Главная страница
|
CОКРОВЕННОЕ СКАЗАНИЕ МОНГОЛОВ.
(Монгольский обыденный изборник)
(Перевод С.А.Козина)
|
|
I. Родословная и детство Темучжина (Чингиса)
II Юность Чингиса
III Разгром Меркитов. Наречение Темучжина Чингис-ханом
IV. Борьба с Чжамухой и Тайчиудцами
V. Разгром Татар. Разрыв с Ван-ханом
VI. Конец Кереитского Царства
VII. Кереиты и их монгольские союзники во главе с Чжамухой предаются Найманам. Смерть Ван-хана. Разгром Найманов и Меркитов
VIII. Кучулук бежит к Гур-хану Хара-Китадскому на реку Чуй, а Тохтоа - к Кипчакам. Чжебе послан преследовать Кучулука, а Субеетай - Тохтоая. Смерть Чжамухи. Воцарение Чингиса. Награды и пожалования сподвижникам
IX. Продолжение предыдущей. Преобразование гвардии
X. Гвардия Чингис-хана. Похвала гвардии. Покорение Уйгуров и Лесных народов. Распределение уделов. Расправа с волхвом Теб-Тенгрием
XI. Покорение Северного Китая, Си-Ся, Туркестана, Багдадского халифата и Руси
XII. Смерть Чингис-хана. Царствование Огодая
Примечания
§ 1. Предком Чингис-хана был Борте-Чино, родившийся по изволению Вышнего Неба. Супругой его была Гоа-Марал. Явились они, переплыв Тенгис (внутреннее море). Кочевали у истоков Онон-реки, на Бурхан-халдуне, а потомком их был Бата-Чиган,
§ 2. Сын Бата-Чигана - Тамача. Сын Тамачи - Хоричар-Мерган. Сын Хоричар-Мергана - Аучжам-Бороул. Сын Аучжам-Бороула - Сали-Хачау. Сын Сали-Хачау-Еке-Нидун. Сын Еке-Нидуна-Сим-Сочи. Сим-Сочиев сын-Харчу.
§ 3. Сын Харчу-Борчжигидай - Мерган-был женат на Монголчжин-гоа. Сын Борчжигидай-Мергана - Тороголчжин-Баян - был женат на Борохчин-гоа, имел отрока-слугу, по имени Боролдай-Суялби, да двух скаковых меринов - Дайир и Боро. У Тороголчжина было двое сыновей: Дува-Сохор и Добун-Мерган.
§ 4. У Дува-Сохора был один-единственный глаз, посреди лба, которым он мог видеть на целых три кочевки.
§ 5. Однажды Дува-Сохор, вместе со своим младшим братом Добун-Мерганом, взобрался на Бурхан-халдун. Наблюдая с высоты Бурхан-халдуна, Дува-Сохор усмотрел, что вниз по течению речки Тенгелик подкочевывает какая-то группа людей.
§ 6. И говорит: "Хороша молодица в кибитке крытой повозки среди этих подкочевывающих людей!" И он послал своего младшего брата Добун-Мергана разузнать, намереваясь сосватать ее Добун-Мергану, если окажется, что она незамужняя.
§ 7. Добун-Мерган побывал у тех людей, и в самом деле там оказалась молодица, по имени Алан-гоа, красивая очень знатного рода и еще ни за кого не просватанная.
§ 8. А по поводу той племенной группы выяснилось так: Баргучжин-гоа, дочь Бархудай-Мергана, владетеля Кол-баргучжин-догумского, была выдана замуж за Хорилартай-Мергана, нойона Хори-Туматского. Названная же Алан-гоа и была дочерью, которая родилась у Хорилартай-Мергана от Баргучжин-гоа в Хори-Туматской земле, в местности Арих-усун.
§ 9. По той причине, что на родине, в Хори-Туматской земле шли взаимные пререкания и ссоры из-за пользования звероловными угодьями, Хорилартай-Мерган решил выделиться в отдельный род-обок, под названием Хорилар. Прослышав о знаменитых Бурхан-халдунских звероловлях и прекрасных землях, он теперь и пододвигался, оказывается, кочевьями своими к Шинчи-баян-урянхаю, на котором были поставлены божества, владетели Бурхан-халдуна. Здесь-то Добун-Мерган и просил руки Алан-гоа, дочери Хори-Туматского Хорилартай-Мергана, родившейся в Арих-усуне, и таким-то образом Добун-Мерган женился,
§ 10. Войдя в дом к Добун-Мергану, Алан-гоа родила двух сыновей. То были Бугунотай и Бельгунотай.
§ 11. У старшего же брата, Дува-Сохора, было четыре сына. Тем временем старший его брат Дува-Сохор скончался. После кончины Дува-Сохора, четверо его сыновей, не признавая даже за родственника своего дядю Добун-Мергана и всячески понося его, отделились, покинули его и откочевали. Образовалось особое поколение Дорбен. Отсюда-то и пошло четвероплемение Дорбен-ирген.
§ 12. Однажды, затем, Добун-Мерган взошел поохотиться на возвышенность Тогоцах-ундур. В лесу ему повстречался какой-то Урянхаец, который, зарезав трехлетку-оленя, готовил жаркое из его ребер, из верхних коротких ребер.
§ 13. Добун-Мерган и говорит: "Дружище, дай на жаркое!" "Дам и тебе!" -отвечал тот и, оставив себе шкуру и легочную часть животного, остальное мясо трехлетки-оленя отдал Добун-Мергану.
§ 14. Завьючив оленину, Добун-Мерган уехал. По дороге встречается ему какой-то бедняк, который ведет за собою своего сынишку.
§ 15. На вопрос Добун-Мергана, кто он такой, тот отвечал: "Я-Маалих, Баяудаец ("богатей"), а живу, как нищий. Удели мне из этой дичины, а я отдам тебе вот этого своего паренька".
§ 16. Тогда Добун-Мерган отделил и отдал ему половину оленьего стегна, а того мальчика увел к себе домой; он-то и стал у него домашним работником.
§ 17. Долго ли, коротко ли - Добун-Мерган скончался. После смерти Добун-Мергана, Алан-гоа, будучи безмужней, родила трех сыновей. То были: Бугу-Хадаги, Бухату-Салчжи и Бодончар-простак.
§ 18. Бельгунотай и Бугунотай, старшие сыновья, родившиеся еще от Добун-Мергана, стали втихомолку говорить про свою мать Алан-гоа: "Вот наша мать родила троих сыновей, а между тем при ней нет ведь ни отцовых братьев, родных или двоюродных ни мужа. Единственный мужчина в доме - это Маалих, Баяудаец. От него-то, должно быть, и эти три сына". Алан-гоа узнала об этих их тайных пересудах.
§ 19. И вот однажды весной сварила дожелта провяленного впрок барана, посадила рядом своих пятерых сыновей, Бельгунотая Бугунотая, Бугу-Хадаги, Бухату-Салчжи и Бодончара-простака, и дала всем им по одной хворостинке, чтоб они переломили. По одной без труда переломили. Тогда она опять дала им, с просьбой переломить, уже штук по пяти хворостинок, связанных вместе. Все пятеро и хватали сообща и зажимали в кулаках, а сломать все же не смогли.
