сравнению  с  ее  опухшими  пальцами  это  обнаженное  плечо  олицетворяло
девическую нежность. Вокруг жили неискушенные люди, а если бы глаза у  них
были более внимательными, такими, как у художника,  который  изобразил  на
обыкновенной доске трогательную богоматерь и ее страдание, они сравнили бы
красоту Анны со статуей Афродиты, стоявшей на  торжище.  Иногда  живописец
втайне любовался этим мраморным видением. Но ему не суждено  было  увидеть
Ярославну во всей ее прекрасной наготе.
Княжна открыла глаза. В опочивальне стоял мрак, и девушка не  понимала,
почему прервали ее сладкий сон. Она спросила:
- Почему ты разбудила меня? Печенеги напали на нас?
- Не печенеги напали. Важное случилось в твоей жизни.
Голова Анны снова клонилась на подушку. Но мать настаивала:
- Проснись же скорей!
- Скажи, что случилось?
- Послы приехали из далекого королевства.
- Из какого королевства?
Спросонок Ярославна плохо соображала, но, когда мать объяснила ей,  что
это  сваты  прибыли
из
франкского
королевства,
княжна
проснулась
окончательно, точно она не спала, и схватилась со вздохом за то место  под
маленькой грудью, где билось у нее сердце.
- Из франкского королевства?
- Инга слышала, как дворский Филиппу говорил.
- Филиппу?
При упоминании этого имени Ярославна села на постели и сжала руки.
- Ярлу Филиппу? - прошептала она.
- Что с тобой? - изумилась княгиня. - Разве ты не знаешь ярла  Филиппа,
начальника стражи?
Анна ничего ей не ответила.
- Что же ты молчишь?
- Что я могу сказать тебе, мать?
- Радуйся, ты будешь королевой!
Ингигерда, в крайнем нетерпении, уже поспешила босыми ногами  к  двери,
которая вела в опочивальню мужа, чтобы из его уст услышать обо  всем,  что
сообщил воевода.
Когда Анна поднялась  с  подругами  на  забрало  Золотых  ворот,  чтобы
наблюдать оттуда, как франкские послы будут въезжать в город, первое,  что
она увидела, взглянув вниз, был ярл Филипп. Красная шапка, голубой плащ...
Анна пыталась привлечь на себя его взгляд, но молодой воин не отрываясь
смотрел на дорогу, над которой поднималось легкое облако пыли, и ей  стало
невыразимо грустно, что недогадливый не поднимет свои прекрасные  глаза  к
забралу. Ярославне казалось, что никакими словами нельзя передать ее  боль
и печаль, и слезы стали застилать зрение.
Когда посольство въехало  в  ворота,  Филипп  повернул  коня  и  поехал
впереди, как бы  показывая  послам  путь.  Девушки  перебежали  на  другую
сторону башни, и перед ними, среди крыш, деревянных  церквей  и  деревьев,
заблистали вдали золотые купола Софии. Ярл все так же горделиво  ехал,  ни
разу не оглянувшись, и белый конь, покачивая  крупом,  мерно  стегал  себя ..далее 

Последнее обновление страницы: 05 июля 2002 20:45:15