никогда не испытывала в жизни, самые радостные, какие только существуют на
земле, и самые печальные, когда хочется умереть. Она не могла бы  выразить
их на скудном человеческом языке. Это все возможно передать только  первым
поцелуем, молчаливым взглядом, шепотом в лунную ночь.
Филипп тихо ехал позади, на расстоянии полета стрелы.  Хотя  он  и  был
всего лишь варяжский наемник, смотревший на женщин как на временную  утеху
воина, но чувствовал сейчас, что ему не надо приближаться к  Ярославне.  И
вдали от него Анна спрашивала себя: что же она делает? Разве она  не  дочь
могущественного князя? Что ей до  этого  варяга,  который  сегодня  служит
здесь, а завтра в другой стране? Она повела плечом. Но оглянулась, и снова
ее охватила сладкая грусть.
После погони за вепрем, когда порой захватывало дыхание, во рту у  Анны
пересохло, и ей захотелось пить.  Это  родилась  огненная,  ни  с  чем  не
сравнимая жажда. По некоторым признакам можно было догадаться, что  где-то
поблизости протекает ручей: там,  где  долина  понижалась,  росли  ракиты,
любящие близость влаги. Анна, даже не спросив, желает ли ярл следовать  за
нею,  повернула  коня  в  ту  сторону.  Вскоре  она  с  радостью  заметила
прозрачную струйку воды, торопливо бежавшую по  белым  камушкам,  как  это
часто бывает в местах, где  растут  дубы.  Трава  в  ложбине,  по  которой
протекал ручей, еще оставалась зеленой, и и из нее  с  кряканьем  вылетели
дикие утки, в отчаянье вытягивая длинные шеи, но на лужках  и  под  дубами
злаки уже поблекли и все было усеяно желудями -  привольное  пастбище  для
диких свиней.  Кое-где  последние  цветы,  колокольчики  и  еще  какие-то,
названия которых Анна не знала, робко, поднимали синие и розовые  головки.
Над ними хлопотали вялые осенние пчелы,  осторожно  опускались  на  цветы,
счастливо склонявшиеся от этой ноши, и, неловко перебирая  лапками,  точно
сердясь на свою  немощь,  собирали  остатки  летней  сладости.  Листья  на
ореховых кустах совсем пожелтели, и по  сравнению  с  ними  дубы  казались
покрытыми великолепной зеленью. С них шумно падали  желуди  и  порой  тихо
слетал побуревший лист. Золотые и розовые осины трепетали  в  предчувствии
зимы.
Анна, держа коня за повод, спустилась  к  ручью.  В  одном  месте  вода
лилась через камень и казалась особенно прозрачной. Девушка стала  черпать
ее рукою, пила из горсти и так делала до тех пор, пока не  утолила  жажду.
Рядом наклонился к струе Филипп. Но он не черпал воду, а лег  на  землю  и
жадно пил, как зверь, - прямо из ручья.
Вероятно, им обоим было здесь хорошо. Ни она, ни он не  беспокоились  о
том, чтобы предпринять  поиски  дороги,  вовремя  вернуться  к  охотникам.
Известно, что влюбленные - как дети, а звуки рогов, очевидно, не  долетали
в эти чащи. Филипп ушел в орешник, и Анна видела, как  он  рвал  с  кустов
орехи, и потом принес их полную шапку.
В нерешительности, не зная, что сказать  друг  другу,  они  сидели  под
дубом, и рядом лежала красная шапка с орехами. Филипп срывал только  самые
крупные гроздья. Анна вынимала орех из побуревшего гнезда,  клала  в  рот,
зажмуривалась на мгновение и с сухим треском разгрызала скорлупу  молодыми
зубами, чтобы вынуть из нее шершавый спелый орешек.
- Может быть, мы услышим звуки рогов? - спросила она.
Но вокруг стояла благостная тишина. Ярл сидел рядом и молчал.  Вспомнив
рассказ Гаральда о Царьграде, Анна сказала ему:
- Расскажи мне еще о царице Зое.
Благодаря родству с Гаральдом и своему  знатному  происхождению  Филипп
уже двадцати лет от роду сделался  начальником  отряда  дворцовой  стражи, ..далее 

Последнее обновление страницы: 05 июля 2002 20:45:15