§ 20. Тогда мать их, Алан-гоа, говорит: "Вы, двое сыновей моих, Бельгунотай да Бугунотай, осуждали меня и говорили между собой: "Родила мол, вот этих троих сыновей, а от кого эти дети?" Подозрения-то ваши основательны.
§ 21. "Но каждую ночь, бывало, через дымник юрты, в час, когда светило внутри (погасло),1 входит, бывало, ко мне светло-русый человек; он поглаживает мне чрево, и свет его проникает мне в чрево. А уходит так: в час, когда солнце с луной сходится, процарапываясь, уходит, словно желтый пес. Что ж болтаете всякий вздор? Ведь если уразуметь все это, той выйдет, что эти сыновья отмечены печатью небесного происхождения. Как же вы могли болтать о них как о таких, которые под пару простым смертным? Когда станут они царями царей, ханами над всеми, вот тогда только и уразумеют все это простые люди!"
§ 22. И стала потом Алан-гоа так наставлять своих сыновей: "Вы все пятеро родились из единого чрева моего и подобны вы давешним пяти хворостинкам. Если будете поступать и действовать каждый сам лишь за себя, то легко можете быть сломлены всяким, подобно тем пяти хворостинкам. Если же будете согласны и единодушны, как те связанные в пучок хворостинки, то как можете стать чьей-либо легкой добычей?" Долго ли, коротко ли - мать их, Алан-гоа, скончалась.
§ 23. По смерти матери пятеро братьев стали делить между собою имущество. При этом вышло так, что четыре брата - Бельгунотай, Бугунотай, Бугу-Хадаги и Бухату-Салчжи - забрали себе все, а Бодончару совсем не дали его доли, считая его глупым и неотесанным и не признавая даже за родственника.
§ 24. "Раз меня и родней не признают, что мне тут делать?"- оказал Бодончар. Оседлал он Орок-шинхула, со ссадинами на спине, с жидким хвостом, наподобие свистун-стрелы, и пустил его куда глаза глядят вниз по течению Онон-реки. "Умереть, так умереть! Живу быть, так быть живу!" -сказал он. Ехал-ехал, и добрался до урочища Балчжун-арал. Тут построил он себе из травы балаган и стал жить-поживать.
§ 25. Стал он тут примечать, как сизая самка сокола ловит и пожирает куропаток. Сделал ловушку из волос хвоста своего голохвостого, со ссадинами на спине, Орок-шинхула, заманил, поймал птицу и стал приручать.
§ 26. Не имея другого пропитания, он стрелял по ущельям загнанных туда волками зверей, а нет - так питался и волчьими объедками. Так он благополучно перезимовал тот год, прокормив и себя и своего сокола.
§ 27. Пришла весна. С прилетом уток он стал запускать на них своего сокола, сперва проморив его голодом. Диких уток и гусей понасадил он: на каждый пень - задние части (хоншиут), а на каждый сук - смрадные части (хуншиут), и столько понавешал, что запах шел.
§ 28. По северному склону гор, из-за темного бора, подкочевало, продвигаясь вниз по течению речки Тунгелик, какое-то родовое колено болюк. Днем Бодончар стал заходить к ним напиться кумысу, когда случалось пускать своего сокола в их сторону. Ночью же уходил, бывало, на ночлег к себе в травяной шалаш.
§ 29. Когда, случалось, люди те просили у Бодончара его сокола, он никак не давал. А жили между собою так, что у Бодончара не спрашивали, откуда и кто он, а тот взаимно не пытался узнавать, что они за люди.
§ 30. Старший брат его, Бугу-Хадаги, зная, что младший брат, Бодончар-простак, отправился вниз по течению реки Онона, пришед сюда поискать брата. Стал он расспрашивать тех людей, что прибыли сюда кочуя вниз по речке Тунгелик: не бывал ли тут такой-то и такой-то человек, на таком-то и таком-то коне?
§ 31. Люди те отвечали: "Тут есть и человек и конь, как раз такие, как ты спрашиваешь. Он соколиный охотник. Каждый день заходит к нам: угостится кумысом и уходит. А ночами где-то ночует. При северо-западном ветре летят сюда, словно снежные хлопья по ветру, пух и перья гусей и уток, пойманных соколом. Должно быть, он здесь недалеко: сейчас подходит время его обычного прихода. Подожди минутку". Так говорили они.
§ 32. Тем часом подъезжает какой-то человек, следуя вверх по течению речки Тунгелик. То и был Бодончар. Как увидел, так сейчас же и признал его старший брат, Бугу-Хадаги. Забрал он брата с собою и пустился рысью вверх по реке Онону.
§ 33. Труся рысцой за братом своим, Бугу-Хадаги, говорит ему Бодончар: "Брат, а брат! Добро человеку быть с головой, а шубе - с воротником". Брат его, Бугу-Хадаги, не понял, к чему эти его слова.
§ 34. Когда он повторил те же самые слова, брат его все же ничего не понял и ничего не сказал ему в ответ. А Бодончар ехал и все повторял одно и то же. Тогда старший его брат говорит: "Что это ты все твердишь одно и то же?"
§ 35. Тогда Бодончар говорит: "Давешние-то люди, что стоят на речке Тунгелик, живут - все равны: нету них ни мужиков, ни господ; ни головы, ни копыта. Ничтожный народ. Давайте-ка мы их захватим!"
§ 36. "Ладно!- отвечал старший брат. -Но только сначала съездим домой да посоветуемся со всеми братьями, а тогда и пойдем полонить тех людей". Так они беседовали.
§ 37. Воротясь домой, посовещались они с братьями и выступили в поход. Передовым-наводчиком пустили самого же Бодончара.
§ 38. Идя лобовым, захватил Бодончар в половину беременную женщину: "Кто ты такая?"- спросил он. -"Я, -говорит она, -я из племени Чжарчиут, по имени Аданхан-Урянхачжина".
§ 39. Тогда братья впятером полонили тех людей, и стали те у них слугами-холопами, при табуне и кухне.
§ 40. Бывшая в половине беременности женщина, войдя к Бодончару, родила сына. Так как его считали сыном чужого племени, то и назвали его Чжадарадай. Он и стал предком рода Чжадаран. У того Чжадарана был сын, по имени Тухуудай. Сыном Тухуудая был Бури-Бульчиру, сын Бури-Будьчиру - Хара-Хадаан. Сыном Хара-Хадаана был Чжамуха. Таково происхождение рода Чжадаран.
§ 41. Эта женщина родила еще одного сына, уже от Бодончара. И оттого, что происходил он от пленницы, и сына прозвали Бааридай. Он стал предком рода Бааринцев. Сын Бааридая - Чидухул-Боко: У Чидухул-Боко было много жен. Родилось у него и сынов что-то около этого. Они-то и стали родоначальниками племени Менен-Баарин.
§ 42. Бельгунотай стал родоначальником племени Бельгунот. Бугунотай стал родоначальником племени Бугунот. Бугу-Хатаги стал родоначальником племени Хатаги. Бухуту-Салчжи стал родоначальником племени Салчжиут. Бодончар стал родоначальником поколения Борчжигин.
§ 43. Тот потомок Бодончара, который родился от первой, старшей жены, носил имя Барин-Ширату-Хабичи. Бодончар же еще имел наложницу, которая вошла в его дом вместе с приданым матери этого самого Хабичи-Баатура. И она произвела на свет одного сына. Имя ему было Чжоуредай. Сначала Чжоуредай пользовался правом участия в родовом жертвоприношении чжугели.
