. А от Ку[зне]цкого до Маковского острогу Кетью рекою большим дощаником ходу сем недель. А от Маковского острогу до Енисейского острогу волок сухим путем семдесят верст. А от Енисейского острогу до Турухани вниз по Енисее три недели. А с Торухану до Мангозеи летним путем водою десять дней, а зимним путем тожь. А от Енисейского острогу вверхь по Енисее реки до усть Тунгуски реки ходу три дни большими судами. А от усть Тунгуски до Красноярского острогу полтретьи недели, а до Удинского острожку ходу судами большою водою от усть Тунгуски семь недель. А до реки Илима от усть Тунгуски вверхь Тунгускою пять недель. А рекою Илимом до Илимского острогу две недели. А Илимсково волоку от острогу до Муки реки два дни. А Мукою рекою, и Купою, и Кутою на низ до великие реки Лены двои сутки. А Леною рекою до Якуцково острогу полтретьи недели. А от Якуцково до моря рекою Леною четыре недели. А от Куты реки вверхь по Лене реки до Верхоленского острогу две недели малыми судами. А от усть реки Илима вверхь по Тунгуске, Ангара тож, до великово озера Байколово ходу пять недель. А Байкалом озером до усть реки Селенги два дни парасным погодьем поперек озера.
А ход степной меж сибирских городов от Верхотурья до Туринсково острогу семь дней. А от Туринсково острогу до Тюмени пять дней. А от Тюмени до Тобольска четыре дни. А от Тобольска до Тари две недели три дни. А от Тары до Томского две недели, а тихою ездою три недели. А от Томского до Красноярского острогу 2 недели. А от Томского ж до Кузнецкого острогу десять дней. А от Кузнецкого до Красноярского острогу десять дней. А от Красноярского до Удинского острогу две недели.
Роспись, сколько от Красноярского острогу ходу сухим путем коньми в браты.
До Кансково острогу от Красноярского острогу четыре дни. От Кансково до Удинского 10 дней, а от Удинсково острогу до первых братцких улусов, которые живут вверхь Оки реки, до Ойлансково улусу 7 дней. От тех улусов братцких до Окинского острогу вниз по Оке реки езду коньми четыре дни или пять дней.
Вверхь Оки реки на Ангару переезжают в булугацкие улусы два дни. От тех мест на Байкалово озеро езду коньми десять дней.
Лета 7098-го после сибирского взятья Ермака Тимофеева по указу великого государя царя и великаго князя Феодора Ивановича всеа Росии велено быть в Сибири в Тоболску воеводе князю Володимеру Васильевичю Масалскому-Кольцову.
В 100-м, да во 101-м, да во 102-м, да во 103-м годех воевода князь Феодор Михайловичь Лобанов-Ростовской.
Во 104-м да во 105-м годех в Тоболском воевода князь Меркурей Щербатого.
Во 106-м да во 107-м годех в Тоболску воевода Еуфим Вахъромеевичь Бутурлин, да с ним писмяныя головы Василей Колединской да Иван Микитин сын Ржевской.
Во 108-м да во 109-м годех при царе Борисе Федоровиче всеа России воеводы окольничей Семен Федоровичь Сабуров да Алексей Фомин сын Третьяков да дьяк Тимофей Витовтов.
Во 109-м и во 110-м годех в Тоболску воевода Федор Ивановичь Шереметев да Остафей Михайловичь Пушкин да дьяк Тимофей Кудрин.
Во 111-м, и во 112-м, и во 113-м годех в Тобольску воевода князь Андрей Васильевичь Голицын да Микита Михайловичь Пушкин да дьяк Василей Панов, писмяные головы Посник Андреев сын Белской да Гаврило Васильев сын Хлопов.
Во 114-м и во 115-м годех в Тоболску воеводы князь Роман Федотичь Троекуров да Иван Внуков да дьяк Иван Голенищев.
Во 116-м году при царе Василье Ивановиче велено бысть в Тоболску воеводам околничему Михаилу Михайловичю Салтыкову да Борису Ивановичю Нащокину, да с ними писминые головы Мирон Тимофеев сын Хлопов да Александр Иванов сын Шарлыкин, да дьяк Нечай Федоров.
Во 118-м году в Тоболску воеводы князь Иван Михайловичь Катырев-Нащокин да дьяк Нечай же Федоров.
Во 121-м году в Тоболску воеводы князь Иван Петровичь Буйносов-Ростовской да Наум Михайловичь Плеще[е]в, да дьяк Нечай же Федоров в Тоболску умер, а на ево место во 122-м году дьяк Иван Булыгин.
Во 124-м году в Тоболску боярин и воеводы князь Иван Семеновичь Куракин, дьяки Григорей Иванов сын Гагарин да Иван же Булыгин.
Во 128-м г[о]ду боярин Матвей Михайловичь Г[о]дунов да князь Иван Федоровичь Волъковской да дьяк Иван Шевырев.
Во 131-м году июня со 8-го числа в Тоболску боярин и воеводы князь Юрье Яншеевичь Сулешев, товарыщ Федор Кирилович Плещеев, дьяки Гарасим Мартемьянов да Микита Леонтьев.
В [...] боярин и воеводы князь Димитрей Тимоф[еевич] Трупецкой да Мирон Андреевичь Вельяминов, дьяки Иван Федоровичь да Степан Угоцкой. И боярин в Тоболску умер в том же году. А во 134-м году на ево место воевода князь Андрей Андреевичь Хаванской.
Во 136-м году воеводы князь Алексей Никитичь Трубецкой да Иван Волынской, дьяки Семен Сабакин да Омельян Евьсеевич.