В целом представляется разумным принять за время создания Pигведы вторую половину — конец II тысячелетия до н. э.. хотя наиболее поздние части памятника могли быть созданы на рубеже II — I тысячелетий до н. э. Датировка эта, конечно, весьма условна.
§1. Слова и вещи в Ригведе
Можно считать, что от эпохи, когда создавалась Ригведа, не осталось никаких других сколько-нибудь надежных источников, кроме самого собрания гимнов. Дело в том, что достижения археологии в этой области в высшей степени скромные: полукочевые племена ариев, возившие с собой все свое имущество, оставляли только мусор на местах покинутых поселений. Интереса к истории в Древней Индии, как известно, не было. Поэтому можно понять, с каким напряженным вниманием обращаются к гимнам Ригведы специалисты в самых разных областях материальной и духовной культуры Древней Индии. Они обращаются с тем, чтобы попытаться выяснить, как в Ригведе отражен повседневный быт арийских племен, особенности их социального уклада, политической жизни и т.п. Гимны же содержат сведения прежде всего о религиозных представлениях ариев, и извлечь их них информацию о реалиях оказывается весьма непростым делом Иными словами, разглядеть черты повседневной жизни можно только сквозь призму ритуала и мифологии. При этом следует заметить, что и сам ритуал жертвоприношений, который был столь важен для риши — авторов гимнов, ясен далеко не во всех деталях на основании текста гимнов. Возможно, в то время не существовало еще единого, устоявшегося ритуала, обязательного для всех, но существенно и то, что сквозь толщу гимнов далеко не всегда удается пробиться к той последовательности действий жрецов, которая сопровождала исполнение гимна, и, наконец, не все гимны сопровождались ритуалом жертвоприношения.
Ученые-индологи в соответствии со своими научными интересами на основании толкования контекстов Ригведы стремятся определить точное лексическое значение слов, выражающих важные для изучения денотаты (часто это бывают названия конкретных предметов). Ученые-компаративисты стремятся к тому же, чтобы на основании значения древнеиндийского слова реконструировать его исходный индоевропейский источник. Эти стремления вполне оправданны, настораживает только то обстоятельство, что, толкуя одни и те же контексты Ригведы, разные исследователи приходят к очень несхожим выводам. Достаточно вспомнить хотя бы сравнительно недавнюю дискуссию о том, был ли сома, соком которого опьянялся Индра, чтобы совершать свои героические подвиги, грибом-мухомором — гипотеза, выдвинутая американским микологом Р. Г. Уоссоном, или он был эфедрой, как считает большинство ведологов (20). Сторонники каждой из этих точек зрения в подтверждение приводили те же самые контексты Ригведы.
Возникает вопрос: что же это за текст, который допускает возможность противоречащих друг другу интерпретаций? Специфика этого текста заключается в том, что это текст особого назначения, цель которого – установить контакт адепта с божеством, и с этой точки зрения архаичная культовая поэзия может быть описана в терминах теории коммуникации: адепт передает определенную информацию божеству (20). Поэт старается привлечь внимание божества, восхваляет его подвиги и прославляет его. Делается это с помощью Священной Речи, персонифицированной в образе богини Вач. Восхваления перемежаются с просьбами к божеству. Предполагается, что в ответ на искусно сделанный гимн (который поэт изготавливает как плотник — колесницу или как ткач — материю) божество исполнит пожелания адепта (обычный для архаичной модели мира обмен дарами). И чем искуснее сложен гимн, тем больше шансов у поэта получить вознаграждение от божества.
Содержание гимна, таким образом, определяется в первую очередь его коммуникативным назначением: это миф и ритуал. Мифологических сюжетов в Ригведе, как известно, совсем немного, и главные из них: миф об убийстве Индрой змея Вритры, запрудившего реки, и миф об освобождении Индрой коров — утренних зорь из скалы Вала, спрятанных там демонами Пани, повторяются из гимна в гимн. Это тот материал, на основании которого восхваляется Индра. Задача поэта заключается не в том, чтобы создавать новые сюжеты, а в том, чтобы в соответствии с «истиной» по-новому расцветить старые сюжеты и вновь привлечь внимание божества, бывшего милостивым еще к предкам поэта. Поэтическое искусство риши в Pигведе было целиком подчинено Канону. В таком ключе рассматривалось творчество «предков»-питаров (букв. «отцов») — понятие широкое и расплывчатое: от реальных основателей поэтических родов, которым принадлежали наиболее древние части собрания — «фамильные» мандалы, до мифических полубогов-певцов Ангирасов, участников мифа Вала, пением проломивших скалу. И когда ригведийский поэт обещает почтить божество «новой песнью», речь идет только о новой формальной разработке старого сюжета, т. е. об установлении нового контакта с божеством.
В свете того, что содержание гимнов Ригведы в высшей степени монотонно, вопросы стиля приобретают особое значение. А стиль этой культовой поэзии темен и неясен. Его называют обычно суггестивным. Он полон намеков и недосказанностей. Эффекты неоднозначности текста достигаются разными методами: как экстралингвистическими, так и лингвистическими. При восхвалении божества разные его образы сменяют друг друга, контекст же может соотноситься одновременно с мифом и с ритуалом. Вот, например, как описывается один из этапов приготовления напитка бессмертия богов — амриты из выжатого сока сомы в IX, 85, 9:
Он взошел на небо, бык, смотрящий далеко.
Он ярко зажег светлые пространства неба, (этот) поэт. ..далее 

Последнее обновление страницы: 05 июля 2002 20:45:15