§ 44. Однако по смерти Бодончара этого Чжоуредая отстранили от участия в родовых жертвоприношениях чжугели под тем предлогом, что-де некий Аданха-Урянхадаец был домашним завсегдатаем и что, должно быть, от него-то он и произошел. Он и образовал особое родовое подразделение-обох, под наименованием Чжоуреид и таким образом стал родоначальником Чжоуредцев.
§ 45. Сын Хабичи-Баатура был Менен-Тудун. У Менен-Тудуна было семеро сыновей: Хачи-Кулюк, Хачин, Хачиу, Хачула, Хачиун, Харандай и Начин-Баатур.
§ 46. Сын Хачи-Кулюка, Хайду, по матери происходил от Намолуны. Хачинову же сыну дали имя Ноягидай. Из-за его крайнего чванства (noyanSig aburitu) и род его стал прозываться Ноякин. Сына Хачиу звали Барулатай. Ростом он был велик и горазд до еды. Род его прозвали Барулас. Сыновья Хачулы также образовали род Барулас, и из-за жадности обоих братьев к еде пошли родовые прозвища Еке-Барула и Учуган-Барула, а отсюда пошли уже и родовые подразделения Баруласов: Эрдемту Барулас, Тодоен-Барулас и др. Дети Харандая стали родоначальниками племени Будаад-кашников, которое назвали так по той причине, что у них, наподобие перемешанной каши, не было ни старшего, ни главы. У Хачиуна был сын, по имени Адаркидай. Он стал родоначальником племени, прозванного Адаркин-сутяги из-за тех распрей, которые он заводил между братьями. Сыновья Начин-Баатура прозывались Уруудай и Мангутай. От них пошли племена Урууд и Мангуд. У Начин-Баатура от первой, старшей жены родились еще Шичжуудай и Дохолодай.
§ 47. У Хайду было три сына: Байшингор-Докшин, Чарахай-Линху и Чаочжин-Ортегай. Сын Байшингор-Докшина - Тумбинай-Сечен. Сыновья Чарахай-Линху - Сенгун-Билге, Амбагай и другие - образовали племя Тайчиудов. Потомка Чарахай Линху, происшедшего от его снохи, звали Бесутай. Отсюда вдет род Бесуд. От сыновей Чаочжин-Ортегая пошли племена: Оронар, Хонхотан, Арулад, Сонид, Хабтурхас и Генигес.
§ 48. У Тумбинай-Сечена было два сына: Хабул-хаган и Сим-Сечуле. Сим-Сечулеев сын - Бультегу-Баатур. А у Хабул-хагана было семеро сыновей, а именно: самый старший - Окин-Бархаг, далее Бартан-Баатур, Хутухту-Мунгур, Хутула-хаган, Хулан, Хадаан и самый младший - Тодоен-отчигин.
§ 49. У Окин-Бархага - сын Хутухту-Юрки. У Хутухту-Юрки было два сына: Сече-беки и Тайчу. От них пошло поколение Юркинцев.
§ 50. У Бартан-Баатура было четверо сыновей: Мангету-Киян, Некун-тайчжи, Есугай-Баатур, Даритай-отчигин. Хутухту-Мангуров сын был Бури-Боко. Это он-то и рассек Бельгутаю плечо на пиру в Ононской Дубраве.
§ 51. Сыновья Хутула-хагана - Чжочи, Гирмау и Алтай. У Хулан-Баатура - сын Еке-Церен. Это он был нойоном Бадая и Кишлика (сделавшихся впоследствии свободными из рабов), дарханами. Ни Хадаан, ни Тодоен потомства не имели.
§ 52. Всеми Монголами ведал Хабул-хаган. После Хабул-хагана, имевшего семерых сыновей, всеми Монголами стал ведать, по слову Хабул-хагана., сын Сенгун-Бильгея, Амбагай-хаган, хотя Хабул-хаган имел собственных семь сыновей.
§ 53. Однажды Амбагай-хаган лично отправился провожать свою дочь, которую он выдавал в замужество к Татарам из племени Айриуд-Буйрууд, что на реке Уршиун между озерами Буюр-наур и Колен-наур. В это-то время Амбагай-хагана и схватили Татары Чжуинского племени и повезли к Алтан-хагану Китадскому. Тогда Амбагай через посланника своего Балагачи, человека из Бесудского рода, велел передать среднему из семи сыновей Хабул-хагана, Хутуле, с тем, чтобы он, в свою очередь. передал следующее Хадаан-тайчжию из всех десятерых сыновей: "Отомстите за меня, который самолично провожал свою дочь, как всенародный каган и государь народа. Мстите и неустанно воздавайте за меня не только до той поры, что с пяти пальцев ногти потеряете, но и пока всех десяти пальцев не станет".
§ 54. В ту пору, охотясь однажды по реке Онону за птицей, Есугай-Баатур повстречал Меркитского Эке-Чиледу, который ехал со свадьбы, взяв себе девушку из Олхонутского племени. Заглянув в возок и поразившись редкой красотой девушки, он поспешно вернулся домой и привел с собой старшего своего брата, Некун-танчжия, и младшего - Даритай-отчигина.
§ 55. В виду их приближения, Чиледу испугался, но под ним был скакун Хурдун-хуба. Хлещет он. своего хуба по ляжкам, старается скрыться от них за холмами, но те втроем неотступно следуют за ним по пятам. В то время когда Чиледу, объехав мыс, вернулся к своему возку, Оэлун-учжин говорит ему: "Разве ты не разгадал умысла этих людей? По лицам их видно, что дело идет о твоей жизни. Но ведь был бы ты жив-здоров, девушки же в каждом возке найдутся, жены в каждой кибитке найдутся. Был бы ты жив-здоров, а девицу-жену найдешь. Придется видно, тебе тем же именем Оэлун назвать девушку с другим именем. Спасайся, поцелуй меня и езжай!" С этими словами она сняла свою рубаху, и когда он, не слезая с коня, потянулся и принял ее, то из-за мыса уже подлетели те трое. Пришпорив своего Хурдун-хуба, Чиледу помчался, убегая от преследования вверх по реке Онону.
§ 56. Трое бросились за ним, но, прогнав его за семь увалов, вернулись. Есугай-Баатур повел за поводья лошадь Оэлун-учжин, старший его брат, Некун-тайчжи, ехал впереди, а младший, Даритай-отчигин, ехал вплотную рядом с ней. Едут они так, а Оэлун-учжин приговаривает:
"Батюшка мой, Чиледу!
Кудрей твоих встречный ветер никогда не развевал
В пустынной земле никогда ты не голодал.
Каково-то теперь?"
И роняя обе косы свои то на спину, то на грудь, то вперед, то назад так громко она причитала "каково-то теперь уезжаешь?" так громко, что
Онон-река волновалась
В перелесье эхо отдавалось.
Уж близко к дому, стал унимать ее плач Даритай-отчигин:
"Лобызаемый твой много перевалов перевалил,
Оплакиваемый твой много вод перебродил.
Сколько ни голоси, - он не бросится взглянуть на тебя,
Сколько ни ищи, - его и след простыл.
Замолчи уже".
