что Тристан - это он сам, а королева - Изольда, и пропел взволнованно:
Боже, храни на земле
счастливых любовников!
Так всегда Анна зарождала в мужских сердцах любовь, как будто явилась в
этот грубый мир с другой планеты.
6
По прошествии нескольких месяцев беременность королевы сделалась  столь
заметной, что Генрих оставил жену для государственных  дел.  Король  готов
был выполнить любое желание супруги и одарить ее новыми угодьями,  скрепив
хартию подписями графов и епископов; он весь сиял, глядя на  округлявшееся
чрево Анны, но теперь  мог  на  некоторое  время  позабыть  о  супружеских
обязанностях  и  отдать  все  свои  силы  возведению  замков,
чем
стал
пренебрегать в последние  годы,  а  между  тем  вновь  начинались  военные
тревоги.
В отсутствие короля Анна находилась в парижском дворце под  наблюдением
бродивших за нею по пятам приближенных женщин. Графиня Берта не спускала с
королевы  глаз.  Анне  не  позволяли  одной  сходить  по  крутым  каменным
лестницам - таково было повеление короля, опасавшегося, что  неловкий  шаг
может повлечь за собой падение будущей матери и тем причинить вред  плоду.
Но она сама со страхом готовилась к непостижимой тайне рождения ребенка, и
каждое ее движение было исполнено осторожности.
Теперь королева никогда не оставалась в одиночестве и вечно выслушивала
благоразумные наставления и  советы  не  утомлять  себя  чтением,  каковое
вообще более приличествует епископам и медикусам, чем королевам.  Все  эти
приближенные женщины смотрели на книги Анны  с  нескрываемым  подозрением.
Один бог знал, что в них написано  непонятными  славянскими  буквами!  Это
весьма попахивало ересью.
По утрам Анна часто беседовала  с  Милонегой  о  Киеве,  вернее,  вслух
представляла себе, что может происходить там, и Милонега делила эти  мысли
с любовью. Казалось, что у  наперсницы  не  было  своей  жизни,  все  свои
помышления она посвящала Ярославне.
Анна не стеснялась своего живота, однако не встречалась теперь  даже  с
епископом Готье,  рассказывавшим  такие  занимательные  истории.  Епископ,
назначенный  канцлером,  составлял  в  круглой  башне  латинские
хартии,
изысканный слог которых обращал на себя внимание знатоков, или утешался за
чтением Сенеки. Несмотря на огромное брюхо, этот человек напоминал  своими
речами сладкоголосого соловья среди ревущих ослов.
Однажды Милонега  доложила  госпоже,  что  ее  желает  видеть  какой-то
чужеземный купец, прибывший в Париж с Руси, по  его  словам  -  с  важными
известиями.  Анна  разволновалась  и  потребовала,  чтобы  путешественника
тотчас же позвали во дворец. К ее удивлению,  купцом  оказался  тот  самый
переводчик Людовикус, который сопровождал посольство, получил сполна  все,
что ему причиталось по соглашению, и потом исчез  бесследно,  заявив,  что
намерен теперь заняться торговлей мехами.  И  вот  он  вновь  появился  во
дворце, такой же чернобородый, лысый, с неизменной лисьей шапкой в руках и
сияющий от удовольствия, что увидел королеву.  Но  Анна  решила,  судя  по
невзрачному виду этого головного убора, что дела у  Людовикуса  далеко  не
блестящие.
Анна сидела в кресле, не скрывая материнскую полноту в широких складках ..далее 

Последнее обновление страницы: 05 июля 2002 20:45:15