Так унимал он ее. Тут же Есугай и взял Оэлун-учжин в дом свой. Вот как произошло умыкание Есугаем Оэлун-учжины.
§ 57. Так как Амбагай-хаган в присланном известии назвал имена Хадаана и Хутулы, то все Монгол-Тайчиуды, собравшись на Ононском урочище Хорхонах-чжубур, поставили хаганом Хутулу. И пошло у Монголов веселие с пирами и плясками. Возведя Хутулу на хаганский стол, плясали вокруг развесистого дерева на Хорховахе. До того доплясались, что, как говорится, "выбоины образовались по бедро, а кучи пыли- по колено".
§ 58. Когда Хутула стал хаганом, Хадаан-тайчжи пошел на обоих Татар. Тринадцать раз он бился у обоих, у Котон-Бараха и у Чжили-Буха, но не мог все же за Амбагай-хагана отмщением отметить, воздаянием воздать.
§ 59. Тогда-то Есугай-Баатур воротился домой, захватав в плен Татарских Темучжин-Уге, Хори-Буха и других. Тогда-то ходила на последах беременности Оэлун-учжин, и именно тогда родился Чингис-хаган в урочище Делиун-балдах, на Ононе. А как пришло родиться ему, то родился он, сжимая в правой руке своей запекшийся сгусток крови, величиною в альчик. Соображаясь с тем, что рождение его совпало с приводом Татарского Темучжин-Уге, его и нарекли поэтому Темучжином.
§ 60. От Оэлун-учжины родилось у Есугай-Баатура четверо сыновей:
Темучжин, Хасар, Хачиун и Темуге. Родилась и одна дочь, по имени Темулун. Когда Темучжину было девять лет, то Чжочи-Хасару в это время было семь лет, Хачиун-Эльчию - пять лет, Темуге-отчигин был по третьему году, а Темулун-еще в люльке.
§ 61. Когда Темучжину было девять лет, Есугай-Баатур собрался сватать ему невесту у дядей по матери его Оэлун, у ее родни из Олхонутского рода, куда и отправился вместе со своим сыном Темучжином. По дороге, между урочищами Цекцер и Чихургу, повстречал он Хонхирадского Дэй-Сечена.
§ 62. "Куда держишь путь, сват Есугай?" -спрашивает его Дэй-Сечен. "Я еду, -говорит Есугай-Баатур, -еду сватать невесту вот этому своему сыну у его дядей по матери, у Олхонутского племени". Дэй-Сечен и говорит: "У твоего сынка взгляд - что огонь, а лицо - что заря".
§ 63. "Снился мне, сват Есугай, снился мне этою ночью сон, будто снисшел ко мне на руку белый сокол, зажавший в когтях солнце и луну. По поводу этого своего сна я говорил людям: Солнце и луну можно ведь видеть только лишь взглядом своим; а тут вот прилетел с солнцем и луной в когтях этот сокол и снисшел ко мне на руку, белый спустился. Что-то он предвещает? -подумал лишь я, как вижу: подъезжаешь, сват Есугай, ты со своим сыном. Как случиться такому сну? Не иначе, что это вы - духом своего Киятского племени - являлись во сне моем и предрекали!
§ 64. Мы, Унгиратское племя,
С древних времен знамениты ,
Красою и статностью дев от жены-унгиратки.
Брани не любим, но дев своих милых
К вашим ханам в подруги везем.
В одноколку казачью верблюд вороной
Запряжен, и рысью пустили его...
К вам на царское место усадим ее.
Браней не ищем мы. Только,
Вырастив славных девиц,
В крытый возок уместим,
С сивым верблюдом в упряжке...
Замуж проводим. К вам на высокое место
Дорогой половиной усадим.
Искони унгиратские жены
Как щит неприступны, а девы-смиренны.
Красотою же дев от жены-унгиратки
Издревле мы знамениты.
§ 65. Отроки наши за степью глядят,
Девы у нас красотой взор пленят.
["Унгиратское племя, с давних времен мы славимся, не имея в том соперников, красотою наших внучек и пригожестью дочерей. Мы к вашему царственному роду своих прекрасноланитных девиц, поместивши в арбу (казачью телегу), запряженную черно-бурым верблюдом и пуская его рысью, доставляем к вам, на ханское ложе. С племенами-народами не спорим. Прекраснолицых дев своих вырастив, в крытый возок поместив и увозя на запряженном сизом верблюде, пристраиваем на высокое ложе, (дражайшей) половиною пристраиваем. С давних времен у нас, Унгиратского племени, жены славны щитом, а девы - кротостью. Славны мы прелестью внучек и красою дочерей. Ребята у нас за кочевьем глядят, а девушки наши на свою красу обращают взоры всех..."]
Зайди ко мне, сват Есугай. Девочка моя - малютка, да свату надо посмотреть". С этими словами Дэй-Сечен проводил его к себе и под локоть ссадил с коня.
§ 66, Взглянул он на дочь его, а лицо у нее - заря, очи - огонь. Увидал он девочку, и запала она ему в душу. Десятилетняя на один год была она старше Темучжина. Звали Борте. Переночевали ночь. На утро стал он сватать дочь. Тогда Дэй-Сечен говорит: "В том ли честь, чтоб отдать после долгих сговоров, да и бесчестье ль в том, чтоб по первому слову отдать? То не женская доля - состариться у родительского порога. Дочку свою согласен отдать. Оставляй своего сынка в зятьях-женихах". Когда дело покончили, Есугай-Баатур говорит: "Страсть боится собак мой малыш! Ты уж, сват, побереги моего мальчика от собак!" С этими словами подарил ему Есугай своего заводного коня, оставил Темучжина в зятьях и поехал.
§ 67. По дороге, в Цекцерской степи - Шира-кеере, пировали Татары. Повстречавшись с ними, Есугай-Баатур решил задержаться на празднике, так как томился жаждой. Татары же, оказывается, его знали. "Это Есугай-Киян явился", -рассуждали они и вспомнили свои старые обиды и счеты. И вот, с умыслом тайно его извести отравой, они подмешали ему яду. Уезжая от них он почувствовал себя дурно, и через трое суток, добравшись домой, сильно занемог.
§ 68. Говорит тогда Есугай-Баатур: "Мне дурно. Есть тут поблизости кто-нибудь?" Ему сказали, что неподалеку находится Мунлик, сын Хонхотанского старца Чарахая. Позвав его к себе, Есугай-Баатур сказал ему: "Дитя мое, Мунлик! Ведь у меня малые ребята. Извели меня тайно Татары, когда я заехал к ним по дороге, устроив в зятья своего Темучжина. Дурно мне. Прими же ты под свое попечение всех своих: и малюток и покидаемых младших братьев, и вдову, и невестку. Дитя мое, Мунлик! Привези ты поскорей моего Темучжина!" Тут он и скончался.
§ 69, В точности исполняя распоряжение Есугай-Баатура; Мунлик отправился и сказал Дэй-Сечену: "Старший брат Есугай-Баатур очень болеет душой и тоскует по Темучжину. Приехал взять его!" Дэй-Сечен отвечал: "Раз сват так горюет по своем мальчике, то пусть себе съездит, повидается, да и скорехонько сюда". Тогда отец-Мунлик и доставил Темучжина домой.
§ 70. В ту весну обе супруги Амбагай-хагана, Орбай и Сохатай ездили на кладбище, в "Землю Предков". Оэлун-учжин тоже поехала, но приехала поздно, опоздав при этом не по своей вине. Тогда Оэлун-учжин, обращаясь к Орбай и Сохатай, сказала: "Почему вы заставили меня пропустить и жертвоприношение предкам и тризну с мясом и вином? Не потому ли; что Есугай-Баатур умер, рассуждаете вы, а дети его и вырасти не смогут? Да, видно, вы способны есть на глазах у людей, способны и укочевать без предупреждения!"
§ 71. Ханши же Орбай и Сохатай ей ответили так:
"Хоть бы и позвали, так не стоит давать:
Ешь, что найдется!
Хоть бы и просила, так не стоит давать:
Ешь, что придется!
["Ты и заслуживаешь того, чтобы тебя не: звали (или позвав, ничего не дали). Тебе и следует есть то, что найдешь (что попадется). Ты и заслуживаешь того, чтобы тебе отказывали даже в просимом. Видно, из-за того, что умер Амбагай-хаган, нас может оговаривать даже Оэлун".]
Не потому ли, что скончался Амбагай-хаган, даже и Оэлун смеет с нами так говорить?"
§ 72. Согласно уговору - откочевать, бросив в нутуке этих (Есугаевских) матерей с детьми и уйти, никого из них не взяв с собой, - Таргутай-Кирилтух, Тодоен-Гиртай и прочие Тайчиудцы на другой же день тронулись вниз по реке Онону. Когда они покинули, таким образом, Оэлун-учжин, матерей с детьми и откочевали, Хонхотанский Чарха-ебуген поехал их уговаривать. Но Тодоен отвечал ему: "Тут
Ключевые воды пропали,
Бел-камень треснул!
А ты-то как смеешь отговаривать людей ?" - сказал ему Тодоен-Гиртай и при этом сзади кольнул его в спину копьем.
§ 73. Тяжело раненый Чарха-ебуген лежал у себя дома. Когда Темучжин приехал его проведать, Хонхотанский Чарха-ебуген сказал ему: "Я подвергся такой напасти, уговаривая людей, когда те откочевали, захватив с собою весь наш улус, улус собранный твоим благородным родителем". Темучжин уехал от него в слезах, Оэлун-учжин, покинутая народом, сама подняла знамя и выступила. Многих ей удалось воротить, однако и тот возвращенный народ не устоял и снова ушел вслед за Тайчиудцами.
§ 74. Когда же укочевали Тайчиудские братья, покинув в старом кочевье вдову Оэлун-учжин с малыми детьми, вот как пошло:
Мудрой женой родилась Оэлун.
Малых детей своих вот как растила:
Буденную шапочку покрепче приладит,
Поясом платье повыше подберет,
По Онон-реке вниз и вверх пробежит,
По зернышку с черемухи да яблонь-дичков сберет
И день и ночь своих деток пестует.
* * *
Смелой родилась наша мать-Учжин.
Чад своих благословенных вот как растила:
С лыковым лукошком в степь уйдет,
На варево деткам корней накопает,
Корней судун да корней кичигина.
* * *
Черемухой да луком вскормленные
Доросли до ханского величия.
Корнем чжаухасуна вспоенные
Праведной матери дети
Стали правосудными и мудрыми.
* * *
§ 75. Голым чесноком у матери вскормлены
Поднялись отважными сынами,
Вознеслись высокими сайдами,
Из всех выдались и мужеством и отвагою.
* * *
А обетом себе поставили - мать кормить.
На крутом берегу матушки Онон-реки
Вместе усядутся, друг для друга крючья ладят,
На крючья рыбешку негожую притравливают,
Ленков да хайрюзов выуживают,
Невода ли сплетут, плотву неводят.
С сыновней любовью матушку напитают.
[Оэлун-Учжжин мудрой женой родилась. Воспитывая своих малых детей, крепко прилаживала рабочую вдовью шапочку, коротко поясом платье подбирала, бегала по Онон-реке и вниз и вверх, по зернышку собирала с диких яблонь и с черемухи, день и ночь кормила,>Смелая (возможно и счастливая, не простая, причастная миру духов) от роду мать-Учжин, пестуя своих благословенных (счастливо-блаженных, августейших) детей, брала с собой лыковое лукошко, копала коренья судуна и кичигине и кормила.
У матери-Учжин черемухой да луком вскормленные дети доросли до ханского достоинства. У праведной матери-Учжин корнями растений вскормленные дети стали и справедливыми, и мудрыми.
Те, которых голым чесноком вскормила прекрасная Учжин, стали отважными сынами, стали высоко вознесенными сайдами-сановниками. А как стали мужами-сайдами. выдавались они мужеством и отвагою.
И дали друг другу слово прокармливать свою мать. Стали сиживать на крутом берегу Онон-матушки, друг для друга стали ладить крючья-удочки. Наживляя негодную рыбешку, стали удить. Притравляя игольные крючья-удочки, стали выуживать ленков да хайрюзов. Сплетая сети-невода, стали выдавливать рыбку-плотвичку. В знак сыновней почтительности стали и сами кормить свою мать.].
§ 76. Таким-то образом сидели однажды на берегу Онона Темучжин, Хасар, Бектер и Бельгутай. И вот на один из закинутых крючьев попалась блестящая рыбка-сохосун. Бектер с Бельгутаем отняли ее у Темучжина с Хасаром. Те пошли домой и стали жаловаться матери, Учжин-эхе: "Братья Бектер с Бельгутаем насильно отобрали у нас блестящую рыбку, которая клюнула на крюк".-"Ах, что мне с вами делать? -говорит им мать Учжин-эхе. -Что это так неладно живете вы со своими братьями! Ведь у нас, как говорится,
Нет друзей, кроме своих теней,
Нет хлыста, кроме скотского хвоста.
Нам надо думать о том, как бы отплатить за обиду Тайчиудским братьям, а вы в это время так же не согласны между собою, как некогда пятеро сыновей праматери вашей Алан-эхэ. Не смейте так поступать!"
§ 77. Не по вкусу пришлись эти слова Темучжину с Хасаром, и стали они роптать: "Ведь совсем недавно они точно таким же образом отняли у нас жаворонка, подстреленного детской стрелой-годоли, а теперь вот опять отняли! Как же нам быть в согласии?" И, хлопнув дверью, они поспешно ушли. Бектер в это время стерег на холме девять соловых меринов. Темучжин подкрался к нему сзади, а Хасар - спереди. Когда они приблизились, держа наготове свои стрелы, Бектер обратился к ним с такими словами: "Думаете ли вы о том, с чьей помощью можно исполнить непосильную для вас месть за обиды, нанесенные Тайчиудскими братьями? Зачем вы смотрите на меня, будто я у вас
Ресница в глазу
Иль заноза в зубах.
Чего же стоят такие рассуждения, когда у нас
"Нет друзей, кроме своих теней,
Нет хлыста, кроме скотского хвоста.
Не разоряйте же моего очага, не губите Бельгутая!" С этими словами он покорно присел на корточки. Темучжин же с Хасаром тут же в упор пронзили его выстрелами спереди и сзади и ушли.
§ 78. Как только они вернулись домой, мать-Учжин сразу же поняла все по лицам обоих своих сыновей: "Душегубцы! -сказала она. -Не даром этот-вот яростно из утробы моей появился на свет, сжимая в руке своей комок запекшейся крови!
Этот-вот видно не даром,
Из чрева яростно вырвавшись,
Сгусток кровавый в руке зажимая,
На свет появился!
Темное дело свое вы свершили
Словно дикие псы,
Что лоно у матки своей прогрызают.
Словно свирепый хаблан,
На скалу налетающий.
Львам вы подобны,
Чью ярость ничто не уймет.
Демонам-змеям, мангусам,
Живьем, говорят, пожирающим.
Или же - кречеты вы:
Те свою тень поражают.
Щуки коварные вы:
Засады вы жертву глотаете.
Или - верблюжьи самцы:
Верблюжонку лодыжки грызете.
Волкам подобны голодным:
Те за добычей в ненастье следят.
Птица турпан пожирает птенцов своих,
Если увлечь за собой их не может.
Смел на защиту трусливый шакал,
Если гнездо его кто потревожит.
Барс не замедлит схватить.
Зря нападает дворняга.
Вот с кем вы сходны в злодействе своем!
["Вы сгубили его, словно дикие псы, прогрызающие материнскую утробу; словно хаблан (птица ?), бросающийся на скалы даже; словно львы, не могущие унять свою ярость; словно демон-мангус, глотающий живьем; словно кречет, бросающийся на свою собственную тень; словно щука, хватающая исподтишка; словно верблюд, кусающий сгиб задней ноги у своего же одногодовалого верблюжонка; словно волк, заглядывающий в ненастный день; словно турпан, пожирающий своих птенцов, когда он не в силах увести их за собой; словно обороняющийся шакал, когда потревожили его логово; словно тигр, не мешкающий в своей хватке; словно дворняга, кидающаяся без разбору... Нет у вас друзей, кроме собственной тени; нет у вас плети, кроме (конского) хвоста..."]
Речь ведь о том, кто вам поможет отомстить Тайчиудцам, раз вы не в силах сами с обидой покончить. У вас же сейчас
Нет дружеской сени, кроме собственной тени,
Нет другого хлыста, кроме хвоста.
О чем же вы думаете, так поступая?"
И долго она с великим гневом говорила им,
Древние речи распускала,
Старые слова развивала.
[Вскрывала она, разъясняла (распарывала) старые слова, распространяла древние слова.]
§ 79. Тогда является во главе своей охранной (турхаут) стражи Таргутай-Кирилтух. Он сообразил теперь:
Видно овечки-то, кургашки облиняли,
Слюни свои подобрали.
Тут матери с детьми и все братья в ужасе бросились прятаться в тайгу. Бельгутай построил укрепление из поваленных деревьев, а Хасар перестреливался с неприятелем. Хачиуна, Темугея и Темудуну спрятали в ущелье, а сами вступили в бой. Тогда Тайчиудцы стали громко кричать им: "Выдайте нам своего старшего брата, Темучжина! Другого нам ничего не надо!" Этим они и побудили Темучжина обратиться в бегство. Заметив, что Темучжин пустился в лес, Тайчиудцы бросились за ним в погоню, но он уже успел пробраться в густую чащу на вершине Тергуне. Не умея туда проникнуть, Тайчиудцы окружили этот бор и стали его сторожить.
§ 80. Проночевал Темучжин трое суток в тайге и решил, наконец. выходить. Взял свою лошадь под уздцы и пошел. Вдруг - неожиданная задержка: с лошади сползло седло. Стал он рассматривать, и видит: седло сползло при туго подтянутой подпруге и нагруднике. Вот так причина задержки. Тогда стал он раздумывать: "Подпруга еще туда-сюда, но как могла сползти также и подгрудная шлея? Не иначе, что само небо меня удерживает". И он вернулся назад и провел в лесу еще трое суток. Решил было опять выходить, как смотрит: у самого выхода из тайги, у самого выхода лежит белый валун-кремень, величиной с походную юрту, и вплотную закрывает выход. "Не ясно ли, -подумал он, -не ясно ли, что само небо меня удерживает". Провел он в лесу еще девять суток, без всякой пищи, и думает: "Ужели довести себя до бесславной смерти? Выйду теперь!" И принялся срезать своим ножом для очинки стрел, срезать деревья, которые не давали прохода, окружая тот белый валун, величиной с юрту, что свалился откуда-то и заслонил проход. Кое-как провел он свою спотыкавшуюся лошадь и уже стад было выходить на прогалину. А Тайчиудцы тут-как-тут, сторожат. Схватили его и повели с собой.
§ 81. Таргутай-Кирилтух привез Темучжина к себе в улус и там подверг его законному наказанию. На ночлег при этом он должен был скитаться из юрты в юрту. 16-го числа Первого летнего месяца, по случаю праздничного дня полнолуния, Тайчиудцы праздновали веселым пиршеством на крутом берегу Онона и расходились, когда уже заходило солнце. На это празднество Темучжина привел какой-то слабосильный парень. Выждав время, когда все праздновавшие разошлись, Темучжин бежал от этого слабосильного парня, вырвавшись у него из рук и всего раз ударив его по голове шейной своей колодкой. Он прилег было в Ононской дубраве, но, опасаясь, как бы его не заметили, скрылся в воду. Он лежал в заводи лицом вверх, а шейную колодку свою пустил плыть вниз по течению.
§ 82. Между тем упустивший его человек громко вопил: "Упустил колодника!" На его крики со всех сторон стали собираться Тайчиудцы. Они тотчас же принялись обыскивать рощу Ононскую: светил месяц, и было светло, как днем. Сулдусский Сорган-Шира проходил как раз мимо того места, где Темучжин лежал в заводи. Он заметил его и говорит: "Вот это дело! За то, видно, ты и не мил своим братцам, что так хитер; что
Во взгляде - огонь,
А лицо - что заря.
Но не робей, так и лежи, а я не выдам!" -и проехал дальше. Когда стали уговариваться о дальнейших поисках, Сорган-Шира посоветовал: "Давайте снова хорошенько обыщем каждый свой участок обратным путем". Все согласились и пошли каждый обратно тем же своим путем, снова тщательно его обыскивая. Вторично проезжая мимо него, говорит Сорган-Шира: "Лежи себе. Неподалеку тут твои братцы точат на тебя свои зубы и языки. Но не робей!", -и поехал дальше.
§ 83. И опять уговариваются они о новых поисках, и опять советует Сорган-Шира: "Сынки Тайчиудцы! Среди белого дня вы потеряли целого человека, как же можем мы найти его темною ночью? Давайте напоследок хорошенько просмотрим, на обратном пути, каждый свою долю, да и по домам; а завтра утром опять сойдемся на поиски. Куда может уйти этот человек, с колодкой на шее?" Все согласились и пошли снова повторным поиском. Опять подъехал к нему Сорган-Шира и говорит: "Уговорились кончать поиски, утром будем искать. Теперь ты выжди, когда мы разойдемся, да и беги домой. Если же тебя кто увидит, смотри не проговорись, что я тебя видел". И с этими словами уехал.
§ 84. Выждав пока они разошлись, Темучжин пошел вниз по Онону разыскивать юрту Сорган-Ширая. Он размышлял так: "Еще позавчера, когда мне пришла очередь ночевать тут, ночую я в юрте Сорган-Ширая. Сыновья его Чимбай с Чилауном жалеют меня. Ночью, видя мои мученья, ослабляют колодку и дают возможность прилечь. А теперь вот и Сорган-Шира хоть и заметил меня, а проехал мимо. Не донес. Не спасут ли они меня также и в настоящем положении?"
§ 85. Юрта Сорган-Ширая была приметная: все время переливали молоко и всю ночь до самого рассвета пахтали кумыс. Примета - на слух. Идя поэтому на стук мутовки, он и добрался до юрты. Только он вошел, как Сорган-Шира говорит: "Разве я не велел тебе убираться восвояси? Чего ты пришел?" Тогда оба его сына, Чимбай и Чилаун стали говорить: "Когда хищник загонит малую пташку в чащу, то ведь и чаща сама ее спасает. Как же ты можешь говорить подобные слова человеку, который к нам пришел?" Не одобряя слов своего отца, они сняли с него колодку и сожгли ее на огне, а самого поместили в телегу, нагруженную овечьей шерстью и стоявшую за юртой. Они поручили его заботам своей младшей сестры, по имени Хадаан, строго наказав ей не проговориться об этом деле ни одной живой душе.
§ 86. На третий день, подозревая, что его скрывает кто-нибудь из своих же, стали всех обыскивать. У Сорган-Ширая обыскивали в юрте, в повозках и всюду вплоть до исподов сидений. Забрались потом и в телегу, загруженную овечьей шерстью, позади юрты. Разобрали шерсть сверху и стали уж добираться до дна, как Сорган-Шира говорит: "В такую-то жару как можно усидеть под шерстью?" Тогда люди, производившие обыск, слезли и ушли.
§ 87. Когда обыск окончился, Сорган-Шира говорит Темучжину: "Чуть было не развеял ты меня прахом. Ступай-ка теперь и разыскивай свою мать и братьев!" Он дал Темучжину беломордую рыжую яловую кобылу, сварил двухгодовалого барана, снабдил его бурдюком и бочонком, но не дал ни седла, ни огнива. Дал только лук да пару стрел. С таким снаряжением он его отпустил.
§ 88. Так выступивши, Темучжин добрался до тех мест, где они скрывались в устроенных заграждениях. Следом, по примятой траве, пошел дальше вверх по течению реки Онона. След привел к речке Кимурха, впадающей в Онон с запада. Идя далее тем же следом, он нашел своих в урочище Хорчухуй-болдак, у Кимурхинского мыса Бедер.
§ 89. Соединившись там, они тронулись дальше и расположились кочевьем в Хара-чжируханском Коконуре, у речки Сангур, в глубине урочища Гуледьгу, по южному склону Бурхан-халдуна. Там промышляли ловлей тарбаганов и горной крысы-кучугур, чем и кормились.
§ 90. Однажды явились грабители и, на глазах у всех, угнали восемь соловых меринов, находившихся недалеко от юрты. И видели, да ничего не могли поделать: на куцом бегунце савраске Бельгутай уехал на охоту за тарбаганами. После заката солнца приходит Бельгутай, шажком ведя за собой куцего бегунца савраску, с навьюченными на нем тарбаганами. Когда ему рассказали об угоне соловых меринов, Бельгутай говорит: "Я еду в погоню". А Хасар говорит: "Ты не справишься, в погоню отправлюсь я". "Вам не справиться, -говорит Темучжин. -Погонюсь-ка я". И с этими словами Темучжин сел на саврасого бегунца и поехал по следу, оставленному на траве соловыми меринами. Трижды он ночевал в пути и вот рано утром встречает на следу, в шалаше при табуне, какого-то молодца, который в это время доил кобылу. На вопросы о соловых меринах парень отвечал: "Сегодня, рано утром, перед восходом солнца, тут действительно прогоняли восемь соловых меринов. След я отведу" 1 . И с этими словами он пустил в табун куцого савраску, а Темучжина посадил на бело-спинного вороного, Орох-шинхула. Сам же сел на буланого бегунца, Хурдун-хуби. Не заехав даже к себе домой, он бросил в степи свои подойники и бурдюки, кое-как их прикрыв, и говорит: "Друг, ты ведь сильно измаялся в пути, а у добрых молодцев горе-то общее. Поеду-ка я с тобой в товарищах. Мой отец прозывается Наху-Баяном. Я его единственный сын, зовусь Боорчу". И поехали они по следу. На четвертый день пути их, вечером, в ту пору, когда солнце начинает скрываться за горизонтом, они подъехали к куреню какого-то племени и тут увидели восьмерых соловых, которые паслись на краю этого большого куреня. Темучжин и говорит: "Ты, друг, постой здесь, пока я угоню вон тех соловых". - "Я, - отвечал Боорчу, - я ведь пошел с тобой в товарищах. Чего же это я буду стоять тут?" И они бросились вместе и угнали соловых меринов.
§ 91. Вслед за ними один за другим бросаются в погоню люди. Кто-то на белом коне, с укрюком в руке, уже настигает их в одиночку. "Товарищ, -говорит Боорчу, -давай мне лук и стрелы, я буду отстреливаться!"-"Нет, -отвечает Темучжин. -Недоставало, чтобы ты еще из-за меня и погиб. Я сам буду отстреливаться!" И он, обернувшись, начал пускать стрелы назад. Всадник на белом коне приостановился и стал своим укрюком подавать знаки. Тогда задние бросились было к нему вскачь. Но к этому времени солнце уже закатилось и стало темнеть. Застигнутые темнотою, задние приостановились, и отстали все.
§ 92. Ехали они напролет всю ту ночь, ехали потом напролет еще три дня и три ночи, пока наконец не доехали. "Друг, -говорит Темучжин. -Разве я без тебя вернул бы этих своих лошадей? Давай разочтемся. Сколько ты хотел бы?" Но Боорчу отвечал на это: "Ведь я почему поехал с тобой? Потому что видел, как страдает мой добрый товарищ; потому что хотел оказать услугу своему доброму товарищу. Разве я за барышом гнался? Ведь мой отец не зря зовется Наху-Баяном. И я не даром его единственный сын. Я ничего не возьму. Иначе моя услуга - что же это была бы за услуга? Ничего не возьму!"
§ 93. За этим разговором подъехали к юрте Наху-Баяна. А тот уже проливал слезы по своем пропавшем сыне Боорчу. Вдруг тот является Глядя на своего сына, то плачет он, то бранится. А Боорчу говорит: "В чем дело? С горем приехал добрый товарищ, я и съездил с ним в товарищах. А вот и вернулся". С этими словами он слетал в степь и привез припрятанные там бурдюки и подойники. Затем они как следует снарядили Темучжина в дорогу: зарезали на харчи ягненка-кургашку, дали полный бурдюк питья, и говорит тогда Наху-Баян: "Вы оба - молодые ребята. Любите же друг друга и никогда друг друга не покидайте!" Простившись с ними, Темучжин в три ночи и в три дня доехал домой, на речку Сангур. Тем временем и мать Оэлун и Хасар с прочими братьями горевали, не находя себе места. За то и обрадовались, увидав теперь Темучжина.
§ 94. Потом Темучжин, вместе с Бельгутаем поехал вниз по Келурену разыскивать Дэй-Сеченову Борте-учжину: он не видал ее с тех пор, как побывал у них еще девятилетним мальчиком. Дэй-Сечен, как и все Унгираты, по-прежнему оказался между урочищами Чекчер и Чихурху. Увидав Темучжина, Дэй-Сечен очень обрадовался и говорит: "Наконец-то вижу тебя. Я уж совсем было потерял надежду и загоревал, зная, как ненавидят тебя Тайчиудские братцы". Потом, обручив его с Борте-учжин, стал снаряжать проводы. Поехал провожать и сам, воротясь домой с Келуренских Урах-чжолнудов. А жена его, мать Борте-учжины, по имени Цотан, та, провожая свою дочь, доставила ее прямо в семью мужа, когда кочевали на речке Сангур, в глубине урочища Гурельгу.
§ 95. Когда пришло время провожать домой Цотан, то он послал Бельгутая позвать в товарищи и Боорчу. Выслушав Бельгутая, Боорчу даже отцу своему не сказался: сел на своего горбатого савраску, бросил через седло свой серый армяк и явился вместе в Бельгутаем. Вот какие услуги он оказал и вот как стал другом.
§ 96. В то время когда уезжали с речки Сангур и расположились кочевьем на Келурене у подмытого водоворотом яра Бурги-ерги, то Цотан подарила черного соболя доху, в качестве свадебного подношения ее - шидкуль, свекрови своей. Эту свою доху Темучжин, вместе с Хасаром и Бельгутаем, повез к Ван-хану, рассудив так: "Ведь когда-то Ван-хан Кереитский побратался, стал андой с батюшкой Есугай-ханом. А тот, кто доводится андой моему батюшке, то все равно что отец мне". И он поехал к Тульскому Темному Бору - Хара-тун, узнав, что Ван-хан находится там. Приехав к Ван-хану, Темучжин сказал: "Когда-то вы с родителем моим побратались, а стало быть, вместо отца мне; в таком рассуждении я и женился, поэтому я тебе привез свадебный подарок - одежду". И с этими словами он поднес ему соболью доху. Растроганный Ван-хан дал такой ответ:
"За соболью доху отплачу,
Твой разбитый народ сколочу,
Соберу, ворочу!
За соболью доху отплачу,
Разбежавшийся люд ворочу,
Полным счетом вручу,
Пусть все станет по местам:
Здесь - почетный; челядь -там".
["В благодарность за черную соболью доху объединю твой разъединенный улус. В благодарность за соболью доху соберу твой рассеянный улус. Пусть лопатка пойдет к передней части (почетной), а почки - к задней части".]
§ 97. Когда, возвратись оттуда, находились у подмытых Яров, Бурги-эрги, приходит с Бурхан-халдуна старт; Урянхадаец, Чжарчиудай, с раздувальным мехом за плечами, и приводит своего сынишку, по имени Чжелме. "Я когда-то поднес вам, -говорил Чжарчиудай, -поднес вам в Делиун-болдохе собольи пеленки по случаю рождения Темучжина. Тогда же я отдавал вам и вот этого сынка своего, Чжелме, но увел обратно, потому что сказали: маловат. Теперь же отдаю своего Чжелме вот для чего:
Вели ему коней седлать,
Вели ему дверь открывать".
§ 98. Однажды, во время кочевки у Бурги-эрги, в истоках реки Келурена, чуть свет, в ту пору, когда начинает только желтеть воздух, поднялась Хоахчин-эмген, служанка в юрте матери Оэлун, поднялась и говорит: "Поскорее вставай, мать. Слышен топот конский, земля дрожит. Уж не едут ли опять эти неотвязные Тайчиудцы? Тотчас вставай, мать!"
§ 99. Тотчас же встала и мать Оэлун, встала и велит поскорей разбудить ребят. Темучжин и другие ребята тоже не замедлили встать. Поймали лошадей и сели верхом: на одной лошади - Темучжин, на другой - Оэлун-эке, на третьей - Хасар, на четвертой - Хачиун, на пятой - Темуге-отчигин, на шестой - Бельгутай, на седьмой - Боорчу и на восьмой - Чжелме. Темулуну же мать Оэлун держала у себя на руках, у груди. Одну лошадь приспособили в качестве заводной, так что для Борте-учжины не оставалось лошади.
§ 100. Темучжин с братьями тронулись и еще до зари поднялись на Бурхан. Спасая Борте-учжину, Хоахчин-эмген усадила ее в крытый возок, запрягла рябую в почках корову и тронулась вверх по речке Тенгели. Еще темнел бор по северным склонам. Светало. Вдруг навстречу им скачут, озираясь кругом, ратные люди. Подъехали к старухе и спрашивают: "Ты кто такая?" - "Я темучжиновская!" -говорит старуха Хоахчин. -"Езжу в большую юрту стричь овец. А сейчас еду домой". - "А Темучжин-то дома? Далеко ль до его юрты?" -спрашивают те. -"Юрта-то его близко, -говорит Хоахчин, -а дома ли он, нет ли, -того не знаю: я выехала с заднего двора".
§ 101. Ратники тотчас ускакали. Тут старуха Хоахчин принялась хлестать, подгонять свою рябобокую корову, да от спешки-то ось тележная и сломалась. Оставшись со сломанной осью, давай они уговариваться пешком пробраться в лес. Как вдруг подлетают к ним вскачь те самые, что и давеча ратники, а с ними Бельгутаева мать, которую вдвоем с одним из них посадили за седло: ноги ее свисали без опоры в стременах. Подлетают: "А в телеге у тебя что?" -спрашивают. -"Везу овечью шерсть!" -отвечает старуха Хоахчин. Тогда военные начальники говорят: "Слезай-ка, ребята, да посмотри!" Ребята слезли и приоткрыли дверцу крытого возка: "Да тут сама госпожа!" -говорят они и выволокли ее. Они посадили ее на коня сундлатом, вдвоем с Хоахчин, и поднялись на Бурхан, идя по следу Темучжина, по примятой траве.
§ 102. По следам Темучжина трижды они обошли Бурхан-халдун, но не могли его поймать. Метались туда и сюда, шли по его следу по таким болотам, по такой чаще, что сытому змею и не проползти. Однако изловить его все же не смогли. Оказывается, то были люди из трех Меркитских родов: Тохтоа из Удууд-Меркитского рода, Даир-Усун из Увас-Меркитского рода и Хаатай-Дармала из Хаат-Меркитского рода.За то, что когда-то у Чиледу была отнята Оэлун-эке, теперь они, в свою очередь, пришли отомстить. "Ну, теперь мы взяли пеню за Оэлун, забрали у них жен. Взяли-таки мы свое!" -сказали Меркиты и, спустившись с Бурхан-халдуна, тронулись по направлению к своим домам.
§ 103. Тогда Темучжин велел Бельгутаю, Боорчу и Чжелме трое суток следовать по пятам за тремя Меркитами, чтобы убедиться, действительно ли они возвращаются домой, или хотят устроить ловушку. Сам же, дав Меркитам подальше углубиться в степь, сошел с Бурхана и, ударяя себя в грудь, сказал:
"А все оттого, что у доброй Хохчин
Кротовые уши видать,
У матушки доброй Хохчин
Хорьковое зренье подстать.
* * *
На тяжко-подъемном коне,
Кляня свою тяжесть вдвойне,